– Нет, – сказал Кирилл, – я думаю, миллиона три-четыре. Он был слишком глуп, чтобы скопить больше.
Полковник Аргунов удивился. Дело в том, что по сводкам проходило, что террористы предприняли свою отчаянную выходку, чтобы завладеть аналитическими разработками и документами об их базах и явках. Что в деле фигурировали какие-то деньги, полковник ФСО не знал. Он и не подозревал, что центр «Т» – это хранилище банка.
– Но я слыхал, там кого-то арестовали? – спросил Аргунов.
– Да, – сказал Кирилл, – объявили план «перехват», и стали останавливать всех, кого получится. Какой-то ростовский ОМОН торчал у мечети и проверял паспорта и мобильники. Из мечети после пятничной молитвы вышел парень из Пятигорска, и у него на мобильнике нашли видеоролик с убийством Панкова. Мент забрал у него мобильник и обругал по матушке, а парень взял и застрелил мента.
– Насмерть?
– Да.
Аргунов чуть присвистнул, а его заместитель, Никита Азямов, который каждую неделю бегал марафон и выглядел сейчас так, будто тридцатикилометровый марш-бросок по горам был для него только разминкой, нахмурился и сказал:
– Но ведь у него нашли фотографии Центра. С пояснениями по-английски.
– Пояснения были, – сказал Кирилл, – самые исчерпывающие. Та к и было написано по-английски: «Следующий объект террористической атаки». Я лично насчитал в словах «террористическая атака» три грамматических ошибки. Чувствуется кровавый почерк агентов ЦРУ.
– А откуда он оружие-то взял? – спросил Аргунов.
– У мента отнял, – ответил Кирилл.
– Сурово, – сказал Никита.
В эту секунду кто-то дотронулся до плеча Аргунова. Русский обернулся и увидел Арзо. Полковник ФСБ и Герой России Арзо Хаджиев стоял прямо за ним, и раздавленные ягоды калины в его руке были как пятна свежей крови.
– Где мне снайперов ставить? – спросил Арзо, кивнув на белую скалу, обросшую по макушке лесом. Та и в самом деле была идеальной точкой для секрета, прикрывающего на всякий случай крепость Смелую. К тому же грунтовку тоже надо было контролировать.
И тут Аргунов почувствовал, что это выше его. Его не волновали ни заслуги Арзо, ни брат в Совете Федерации, ни прочувствованная речь, в которой седой полковник громил на последнем съезде империалистическую интервенцию в республике Чечня. Он просто не мог позволить человеку с фамилией Хаджиев принять хоть какое-то участие в охране Углова.
– Снайперов будет ставить ФСО, – сказал Аргунов, – а крепость пусть как охраняли, так и охраняют. По-моему, Джамалудин прекрасно справлялся с этой задачей. Ты не возражаешь, Арзо?
– Не возражаю, – спокойно сказал чеченец.
Они уже садились в машины, когда Кирилл подошел к Хагену и медленно проговорил:
– Я был в третьем УВД. Та м в подвале – тридцать человек. Все тридцать сидят за покушение на Гамзата Асланова. У одних ногти вырвали, другим коленные чашечки пробили. Вот так.
– Плевать, – сказал Джамалудин, – все равно половина из них ваххабисты.
– Некоторым, – отозвался начальник Бештойского УВД Шапи Чарахов, – когда они затевают что-то против Гамзата, надо или думать лучше, или стрелять точнее.
С этими словами Шапи поглядел на Хагена, и когда Аргунов понял, что именно мог иметь в виду начальник милиции, он почувствовал, что у него сейчас отвиснет челюсть.
Через десять минут они приехали в бывший санаторий ЦК, и когда потный и усталый Аргунов вывалился из машины, ноздри его сразу защекотал божественный запах жарящегося мяса: к их встрече готовились по-королевски.
Застолье продолжалось до глубокой ночи. Обильная еда, тепло и спиртное сделали свое дело, и вскоре русские, чеченцы и аварцы стали все чаще хлопать по плечам друг друга, и даже слегка захмелевший Аргунов расхохотался от анекдота, рассказанного Хаджиевым.
Сотрудников ФСО поселили в лучших номерах.
Была уже полночь, когда Кирилл, сделав знак Джамалудину, встал из-за обильного стола, и они вместе вышли на террасу. Было довольно холодно, и склон горы, освещенный прожекторами, поднимался, казалось, прямо к звездам. За спиной их, из распахнутых окон второго этажа, долетали смех и музыка.
– Я хочу с тобой поговорить. О Ташове, – сказал Кирилл.
Худощавый аварец стоял совершенно расслабленно, и голос его, лишенный акцента, ни на секунду не изменился.
– Ты им недоволен?
– Не притворяйся. Об этом говорит весь город.
– О чем? – в голосе Джамалудина было искреннее недоумение.
– О том, что ты запретил ему жениться на чеченке, потому что она родственница террориста, и сосватал ему другую девушку. Ты знаешь, что происходит с парнем?
– Знаю, – ответил Джамалудин, – у него будет хорошая жена и хорошие дети.
– Послушай, я вчера вышел из Дома Правительства, он ждал меня за рулем. Ты знаешь, что он делал? Он плакал! Джамал, он рыдал, как ребенок! Что ты творишь? Ты наставил повсюду таблички с именами Аллаха, ты снес памятник русскому генералу, ты проверяешь торговок на рынке, но этого тебе мало! Ты лезешь в частную жизнь своих людей! Ты представляешь, чем это кончится?
Джамалудин помолчал, а потом вдруг неожиданно спросил:
– Этот человек, которого взяли за покушение на Адама, он сейчас в больнице?
– Что? Да при чем тут это?
– Этот человек в больнице?
– Да. Он убил мента. У меня в голове до сих пор не уладывается: у него отняли мобильник, а он застрелил человека.
– Его охраняют?
– Да. Я наорал на Чебакова перед тридцатью заключенными. Для него дело принципа посадить этого человека.
– Мне нужно, чтобы ты забрал его из больницы, – сообщил Джамалудин.
– В каком смысле забрал?
– Это же ты его туда отправил? Ну, ты и забери. Напиши бумагу, изыми и передай моим людям.
Кирилл натянуто рассмеялся.
– Это невозможно. Этот Магомед…
– Это не Магомед. Это Асхаб Хасанов.
Кирилл повернул голову. Джамалудин стоял, чуть облокотившись на парапет, в черной дутой куртке и черной вязаной шапочке, сдвинутой к затылку. Где-то на втором этаже пели под гитару ребята из федеральной службы охраны.
Кирилл попытался сопрячь высохшее серое лицо человека, почти без всякой причины выстрелившего в ментов у мечети, с полным курчавым здоровяком на фотографии. Лица не сопрягались. Но ведь с Кириллом в камере тогда был Ташов. Ташов знал Асхаба Хасанова гораздо лучше.
– Я тебя правильно понял? – спросил Кирилл.
– Да.
– Ты не удивишься, если я откажусь?
– Не удивлюсь, – отозвался аварец. – После роддома мы обошли мужчин, у которых погибли дети и жены. Я сказал, чем будет заниматься мой отряд, и я предложил им идти со мной. Ты знаешь, сколько погибло? Сто семьдесят четыре человека. Ты знаешь, сколько пришли в мой отряд? Двое. Если на сто горских семей нашлись двое мужчин, разве это удивительно, что русский чиновник не хочет быть мужчиной?
Кирилл помолчал.
– Это правда, – спросил Кирилл, – что ты был в роддоме? Вместе с солдатами?
Худощавый аварец резко повернулся к русскому, и Кирилл глянул в глаза под черной шапочкой. Глаз не было. Вместо них были два куска ночи. Кирилл внезапно почувствовал страшный холод.
– Там не было солдат. Ваши генералы даже не успели понять, что происходит. Та м была «Альфа». Вот этот Аргунов там был.
– Но… почему ты никогда не говоришь об этом? Почему ты не хочешь напомнить Москве..
– О чем? – сказал Джамалудин, и в голосе его прозвучала такая мука, что Кирилл вздрогнул. Казалось, это не говорил человек, это выл волк.
– Я никого не спас там, Кирилл, я не спас ни одного ребенка! Я только убивал.
Вершины ночных гор были так высоки, что звезды казались дырочками, проделанными горами в небосводе.
– Ты не можешь приказывать мне, Джамалудин, – сказал Кирилл, – я не Ташов.
Горец некоторое время смотрел ему в глаза, потом резко развернулся и пошел прочь с террасы. Порыв ветра снова донес до Кирилла грохот стереосистемы и довольный смех федералов. Луна вдруг завернулась в тучу, как мусульманка – в платок, и на гору набежала плотная тень.
Глава восьмая,о том, как Ваха Арсаев захватил роддом в Бештое
Вот прошел добрый год с тех пор, как Арзо перешел на сторону федералов, и Джамалудин и его люди набрели в горах на русского солдатика. Он сидел за камнем, как ящерица, и даже не пытался убежать, а когда его окружили семь конников в камуфляже и с автоматами, он лег ничком и заплакал:
– Пожалуйста, не убивайте меня.
Он принял отряд Джамалудина за чеченцев.
Автомата у солдатика не было, и босые его ноги были сизые и разутые. На правой была язва в пол-ступни. Рядом с солдатиком стояли кирзовые сапоги. За те несколько дней, которые он ходил по горам, ноги в сапогах сопрели и, по правде говоря, люди Джамалудина сначала унюхали солдатика, а потом и увидели.
– Что ты тут делаешь и где твое оружие? – спросил Джамалудин.
Солдатик заплакал еще пуще и сказал:
– Я стоял в карауле и уронил автомат в ущелье. После этого я решил убежать, потому что за автомат меня разберут на части, но вот стер ноги и больше никуда не могу идти.
Джамалудин пожалел русского и сказал:
– Раджаб, сбей номер с твоего ствола и отдай его парню.
Спустя неделю после истории с солдатиком начальник УФСБ по республике попросил Джамалудина приехать в Торби-калу. Джамалудин приехал туда со своим братом, и оказалось, что в кабинете главы УФСБ его ждет целая куча народу. Та м сидел министр внутренних дел со своими двумя заместителями, Гамзат Асланов, командующий Северокавказским военным округом и еще какой-то человек из Москвы, который был замдиректора ФСБ. Звали этого человека Федор Комиссаров.
Все они очень вежливо поздоровались с Джамалудином, а потом командующий округом сказал:
– Джамалудин, я слышал, что ты не распустил ополчение. Твои люди ходят по горам, и уже дважды мы чудом избежали перестрелки между ними и пограничниками.