Ведь сопровождающие были матерые волки, люди, которым ничего не стоило расстрелять человека или разобрать его по частям, а часовые в Бештое-10 были салаги, которые делали все, чтобы откосить от войны. Еще пару лет назад бывали случаи, когда одни солдаты в Бештое-10 продавали чеченцам других солдат, чтобы найти деньги и заплатить старшему за непосылку в Чечню.
Проникнув на территорию, группа Хункарова должна была открыть ураганный огонь и создать у русских впечатление, что террористы пытаются захватить базу. Одной из задач группы было добраться до ангаров Б-1 и Б-2. Та м стояли шесть «сушек» и, как точно знали боевики, из-под пилонов этих «сушек» никто и никогда не снимал бомбы.
Для того, чтобы взорвать ФАБ-100, не нужно было никакой дополнительной взрывчатки. Достаточно было лишь выдернуть две чеки из взрывателя – и у диверсанта было ровно шестьдесят секунд, чтобы отбежать на безопасное расстояние.
Однако боевики не собирались захватывать базу; пока группа Хункарова отвлекала силы русских на себя, Арсаев и Асхаб должны были ударить в полутора километрах правее, там, где одна из запасных рулежек ближе всего подходила к ограде, и где по этой рулежке было всего двести метров до допросных бараков. Ограда в этом месте была одна сетка-рабица. Перед сеткой, правда, было минное поле, но накануне ночью Асхаб и еще двое людей сделали в нем проход. Два мощных «урала» должны были влететь на рулежку, забрать из бараков пленных и скрыться в горах раньше, чем русские разберутся с первой группой.
Впоследствии по республике ходили самые удвительные слухи. О том, что террористы намеревались вывезти пленных самолетом; что один из пилотов ВВС за два миллиона долларов ждал их на рулежке с готовым к взлету двигателем. Рассказывали также, что среди боевиков был пилот, чеченец, который должен был захватить штурмовик и нанести удар по Кремлю. Самый же популярный слух, усиленно поддерживаемый ФСБ, гласил, что продажный пилот на самом деле был агентом спецслужб и заманил чеченцев в ловушку, под кинжальный огонь ожидавшего их спецназа.
Все это была натуральная брехня. Не было ни летчика-чеченца, ни летчика-предателя, самолеты мирно прели в ангарах, и никто террористов на базе не ожидал. Часовой на вышке попросту спал, вопреки Уставу и согласно природе.
План Арсаева был вполне осуществим, если бы не та самая «Альфа», которая накануне прилетела в Бештой, чтобы проверить город перед приездом президента. Отправляясь на Красный Склон, полковник Аргунов всего лишь велел выставить дополнительные патрули.
Один из таких патрулей, и остановил колонну в двухстах метрах от ворот. Двум майорам «Альфы» понадобилась четверть секунды, чтобы понять, что перед ними отнюдь не грузовики с мародеркой. Людям Хункарова потребовалось то же самое время, чтобы понять, что перед ними отнюдь не салаги с базы.
Еще через секунду «альфовцев» застрелили, а головной «Урал» запылал посереди дороги.
После этого все пошло кувырком. Хункарову даже не удалось прорваться на территорию базы. Его встретили плотным автоматным огнем. Вторая группа была успешней: они протаранили сетку и выскочили к баракам, но ушлые «альфовцы» уже рассыпались по территории, и группа завязла в безнадежном бою. Троим отчаянным смельчакам, во главе с младшим братом Арсаева, даже удалось добраться до клеток с пленниками: там их и забросали гранатами. Группа потеряла двадцать человек и задачи не выполнила.
После этого Арсаев понял, что дальнейший бой бесполезен. Его люди вскочили в уцелевший «Урал» и погнали назад. Впереди «Урала» ехали две «Нивы».
На дороге из Бештоя-10 пылающая колонна мешала «альфовцам» развернуть преследование, и боевики смогли уехать вполне безнаказанно.
На развилке «Бештой—Торби-кала» Арсаев велел сворачивать в город; военный грузовик промчался по спящим предутренним улицам, укутанным в белый туман. На перекрестке возле Старой Мечети Асхаб и Арсаев, ехавшие впереди в белой «Ниве», увидели четыре или пять черных джипов, с дикой скоростью мчавшихся навстречу им, по Туманова. «Нива» террористов свернула направо, и «Урал» свернул вслед за ней. В следующую секунду из джипов раздались автоматные очереди, а вторая «Нива», которая ехала позади автобуса, влепилась головному джипу прямо в морду. Машины покатились по дороге, как два вцепившихся друг в друга вольника катятся по ковру, и тут же в них врезался третий джип.
– Направо, – заорал Асхаб, и «Нива» свернула направо, в какой-то грязный переулок, поросший с обоих сторон деревянным крошевом заборов. «Урал» следовал за ней, как приклеенный.
– Налево! – крикнул Асхаб. «Нива» свернула налево, потом еще раз направо, и мордой вынесла зеленые, гнилого дерева ворота. Грузовик заскочил вслед за ней.
Они оказались в казенного вида сквере, с двумя трехэтажными зданиями справа и слева. Здания были выкрашены одинаковой серой краской, и разница между ними была только та, что у здания справа не было никаких дверей, а у здания слева у самого цоколя была белая крашеная дверь. Асхаб выскочил из «Нивы» и тут же тяжело рухнул на землю: его зацепило на перекрестке.
– Туда! – закричал Асхаб.
Через две секунды боевики вынесли белую дверь и ворвались внутрь. Внутри начинался провонявший карболкой коридор. Арсаев отпихнул ногой больничную каталку.
На шум в коридор выскочил перепуганный врач в салатного цвета халате. Сказал «ой» и стал сползать по стеночке.
С улицы донесся шум мотора и беспорядочная стрельба;. В коридор внесли племянника Вахи, раненого еще полчаса назад. Двое боевиков положили его на каталку. Арсаев соскреб салатного врача с пола, врезал ему как следует и сказал:
– Быстро. В операционную.
Врач повис на стенке и мелко-мелко дрожал ресницами.
Арсаев бросился на второй этаж. Его люди уже бежали по коридору, вышибая окна и палили вниз, пытаясь достать прячущихся за оградой людей.
Ваха вышиб ногой дверь в одну из палат и заскочил внутрь. В первую секунду он не заметил ничего странного. Это была обычная больничная палата, с белеными стенами, деревянным полом, и нестерпимым запахом хлорки. В палате было шесть пациенток. Стрельба как раз разбудила их, кто-то из женщин включил свет, и четверо из них, проснувшись, пялились на заляпанного кровью бородача в камуфляже.
Как ни странно, ни одна из женщин ни закричала. Ваха молча смотрел на них, и понимал, что что-то в этой истории ужасно не так. Потом он подошел к одной из спящих женщин и дулом автомата сдернул с нее бугрящееся на животе одеяло.
Под одеялом обнаружилась рубашка, а под задравшейся рубашкой – живот, сизый, весь в каких-то молочных прожилках, такой огромный, что было удивительно, как он не лопнет.
Ваха стоял, открыв рот, и молча смотрел на женщину. Ноги у него от ужаса стали ватными. Он только сейчас понял, что они захватили.
И только потом одна из рожениц, за спиной Вахи, пронзительно закричала по-чеченски.
Когда Джамалудин вместе с Аргуновым подбежали к казенному скверику, «Урал» с террористами уже стоял внутри. Хаген, распластавшись за каменным предплечьем чугунной ограды, высаживал короткие очереди по окну второго этажа. Джип, из которого выкатился Ариец, задрал колесо над дорогой, так, словно хотел справить нужду, и походил на решето.
– Прекратить стрельбу! – заорал Аргунов, – там заложники!
Пуля взбила прелые листья под ногами Джамалудина, он нырнул под защиту ограды и по-собачьи пополз вперед. Он кувырком перекатился через простреливаемое пространство снесенных ворот, больно ударился при приземлении об ушко канализационного люка, и бросился влево, туда, где заворачивающаяся углом ограда отделяла одно трехэтажное здание от другого.
Аргунов и еще один «альфовец» последовали за ним.
Джамалудин добрался до места, где чугунная решетка упиралась в маленькое желтое здание, привалился затылком к стене и сказал:
– Асхаб.
– Что?
– Асхаб Хасанов. Ему чуть не вынесло позвоночник в Грозном. Он коммерческий директор в этой больнице.
Аргунов посмотрел на него искоса, как будто хотел спросить, за каких хреном в этой республике боевиков назначают директорами больниц, но решил не нарываться.
Джамалудин с полминуты сидел неподвижно. Аргунов пинком ноги выбил дверь в желтом домике, сунулся туда автоматом и заорал:
– Есть кто? Выматыватесь!
Ответом ему была полная тишина, и в ноздри «альфовца» шибанул неприятный запах. Полковник включил свет и обнаружил, что он стоит на пороге полуподвала, и в конце этого полуподвала – большая железная дверь. Аргунов подошел к двери и рванул ее на себя.
За дверью был холодильник, а в холодильнике – обнаженные мертвые тела. По старой российской привычке, они не были разложены по пакетам, а так и лежали вповалку, как смерзшиеся курицы на прилавке. «Ни фига себе предзнаменованьице», – мелькнуло в мозгу у федерала, и он поскорее выбрался на свежий воздух. По крайней мере, было ясно, что обитателей желтого домика эвакуировать не надо.
Джамалудин по-прежнему сидел, привалившись спиной к моргу. Спиртное выветрилось из него совершенно, но голова стала чугунной, и каждая мысль ворочалась в ней, как гвоздь в ране. Руки его слегка тряслись. Он вылакал стакан водки, и это было очень много для худощавого человека, который последний раз пил перед абхазской войной. У Джамалудина было такое ощущение, что его сейчас вывернет наизнанку, и он сдерживался, только чтобы не опозориться.
– Пошли, – сказал Джамалудин, когда Аргунов появился из дверей морга.
– Куда? – не понял полковник.
– Я – туда. Через окно. А ты меня прикрой.
Аргунов открыл рот и закрыл его. В сумасшедшем приказе аварца был некий резон. Чем больше времени дать террористам на то, чтобы закрепиться в здании, тем тяжелей потом будет штурм. Заскочив в больницу вслед за боевиками, они рискуют своей шкурой гораздо больше, чем заложниками. Аргунов был храбрый человек и не боялся умереть. Но он с ужасом подумал о том, что сделают с ним за необдуманный штурм больницы без плана и без приказа.