Лора снова смотрит в сторону и отпивает свой «снейкбайт».
– Я не хочу ничего откладывать, Томас. И я все понимаю – тебе пришлось пережить настоящий ад, поэтому я не буду с тобой ссориться, но у тебя не было никакого права звонить в Лидс и спрашивать у них насчет меня. Это вообще не твое дело.
– Ты нашла кого-то другого?
Лора хмурится, потом улыбается и касается ладонью его щеки.
– Нет. Конечно же нет, дурачок! Но я действительно хочу кого-то найти. Я хочу найти себя. Не думаю, что это возможно в Рединге. Поэтому мне нужно уехать. Мне нужно уехать сейчас.
– Так, значит, ты едешь в Лидс? В этом году? – оцепенело произносит Томас.
Лора едва заметно пожимает плечами.
– Да.
Он смотрит на свою кружку с пивом.
– Но мы же можем продолжать видеться? Ты могла бы приезжать домой на выходные. И я тоже могу ездить к тебе туда на поезде.
– Конечно, – говорит Лора, и у Томаса возникает ощущение, что она произносит это так, словно соглашается с чем-то весьма туманным, чему на самом деле никогда не суждено произойти.
Она допивает свое пиво.
– Ладно. Мне пора. Я тебе позвоню, хорошо?
Томас чувствует, будто земля под ним сотрясается и идет трещинами, в которые проваливается все вокруг – столы и кожаные куртки, студенты и пиво. Он пытается найти деньги, чтобы расплатиться, но ему это никак не удается. Однако Лора кажется абсолютно спокойной, невозмутимой. Металлическим и каким-то далеким голосом Томас спрашивает:
– Куда тебе нужно идти?
Лора наклоняется вперед и по-дружески целует его в щеку, после чего накидывает на плечо свою черную сумку, украшенную индийской зеркальной вышивкой.
– Это тебе нужно идти. Ты должен быть сейчас со своей мамой, помнишь? Я тебе позвоню.
Томас провожает ее взглядом и проваливается в разверзшуюся под ним черную яму.
32Решиться и остаться
В августе черные ямы под ногами Томаса становятся постоянным явлением, потому что он устраивается на работу в комитет по водоснабжению. Это было за год до того, как Маргарет Тэтчер провела приватизацию региональных водных управлений и на их месте образовалось множество частных компаний, которые стали поставлять ту же самую воду по тем же самым трубам. Таким образом, на тот момент Томас мог считаться государственным служащим, правда, стоящим на самой низшей ступеньке лестницы: он был временным рабочим, взятым в бригаду, которая должна была раскапывать траншеи вдоль дорог, устранять протечки и ремонтировать трубы, после чего снова закапывать их. Обязанности Томаса главным образом состояли в том, чтобы возить туда-сюда тачку со щебенкой и землей. Иногда ему поручали управлять на дороге знаком «стоп-вперед», что давало ему некоторое ощущение власти, до этого момента совершенно отсутствовавшее в его жизни. Все в бригаде, состоявшей из бывалых тружеников системы водоснабжения, временных рабочих и начальника с планшетом, окрестили его Споком, когда узнали, что он смышленый парень и собирается учиться в университете.
В течение лета и к началу осени Томас чувствует, что его тело меняется и крепнет, становится более стройным и подтянутым, в то время как ему приходится работать в любую погоду – орудовать кайлом, вскапывая им дорожное покрытие или твердую землю.
– Кто, по-твоему, победит в лиге, Спок? – спрашивает жилистый человек с загрубевшим лицом, известный Томасу лишь под прозвищем Пять-Пинт, потому что после пяти кружек пива он непременно затевает драку или начинает лезть к женщинам.
Томас понятия не имеет, какую лигу Пять-Пинт имеет в виду, и говорит наугад:
– Э-э-э. «Шпоры»?
Пять-Пинт задумчиво кивает, словно это какое-то серьезное предположение, за что Томас очень ему благодарен. Тот отхлебывает чай из пластикового стакана – крышки своего термоса.
– Тебе так кажется из-за того, что они заплатили бешеные деньги за Стюарта из «Ман-Сити». Но я думаю: посмотрим на «Арсенал» после их игры со «Шпорами» в выходные.
Томас уклончиво пожимает плечами.
– Что ж, пока еще рано делать какие-то выводы, – произносит он, надеясь, что это именно то, что уместно говорить в таких случаях.
– Это да, – соглашается Пять-Пинт и, выплеснув в водосточный желоб остатки чая, закручивает крышкой термос. – И еще я думаю, не поставить ли пять фунтов на то, что «Челси» выйдет в первый дивизион в этом году? Как ты считаешь?
Томас поднимает кайло.
– Ну, думаю, это можно попробовать.
Пять-Пинт прищуривает глаза.
– Ладно. Хорошо. Так и сделаю. Но смотри, если я не выиграю, ты будешь должен мне пять фунтов. – Он трясет своим термосом. – У меня закончился чай. Спок, сходи принеси мне чего-нибудь из кафешки через дорогу. Давай-давай, может, ты и был умником где-то там, откуда пришел, но здесь, у нас, ты в самом низу, сынок.
К следующему маю Томас уже не работает в комитете по водоснабжению, потому что в преддверии предстоящей приватизации все временные работники были уволены. Его мать смирилась с его желанием отправиться в университет. Однако Томас не собирается ехать в Лидс: он отказался от места, которое было сохранено за ним. Еще Томас с удовлетворением узнает, что «Челси» действительно пробивается наверх.
С Лорой он не виделся и не разговаривал с тех самых пор, как она уехала в Северную Англию. В ночь перед тем, как отец отвез ее на машине в Йоркшир, они тихо, без особого сумасшествия, занимались любовью у него в комнате. Это было – как он понимал даже на пике страсти, задыхаясь и замирая в изнеможении, – прощальное свидание. На следующее утро она сказала, что напишет ему, как только устроится в Лидсе.
Ни одного письма от нее так и не пришло.
Из-за того, что Томас затянул с поступлением в университет, у него остался не слишком большой выбор, куда он мог бы подать документы. Ему хотелось отправиться куда-нибудь, где он мог бы спрятаться от всего, изучать химию и не думать о Лоре. И вообще Томас хотел быть как можно дальше от Лидса и Лоры. Однажды, вернувшись домой с работы, он застал свою мать сидящей на кухне с брошюрами университета Рединга.
– Я знаю, ты хотел куда-нибудь поехать, – говорит она. – Но я подумала… ты мог бы остаться и дома, если бы стал учиться в Рединге. Или, если ты хочешь жить в общежитии, ты мог бы приезжать домой на выходные. Может быть, даже иногда по вечерам.
Томас без особого энтузиазма смотрит на брошюры.
– Но я даже не знаю, есть ли у них химическая инженерия.
– Есть. Я сегодня звонила им.
Он резко выдыхает, издав нечто похожее на короткий смешок. Вот она, ирония судьбы. Или это наказание за то, что он осмелился позвонить в Лидс, чтобы узнать насчет возможности отложить ее учебу? Да, она была права. Это не очень приятно, когда кто-то пытается решать за тебя.
Однако, в отличие от Лоры, Томас просто кивает.
– Ладно, я им позвоню.
В результате спустя неделю дело решено: его принимают в университет.
Когда работа Томаса в комитете по водоснабжению подходит к концу, он и другие уволенные временные рабочие отправляются со своей бригадой выпить пива. Среди зыбкости и непостоянства окружающего мира в Томаса вселяет некоторое умиротворение то, что существуют люди, которые всегда остаются верны себе и другим, и Пять-Пинт лучше, чем кто-либо, это доказывает.
Голова у Томаса затуманивается от пива, а язык развязывается, и он даже не помнит, что именно он произносит оскорбительного, но, очевидно, что-то произносит, потому что, едва допив свою пятую кружку лагера, Пять-Пинт бьет его кулаком в лицо.
– Без обид, Спок, – говорит он, тогда как Томас, совершенно оглушенный, сидит на полу, и кровь стекает ему на рубашку. – Теперь твоя очередь, если не ошибаюсь.
33Звонок в дверь
У Элли нет работы в этот вечер, что тревожит ее – ведь у них теперь каждый пенни на счету, – но в то же время она испытывает чувство виноватого наслаждения. Она совершенно обессилена, и ей хочется просто сидеть на диване и ничего не делать или, может быть, даже взять «Анну Каренину» и заняться тем, чем она в общем-то должна бы заниматься – своим домашним заданием. На самом деле Элли, конечно, хотелось бы делать то, что делают все ее друзья: откладывать подальше домашнее задание и просто смотреть «Улицу Коронации», а потом обсуждать все это в соцсетях. Она хочет думать о сериалах и друзьях, об одежде, косметике и парнях. И ей совсем не хочется думать о грозящем их семье выселении из дома. Ей нужен какой-то план, но пока ей не удается придумать ничего дельного. Нужно подождать неделю. Посмотреть, как пойдет дело у Джеймса с его научным конкурсом. Может быть, они выиграют в лотерею. Может быть, у бабушки на какое-то время прояснится в голове, и она сможет связаться с банком, чтобы попытаться вернуть деньги, отправленные мошенникам. Правда, Элли уже изучала этот вопрос и знает, что это маловероятно без вмешательства полиции. И если они пойдут этим путем, катастрофа для их семьи наступит еще быстрее. Ведь полиция первым делом натравит на них социальные службы.
– Элли, – говорит Джеймс, сбегая вниз по лестнице. – Мне нужен калий.
– Съешь банан. – Элли сидит, поджав ноги, на диване, с раскрытой книгой, лежащей обложкой вверх у нее на коленях. Бабушка смотрит по телевизору что-то вроде ситкома, но не смеется, а, напротив, следит за происходящим на экране очень серьезно и сосредоточенно, словно это какой-то документальный фильм по антропологии. Элли сделала послабление и согласилась включить отопление на час, чтобы прогреть дом.
– Я имею в виду не этот калий, – говорит Джеймс и останавливается, опершись руками на спинку дивана. – Вернее сказать, это тот самый калий. Только не в таком виде. Ты можешь его достать?
– Где я его достану? Его можно купить в супермаркете?
– Нет, конечно же, Элли! Его нужно раздобыть в школе. В нашей его нет. Я спрашивал. В больших школах он должен быть. Тебе, наверное, придется позаимствовать его из кабинета химии.
– Никогда не берите и не давайте в долг, – изрекает бабушка, не отрывая глаз от экрана.