Дэлил пожимает плечами.
– А, это баджан. Наш барбадосский диалект. Мой дедушка так всегда говорил. Порядок. Значит хорошо, здорово. Мне нравится это слово. Оно такое… надежное. Широкое. Порядок. От старых людей можно многому научиться.
– Только не от моей бабушки, – говорит Элли.
Дэлил внимательно на нее смотрит.
– А твоя бабушка действительно в порядке и может быть твоим опекуном?
– У нас нет выбора, – отвечает Элли, вставая. – У нее все это началось, когда отца посадили. Но ты только никому об этом не рассказывай, хорошо? Никто не должен об этом знать… – Она оглядывается вокруг и вдруг хмурится: – Слушай, очень странно, что бабушка сейчас еще спит.
Элли направляется к лестнице, Дэлил следует за ней. Подойдя к спальне бабушки, она открывает дверь. Дэлил стоит прямо за ее спиной, и она чувствует на своей шее его дыхание. Шторы в комнате бабушки задернуты, и на кровати под одеялами видна лежащая фигура.
– Бабушка, – шепотом произносит Элли. Фигура на кровати не шевелится. Бабушка, – повторяет она громче.
– Думаешь, это она?.. – тихо спрашивает Дэлил.
Элли охватывает паника. Так же как тогда, во время приговора отцу. Ее бросает то в жар, то в холод, в голове стучит, и ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание.
– Бабушка! – уже кричит она.
Элли вбегает в спальню, откидывает одеяла, и в этот момент дом сотрясается – раздается взрыв, и ей кажется, что это взорвалось что-то внутри нее, ее мир в конце концов рухнул, все кончено. Однако Дэлил все это время крепко сжимает ее руку, и он тоже все это слышал. Элли наконец смотрит на кровать: вдоль матраса лежат две подушки, прикрытые одеялами. Старый добрый трюк. Из своей комнаты появляется Джеймс, и Элли с Дэлилом смотрят на него, словно выплывающего из белого облака, с покрытыми штукатуркой волосами и заляпанными очками Дэлила.
– Это. Было. Круто! – сияет Джеймс.
Затем слышится звук открывающейся входной двери, и бабушка весело кричит снизу:
– Привет! Есть кто дома?
37Свободное падение
– Я в полном дерьме, – говорит Джеймс в телефон. Он лежит в своей кровати, разглядывая дыру на потолке.
– Следи за языком, – говорит Томас. – И что ты там натворил?
Джеймс рассказывает, как он поставил миску с водой на пол в своей комнате и бросил туда немного калия.
– Что? – вскрикивает Томас. – Боже мой! Ты же мог сжечь себе лицо! Какого черта ты вообще решил это сделать?
– Да вы же сами мне сказали! – возмущается Джеймс.
– Ничего подобного! – кричит в ответ Томас. – Я спросил тебя, знаешь ли ты, что будет, если бросить калий в воду? Я не говорил тебе это сделать. Ну и ну! Ты же мог еще и дом взорвать.
– Да, чуть было не взорвал. Но как бы я узнал, что произойдет, если бы я этого не сделал?
– Это называется теория, – размеренно произносит Томас, а потом отрывисто напевает: – Альберт говорит, что Е = mc2.
– Это еще что?
– Теория относительности Эйнштейна, – вздыхает Томас. – О боже, ты что – вообще ничего не знаешь?
– Я знаю, что значит E=mc 2, – кричит Джеймс. – Я имел в виду эту глупую песенку, которую вы напевали.
– А, это «Einstein A Go-Go» группы «Landscape». Не думаю, что ты ее знаешь.
– Я слушал Майо… то есть «Space Oddity». Дэвида Боуи. На «Ютьюбе», – говорит Джеймс. – Очень даже ничего песня. Правда, немного грустная. Мне понравилась еще другая, «Starman». И «Life on Mars» тоже. У него все песни такие, космические?
– У него был такой период. Ты слышал его альбом «Diamond Dogs»?
– Период? Типа как подростковый период? Элли говорит, что у меня он скоро начнется, и поэтому я такой несносный. А я ей сказал: пусть побольше пообщается с вами – тогда поймет, что такое по-настоящему несносный.
Джеймс слышит, как Томас делает глубокий вдох. Ведь он там совсем один, этот майор Том, в своей «консервной банке», далеко-далеко от всего мира, прямо как в той песне, – вдруг думает Джеймс и, прежде чем Томас успевает что-то ответить, поспешно спрашивает:
– А как вас готовили в астронавты?
После некоторой паузы Томас говорит:
– Я ездил в Россию. Там есть такое место – называется Звездный городок.
– А вы летали на «Рвотной комете»? – спрашивает Джеймс.
– Так и знал, что ты об этом спросишь, – ворчливо произносит Томас. – Что еще может интересовать мальчишек, кроме физиологических подробностей?
– А как будет по-русски «not a buggering chance»[9]? – спрашивает Томас.
– Русский тут ни к чему, – со смеющимися глазами говорит здоровяк с бритой головой и пышными усами. – У меня и с английским полный порядок. И никаких «not a buggering chance» тут быть не может, раз уж вы летите на Марс.
Здоровяка зовут Сергей, но ему нравится, чтобы его называли Миркат – с тех пор как его предыдущий подопечный астронавт сказал, что он похож на этого персонажа из британской рекламы сайта страховых услуг («куда катится мир со всей этой рекламой!» – обычно сетует Томас). Миркат подробно описал тренировку полета в невесомости, который должен состояться этим утром в подмосковном Звездном городке. Томасу предстоит провести здесь следующие полгода, проходя подготовку к его историческому полету на Марс. Если, конечно, ему удастся преодолеть ждущее его испытание.
Стоит ужасный холод, и ледяной ветер гуляет по взлетной полосе аэродрома рядом с Закрытым военным городком номер 1. Перед ними возвышается громада самолета «Ил-76», уже заправленного и готового к полету. Миркат с гордостью произносит:
– А вот и наша «Рвотная комета». Идем.
Внутренняя часть военно-транспортного самолета полностью убрана, в результате чего он напоминает коридор из научно-фантастических фильмов семидесятых годов. Вдоль стен на уровне пояса и выше головы расположены поручни; Томас облачен в зеленый полетный костюм, и Миркат велит ему надеть шлем, когда двигатели, словно проснувшись, начинают реветь. Томас кричит ему сквозь шум:
– А почему в вашем шлеме есть забрало, а в моем – нет?»
Миркат усмехается, в то время как самолет начинает набирать скорость и Томас повисает на поручнях.
– Увидите, – он опускает пластиковое забрало своего шлема. – Это параболический полет, через некоторое время будем быстро набирать высоту под углом сорок пять градусов. На вершине параболы перед снижением и будет состояние невесомости. Всего двадцать-тридцать секунд, но все действительно как в космосе».
Когда самолет взмывает, Томас вцепляется в поручень, чтобы не съехать вниз по полу кабины. Миркат нажимает кнопку на висящем на стене старом Си-Ди-проигрывателе. Из маленьких динамиков доносится дребезжащий звук «Dancing On The Ceiling» Лайонела Ричи, в то время как самолет набирает высоту и достигает пиковой точки. Томас чувствует, как его подбрасывает и переворачивает в воздухе. Он вновь хватается за поручень, а Миркат громко хохочет:
– Космос! Невесомость!
Затем самолет начинает снижаться, и желудок Томаса, сжавшись, извергает из себя свое содержимое, которое попадает Миркату прямо на шлем.
– Теперь понятно, зачем забрало? – смеется тот, вытирая шлем рукавом.
– О боже! Сколько раз мы еще должны это сделать?
Самолет начинает снова набирать высоту.
– Пока не перестанет выворачивать! – кричит в ответ Миркат.
Следующая запись на диске Мирката – «Freefallin» Тома Петти, нечто более сносное, чем Лайонел Ричи, но это не удерживает желудок Томаса от бунта во второй раз, когда они опять начинают снижаться.
Лишь после седьмого пребывания в невесомости, ощущать которую становится уже весьма интересно, и под звуки «Space Oddity» Дэвида Боуи Томасу наконец удается сдержать то немногое, что осталось в его желудке от завтрака. Миркат крепко, по-медвежьи обнимает его и ревет:
– Вот так-то! Simples![10]
– Вот это да! – восклицает Джеймс. – Мне бы так!
– Запишись на программу подготовки астронавтов в БриСпА, и, может быть, у тебя появится такой шанс.
– Правда? Вы так думаете?
– Что ж, все возможно. Особенно если ты победишь в этом конкурсе. Ну давай, какие у тебя идеи?
Джеймс задумывается.
– Кроме устроенного взрыва, пока особо никаких. А вы не можете просто сами сказать, что мне нужно сделать?
– Нет. Потому что в этом случае победителем конкурса буду я, а не ты.
Джеймс снова уставляется на дыру в потолке.
– Но у меня ничего не получается. Я не могу придумать ничего такого, что еще никому не приходило в голову. Это невозможно.
– Значит, ты не ученый, – говорит Томас. – Извини, но это правда. Если ты сдаешься, то так и скажи, потому что меня ждет кроссворд.
– Вам просто наплевать на нас! – вопит Джеймс. – Мы для вас никто! Какая-то бедная семья из Уигана! А вы там, наверное, смеетесь над нами из космоса!
Повисает долгая пауза, после чего Томас произносит:
– Я не смеюсь над вами.
– Но вам на нас наплевать.
– Что ты хочешь от меня услышать? – кричит Томас. – Тут нет ничего личного. Почему я должен из-за кого-то переживать? В этом нет никакого толку. Наука ни о чем не переживает. Она просто делает. Она решает задачи. Давай сейчас подумай об этом. Наука решает задачи. Какие задачи наука может решить для тебя? Что могло бы сделать твою жизнь лучше сейчас, в данный момент? Подумай о задаче, а потом постарайся найти такое решение, до которого прежде еще никто не додумался. Итак, что могло бы сделать твою жизнь лучше?
Джеймс думает, уставившись в дыру в потолке. Потом тихим голосом говорит:
– Если бы отец вернулся домой.
38Может быть, ты будешь первым человеком на Марсе
Когда Томас понимает, что отец уже никогда не вернется домой, он идет навестить его в больнице. Фрэнк Мейджор лежит в кровати, иссохший и изможденный. Рак начался у него в легких, спровоцированный тридцатью «Вудбайнз»