– Э-э-э. Ну да, думаю, да.
Дэлил откидывается на спинку стула.
– Что ж, наверное, ты права. Никакой интересной истории из этого не получится.
Миссис Бриттон сворачивает письмо и кладет его обратно в конверт.
– Ладно. Хорошо. Замечательно. Мы планируем выехать рано утром в субботу. Я и мой заместитель по учебной работе, мистер Уоддингтон. Билеты на поезд уже заказаны. Мы можем заехать за Джеймсом к вам домой?..
– Наверное, вам будет лучше забрать его от школы, – говорит Элли. – Так будет удобнее. Спасибо.
– Он сможет подготовить свой эксперимент к пятнице? – Миссис Бриттон выглядит несколько растерянной, словно смутно ощущая, что участвует в чем-то не до конца ей понятном. – Если ему нужно для этого дополнительное время, мы готовы пока освободить его от занятий.
– Это было бы очень кстати, – кивает Элли. – Что ж, думаю, мы уже все обсудили. Спасибо, что уделили нам время.
Миссис Бриттон протягивает Элли конверт.
– Здесь подробная программа мероприятия. Конкурс в возрастной группе Джеймса состоится в одиннадцать часов.
Затем они все поднимаются и жмут друг другу руки. Миссис Бриттон смотрит на Дэлила с некоторым сомнением:
– Вы уверены, что не хотите все же поговорить?..
Дэлил широко улыбается.
– Я свяжусь с вами, если почувствую в этом необходимость. Но, надеюсь, этого не случится.
– Это было гениально, – говорит Элли, прислоняясь спиной к ограде, когда они оказались за воротами школы. – Я уже испугалась, что она будет настаивать на том, чтобы явиться к нам домой. Это была бы катастрофа. Но, по-моему, ты все же переборщил с этой своей выдумкой про гормон роста.
– А может быть, ты все-таки расскажешь мне, что происходит? – спрашивает Дэлил. – Что это за персонаж в маске? И почему ты все время так озабочена деньгами? И что такого важного для тебя в этом конкурсе? Ведь это все не только ради Джеймса, верно?
Элли смотрит на него.
– Я не могу тебе этого сказать. По крайней мере, сейчас. Но спасибо тебе за все, что ты сделал.
– А мы пойдем обратно в школу? Мне лично нравится играть во взрослых.
Элли смотрит на небо, где сгущаются мрачные тучи.
– Нет. Что там делать?
– Чем будем тогда заниматься? Можно, например, пойти в библиотеку.
– О, ты умеешь придумывать увлекательные приключения, – говорит Элли, роясь в своем рюкзаке. – Подожди. У меня пищит телефон.
– Библиотека – это и есть увлекательное приключение, – говорит Дэлил. Он размахивает руками перед собой, словно фокусник, раскрывающий свою самую тонкую иллюзию. – Это ворота в миллион разных миров. Это…
– Ну, с этим я согласна… Слушай, мне нужно домой, – говорит Элли, глядя на свой телефон.
– Я пойду с тобой.
Элли встает и кладет свою ладонь ему на грудь.
– Нет. Нет, Дэлил. Ты не можешь идти со мной.
– Я пойду.
– Нет. Ты. Не пойдешь, – отчеканивает Элли и, резко повернувшись, направляется к автобусной остановке. Она оборачивается один раз, чтобы убедиться, что Дэлил не следует за ней, а потом снова смотрит на сообщение Глэдис. Ее дыхание становится быстрым и прерывистым, и она с отчаянием ищет глазами автобус. Может быть, хватит денег на такси? Элли перебирает мелочь в своем кошельке. Одни медяки. Пожалуйста, не впускай никого – говорит она сама себе. Пожалуйста, не говори ни слова. Нужно позвонить Глэдис и проинструктировать ее, как себя вести – лучше всего вообще сделать вид, что никого нет дома. Элли начинает прокручивать в своей голове все те речи, которые она заранее заготовила на случай визита полиции или социальных служб, или еще кого-нибудь, у кого есть власть, чтобы их разлучить. В конце концов подъезжает автобус, и Элли, запрыгнув в него, снова смотрит на свой телефон и перечитывает сообщение.
У ДВЕРЕЙ СТРАННАЯ ЖЕНЩИНА. ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?
46Я была в Уигане
18 по вертикали: то, что долго бредет позади, может разрывать сердце, как гласит мудрость (7).
Сетка кроссворда практически заполнена, но эти семь пустых клеточек в середине не дают ему покоя, и даже соседние разгаданные слова не несут никакой подсказки. Томас, скрестив ноги, парит, как левитирующий йог, в пространстве главной кабины, залитой белым светом: в одной руке он держит свою книгу кроссвордов, а в зубах сжимает карандаш. Нет, хоть убей, он не может разгадать эту загадку. Это начинает точить его изнутри. Томас закрывает глаза и пытается отпустить свои мысли, позволить им превратиться в бескрайнее черное озеро, из которого он, возможно, в конце концов сумеет выловить, как рыбак удочкой, то самое слово.
Однако эту его попытку прерывает настойчивый, раздражающий звонок по Скайпу. Томас, прищурившись, смотрит на циферблат электронных часов на приборной панели: уже больше десяти вечера по Гринвичу. Это слишком поздно даже для Баумана с его занудством по поводу крайней необходимости выхода в открытый космос. Значит, тут кроется еще нечто более ужасное. Что, черт возьми, там еще стряслось? Томас подплывает к компьютеру и фиксирует себя на стуле. Негромкий шум двигателей звучит так же, как и всегда, и датчики всех приборов показывают не больше и не меньше, чем обычно. Для советской рухляди «Конурник-1» работает весьма неплохо.
Томас отвечает на звонок и, к своему удивлению, видит на экране лицо Клаудии. И, что еще более удивительно, она звонит, похоже, не из Центра управления – если только Бауман не свихнулся, разрешив ей устроить там все по-своему: шторы, декоративные подушки, книжный шкаф из Икеи и… да, еще и кинопостер в рамке на стене с нижней подсветкой.
– Клаудия… – Томас устраивается на стуле так, чтобы лицезреть свое изображение на маленьком экране в углу монитора – то, каким его видит Клаудия. На секунду в его голове мелькает мысль, что стоило бы причесаться, но тут же он сам удивляется, с какой стати его это должно волновать. – Уже поздно. Что там стряслось – какая-то пиар-катастрофа? Журналисты узнали про труп, закопанный у меня во дворе?
Клаудия издает смешок, после чего откидывает назад свои темные волосы безупречно наманикюренными пальцами, и уголки ее полных красных губ опускаются.
– Хм. А у вас там закопан труп?
– Возможно, – говорит Томас. – Только я не имею к этому никакого отношения.
Клаудия вздыхает, и ее лицо становится расслабленным.
– Даже если бы это было и так, все равно уже вряд ли кто-то мог бы что-то вам сделать.
– Это уж точно. В прошлом году у меня в квартире была попытка взлома. Полиция приехала по моему обращению только спустя неделю. Так что сомневаюсь, что они пустились бы за мной в погоню на Марс, даже если я и вправду закопал труп во дворе.
– Но, конечно же, вы этого не делали?..
– Мне нравится ваша неуверенность по этому поводу. – Томас пытается разглядеть, что висит на стене за ее спиной, но изображение делается нечетким и рассыпается на цветные квадратики. – А что там у вас?.. Постер «Эта замечательная жизнь»?
Клаудия бросает взгляд назад.
– А, это… Ну да.
– Мой любимый фильм. – Томас сам не понимает, зачем ведет этот разговор. Если бы он не знал себя так хорошо, то подумал бы, что на самом деле флиртует с Клаудией. Он снова поднимает глаза на приборную панель – возможно, возникли какие-то неполадки с подаваемым воздухом. Может быть, в нем недостаточно кислорода или слишком много закиси азота?
Изображение вновь делается более четким, и Клаудия прищуривает глаза.
– Ваш любимый фильм? Я думала таким людям, как вы – погруженным в науку, – нравятся только фильмы вроде «Дня независимости» или «Войны миров». А этот не слишком ли сентиментален для вас? Да, майор Том, вам нужно быть осторожнее. А то люди могут подумать, что у вас есть сердце.
Возникает короткая, но лишенная неловкости – как с удивлением отмечает Томас – пауза, во время которой они с Клаудией смотрят друг на друга.
– Вы звоните мне из дома, насколько я понимаю? Это ваш дом?
– Квартира. Вернее даже, комната в квартире, где проживают еще шесть человек. Ну, вы понимаете, вполне приемлемый вариант для Лондона.
Томас открывает рот, но потом закрывает его, осознав, что собирался спросить, есть ли у нее парень или муж. Какое ему до этого дело? С какой стати это вообще ему пришло в голову? В результате Томас спрашивает:
– Почему вы звоните мне, Клаудия?
Она смотрит на него долгим взглядом.
– Клаудия, что вы сделали?
– Я была в Уигане, – наконец говорит она.
Крэйг останавливает свою «Ауди» возле старого белого фургона, на узкой улице с домами блокированной застройки: их стены, выложенные из красного кирпича, потемнели от копоти за многие годы, а двери выходят прямо на тротуар.
– Приехали, – говорит он, ставя машину на ручной тормоз. – Сантус-стрит, номер 19. Мне пойти с вами?
Клаудия протирает отпотевшее стекло и бросает через него взгляд на дом. Занавески на окнах отдернуты, и внутри заметен тусклый свет лампы.
– Думаю, со мной все будет в порядке, – говорит Клаудия. – Если что, я буду кричать. Но, насколько мне известно, мы имеем дело с семидесятилетней женщиной, девочкой-подростком и десятилетним мальчиком, верно?
– Но кто знает, чего можно ждать от этих северян? – с умудренным видом заявляет Крэйг. – Был у нас на службе один офицер по снабжению, родом из Ланкашира. Из Престона. Гэри-Ратуша его называли. Совершенно непредсказуемый тип. Выпил однажды бутылку уксуса, когда мы направлялись в Белиз. Вот так просто, безо всякой причины.
– Хорошо, – говорит Клаудия, – я буду следить за тем, чтобы они не схватились за уксус.
Выйдя из машины, Клаудия разглаживает свою юбку и бросает быстрый взгляд через окно внутрь дома. Там сидит женщина в кресле, и ее лицо освещено экраном включенного телевизора. Она замечает Клаудию и удивленно смотрит на нее. Клаудия улыбается, машет ей рукой и показывает на дверь. Женщина выглядит испуганной и торопливо хватается за телефон, лежащий на столике рядом с креслом.
Клаудия подходит к двери и смотрит в свой айпад, дожидаясь, пока ей откроют. Это, должно быть, Глэдис Ормерод – женщина, которой Томас Мейджор позвонил по случайному стечению обстоятельств. Очевидно, у Глэдис теперь телефонный номер, прежде принадлежавший бывшей жене Томаса. Интересно, зачем она поменяла номер, думает Клаудия, чтобы избегать звонков Том