В третьем письме Лора высказывает предположение, что, возможно, Томас уехал куда-то на лето.
В четвертом письме она пишет, что если он не хочет больше с ней общаться, то мог бы из вежливости хотя бы коротко сообщить ей об этом.
В пятом письме Лора сообщает, что дважды звонила ему домой из провонявшей мочой телефонной будки и разговаривала с его матерью, которая была очень дружелюбна, спрашивала, как у нее дела, и пообещала заставить Томаса написать ей.
В шестом письме она пишет: ну и ладно, пошел ты!
В седьмом письме Лора пишет, что понимает обиду Томаса, но если он решил поставить точку, то почему бы им не встретиться хотя бы, чтобы просто поговорить за чашечкой кофе?
В восьмом письме Лора на четырех страницах в ужасных подробностях описывает свой секс со студентом-медиком, игроком команды регби. Эти слова, как яркие вспышки, жгут глаза Томаса, особенно строчка о том, что после любовных утех с этим парнем, не обделенным достоинством, она вынуждена была ходить «походкой Джона Уйэна».
Девятое и последнее письмо, написанное два месяца спустя после начала учебы в университете, было следующее:
Томас. Во-первых, я должна извиниться за свое предыдущее письмо. Я была пьяна, когда писала и когда отправляла его. И я была так зла! Очень зла на тебя. Сейчас я уже не злюсь. Я писала, я звонила, я делала все, что могла – разве что не села в поезд и не приехала к тебе. Но знаешь что? Я этого не сделаю. Ты, очевидно, решил двигаться дальше, и я сделаю то же самое. Жизнь слишком коротка, чтобы поступать иначе, и я хочу наслаждаться этим временем в Лидсе. Я надеялась, что нам удастся вернуть наши отношения или, по крайней мере, остаться друзьями, но, похоже, все это уже невозможно. Конечно, я не могу заставить тебя не приезжать в Лидс на учебу в следующем году, но не думаю, что это будет хорошо для нас – постоянно здесь сталкиваться. Не сейчас. И еще, наверное, довольно долго. Это все очень грустно, и сердце просто разрывается. Я любила тебя, ты знаешь. И я надеялась, что и в конце ты мог бы показать себя тем Томасом Мейджором, в которого я когда-то влюбилась. Ладно, на этом все, прощай. Будь счастлив, Томас. Лора.
Каждое письмо словно молотком бьет по его сердцу, каждое слово – как будто удар ниже пояса, и от прощальных строчек его глаза заволакивает пеленой. Томасу кажется, что он потеряет сознание, однако продолжает все так же сидеть на кровати, глядя на письма остановившимся взглядом. Перед лицом всего открывшегося его приближающаяся свадьба кажется чем-то еще более неясным и странным. Он чувствует себя так, словно к нему явился давно забытый призрак, решивший закончить когда-то незавершенное дело. В конце концов Томас собирает письма и, стянув их резинкой, убирает в карман своей куртки, после чего складывает в пакет одежду, хотя бо́льшая часть всего этого его матери уже вряд ли понадобится.
49Живите долго и процветайте
Тереза Мейджор стала выглядеть еще более высохшей и изможденной, чем в предыдущий приход Томаса. Ему хотелось бы испытывать к ней ту же ненависть, что и к отцу, но он лишь берет муслиновую салфетку с прикроватного столика и аккуратно вытирает слюну с ее подбородка. Мать смотрит на него такими глазами, что он не уверен, видит ли она его на самом деле.
– Я нашел письма, – безучастно говорит Томас.
И его мать выдыхает так, словно этот груз копился в ее груди, как отравляющий газ, все четырнадцать лет. Она открывает рот, и Томас наклоняется к ней, приближая к ее губам свое ухо.
– Прости. – Ее голос звучит слабо, едва слышно – эфемерный, как белая голова одуванчика.
– Но почему?
– Я не хотела… терять… тебя.
Но она потеряла многое другое, думает Томас. Ему хочется закричать изо всех сил, швырнуть в нее все письма, как конфетти, которыми она никогда уже не сможет осы́пать его на свадьбе. Однако он ничего этого не делает, а молча сидит рядом на жестком пластиковом стуле, держа мать за руку, не скрюченную инсультом, и еще раз перечитывает про себя все письма. Почему она это сделала? Почему сейчас? Может быть, это своего рода последний залп, чтобы расстроить его свадьбу с Дженет? В какой-то момент Томаса одолевает дремота, и он просыпается от того, что медсестра трогает его за плечо. За окном уже темно, и его мать спит.
Нет, не спит.
– Все кончено, – тихо говорит медсестра. – Мне очень жаль.
– Да, все кончено. – Но Томас смотрит не на мать, а на письма. – Это ужасно.
Томас потратил на поиски значительную часть времени в течение двух месяцев, но при помощи «Yahoo», «AltaVista», «MySpace» и «Friends Reunited» ему в конце концов удалось напасть на след Лоры. Оказалось, что она живет в Северо-Восточной Англии, где работает в аналитическом отделе Лейбористской партии. В результате Томас решает устроить в Ньюкасле свой мальчишник, от которого, к его огромному сожалению, ему не удается отвертеться. Единственными его приглашенными оказываются трое коллег из лаборатории ГМО-исследований – те, кого он мог назвать друзьями по той причине, что ему доводилось перекинуться с ними больше, чем парой слов; помимо них присутствует еще брат Дженет, Роберт, явившийся, очевидно, по ее настоянию и всем своим видом показывающий, что предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте, раз никто в этой компании не желает поддерживать с ним разговор о футболе.
Однако в довершение всего Кевину, которому предстоит быть шафером на свадьбе Томаса, по причине их тесного дружеского общения, иногда выходящего за рамки нескольких фраз, пришло в голову, что их вечеринка должна быть тематической.
Роберт держит в руках красную футболку с длинным рукавом и черной горловиной: Кевин торжественно достал ее из своей дорожной сумки, когда они устроились впятером в номере гостиницы «Трэвелодж».
– «Звездные войны»? Ты смеешься? – говорит Роберт.
– «Звездный путь», – поправляет Кевин: он худощавый, с залысинами на лбу и глазами навыкате, и у него странная манера хихикать, как девчонка, что он и делает в этот момент. – Это очень в тему. Томас однажды рассказывал мне, что, когда у него была работа, где он занимался рытьем траншей, там все называли его Споком.
– К тому же, – произносит Радждип, глядя поверх своих очков с толстыми стеклами, – Спок говорит: «Живите долго и процветайте». Это тоже очень хорошо подходит для свадьбы.
Кевин отдает голубую футболку Томасу и огромную, как балахон, угольно-серую – Джереми.
– «Академия звездного флота». Это единственное, что мне удалось найти в размере XXL.
Джереми благодушно кивает и продолжает поедать своей донер-кебаб.
– Подожди-ка, – хмурится Роберт. – Ведь парней в красном все время убивает тот лупоглазый монстр, разве не так? А у тебя самого какая футболка?
– Желтая.
– Это капитан Кирк, верно? Давай меняться!
– Нет! – восклицает Кевин, несколько обескураженный.
– На твоем месте я бы ему уступил, – шепчет Радждип.
Роберт выхватывает у Кевина желтую футболку и сует ему красную.
– Капитан Кирк ведь там главный мачо? Так что эта футболка тебе вообще ни к чему. – Потом он кивает Томасу: – Ладно, доктор Спок, пошли переоденемся. Эти три амиго пусть остаются тут, а мы поселимся вместе во второй комнате – уж я-то присмотрю за тобой! Чтобы ты не пустился во все тяжкие перед свадьбой с моей старшей сестричкой, ха-ха-ха!
Томас вздыхает и, взяв свою сумку, следует за Робертом в другую комнату, в то время как Кевин жалобно произносит:
– Не доктор, а мистер Спок.
Томас предполагал, что его мальчишник ограничится тем, что они посидят допоздна в каком-нибудь тихом пабе, болтая более непринужденно, чем на работе, однако у Роберта оказалось другое мнение на этот счет. Он знал Ньюкасл, поскольку вырос в Йорке, поэтому устроил им целую экскурсию по всем пабам и барам Бигг-Маркета, последним пунктом которой был ночной клуб на списанном круизном судне, стоящем у причала на реке Тайн. Вечер проходит как в тумане от выпитого пива и виски, и Роберт демонстрирует невероятный талант замечать компании девушек в мини-юбках и следовать за ними в очередной бар.
– Готовим фазеры к бою! – ухмыляется он. – Эй, барышни, хотите взглянуть на мою звуковую отвертку?
– Нет, вы это слышали? – шипит Кевин с едва сдерживаемым негодованием. – Звуковая отвертка! Парень, похоже, вообще не в теме.
Радждип пьет столько, что все время пребывает практически в коматозном состоянии, если не считать одного часа, когда он, обливаясь слезами, рассказывает о девушке, которую когда-то знал в Дели. Джереми умудряется в каждом заведении что-то жевать и не говорит ни слова, а у Роберта и Кевина под конец вечеринки доходит до драки. Томас настолько пьян, что его даже не волнует происходящее, но, как кажется, все разгорелось из-за того, что Роберт требовал раздеть Томаса и привязать к фонарному столбу, в лучших традициях мальчишников, но Кевин был против этого.
Сама драка состояла в том, что Кевин шлепал своими руками по широкой груди Роберта, а тот толкал его в лужу.
– Вы, кучка придурков, – кипятится Роберт. – Дайте я, по крайней мере, нарисую ему настоящие брови доктора Спока.
Последнее, что помнит Томас, как Роберт тянется к нему с черным маркером, а Кевин громко возмущается, что нужно говорить «мистер Спок», а не «доктор», пока Радждипа не выворачивает прямо ему на колени.
На следующее утро Томас просыпается рано и с трудом открывает глаза: гремучая алкогольная смесь все еще гуляет в его организме и в голове как будто работает отбойный молоток. Наспех ополоснувшись, он отправляется в путь на трамвае, поезде и автобусе, чтобы попасть в небольшой – некогда шахтерский – поселок, в пятнадцати милях от Ньюкасла. Это красивое местечко со множеством зелени, утиным прудом и просторными садами перед коттеджами. Томас никогда не подумал бы, что Лора – с ее полосатыми колготками, ботинками «Доктор Мартинс» и розовыми волосами – могла бы поселиться в подобном месте. Адрес записан у него на бумажке. Томас трижды обходит вокруг утиного пруда и решает отправиться обратно в Ньюкасл, где его ждут снова выпивка и неизбежная стычка с братом Дженет, однако в конце концов он все же решается и находит нужный коттедж. Над низкими садовыми воротами сделана арка, покрытая белыми и голубыми цветками душистого горошка. С бешено бьющимся сердцем Томас открывает калитку и идет по выложенной камнем дорожке к крыльцу с небольшой шиферной крышей. Даже постучав в дверь, он уверен, что это неправильный адрес.