– Но нас вполне устраивает жизнь в Лондоне, – произносит Томас.
Отец Дженет хмыкает в свою кружку с пивом.
– Да, это все, конечно, хорошо, пока вы молодые. Но растить там детей – нет, не годится.
В следующем году Томасу исполняется тридцать три. Дженет достигает вехи тридцатилетия, и это событие, конечно же, помпезно отмечается в кругу семьи Изон. После роскошного обеда в столовой, выходящей на широкие, ровные поля перед домом, мать Дженет говорит:
– Все спрашивают меня, когда я наконец уже стану бабушкой…
– Судя по тому, что я видел на своем мальчишнике, думаю, Роберт уже преуспел в этом и где-нибудь в ваших краях уже бегают маленькие Изоны, – пытается пошутить Томас. Шутка выходит чрезвычайно плоской, и ее неуместность была бы ему очевидна заранее, если бы он хоть немного подумал, прежде чем давать волю своему развязавшемуся от вина языку.
– Мамочка, – отвечает Дженет. – Пока мы наслаждаемся нашей жизнью в Лондоне. – Она смотрит через стол на Томаса: – Но, думаю, в ближайшем будущем мы этим займемся.
Томас рад, что свеча перед ним дает лишь тусклый свет и благодаря этому, скорее всего, остается незамеченным, как его лицо делается вдруг таким же белым, как кусочки курицы на его тарелке. У них с Дженет ни разу еще не было разговора о детях. Ему никогда не приходило в голову заговорить об этом.
53Годы семейной жизни (2003–2011 гг.)
В конце 2003 года Дженет получила весьма существенное продвижение в своей адвокатской карьере, тогда как Томас остался без работы. Эксперимент с гавайской папайей дал отличные результаты, но компания, придя к выводу, что генно-модифицированная папайя едва ли будет пользоваться большим спросом, решила закрыть исследовательский центр.
– Не знаю, может быть, было бы здорово попробовать написать роман, – говорит Томас, размышляя о своей вновь обретенной свободе. – Или, например, научиться играть на гитаре.
Дженет смеется и вручает ему «Ивнинг Стандарт», развернутую на разделе вакансий.
Два месяца спустя он ездит на свою новую работу: это одноэтажное здание на объездной дороге Ньюбери, и его главная обязанность заключается в том, чтобы попытаться вывести цыплят с четырьмя ногами. Адвокатская практика занимает у Дженет все больше и больше времени, и ей приходится долгие часы проводить за подготовкой своих выступлений в суде. Томас начинает потихоньку доставать пластинки из своей коллекции винила, сложенной, по настоянию Дженет, в кладовке.
– Ага, – говорит Клаудия.
– Что «ага»?
– Она закрутила роман, ведь так? Значит, вот как было дело? Она встретила какого-то неотразимого, амбициозного молодого адвоката, и он увел ее у вас?
– Ничего подобного не было! – с негодованием восклицает Томас. – Дженет никогда бы так не поступила. Несмотря на все ее минусы, она была верной. На этот счет ее уж точно нельзя упрекнуть.
– Ее минусы? – спрашивает Клаудия. – А какие у нее были минусы?
Томас на минуту умолкает.
– Что ж, на самом деле минус был всего один. Ее совершенно безосновательное ожидание, что я когда-нибудь стану для нее более или менее таким мужем, какого она заслуживала.
В следующем году Томас занимается сексом раза в три больше, чем за всю свою жизнь до этого. Дженет проявляет необыкновенную ненасытность, набрасываясь на него вечером, будя по утрам поцелуями и увлекая в постель, едва он возвращается домой с работы. Томас совершенно измотан и спит в поезде каждый день по пути на работу и с работы. У него не остается сил даже на то, чтобы выходить на пробежку. Однажды вечером, когда Томас возвращается домой, собираясь рассказать историю – то ли смешную, то ли ужасающую – о трехногом цыпленке, который мог бегать только кругами, Дженет встречает его у дверей их квартиры. В руках у нее маленькая белая полоска. Она стоит, закусив губу, пока он молча смотрит на тест, а затем вскрикивает и бросается ему на шею.
Похоже, у них будет ребенок.
Почти сразу после этого они прекращают заниматься сексом. Томас отчасти даже рад этому. Теперь у него снова есть время и силы для того, чтобы бегать – припечатывать ногами тротуар, лихорадочно размышляя о том, что же все это для него означает. Ребенок. Крошечный человечек. Их крошечный человечек. Его опыт с детьми – должен признать Томас – сводится практически к нулю. В действительности единственным ребенком, с которым ему когда-либо доводилось иметь дело, был его брат Питер, родившийся, когда Томасу было почти девять.
Все эти мысли погружают Томаса в настоящую пучину. Внезапно к нему приходит шокирующее осознание того, что иметь ребенка означает стать отцом.
Семейство Изон, конечно же, чрезвычайно воодушевлено. В какой-то момент оказывается решенным, что это самое подходящее время для Дженет и Томаса перебраться жить в Йорк. Отец Дженет устроил, чтобы Томаса пригласили на собеседование в мультинациональную медицинскую корпорацию «Смит энд Нефью», имеющую исследовательский центр неподалеку от города. Нужно быть полным идиотом, смеется отец Дженет, чтобы умудриться не получить эту работу.
Они проводят в Йорке почти все выходные. Томаса таскают по магазинам, продающим детскую одежду и возмутительно дорогие коляски, дизайн которых, похоже, разрабатывался теми же самыми людьми, которые проектируют машины «Формулы-1». Брат Дженет, Роберт, толкает его кулаком в плечо и говорит: «А я не думал, что ты на такое способен, Спок». И все смеются. Каждый раз, когда они приезжают в Йорк, мать Дженет поглаживает ее по животу и спрашивает:
– Как там ведет себя мой маленький внук?
– Мамочка, – снисходительно отвечает Дженет. – У меня еще даже ничего незаметно. Он пока размером с грецкий орех.
В ту ночь на хрустящих безупречных простынях в гостевой комнате Томасу снится зомби-апокалипсис, во время которого восставшие из мертвых, со сморщенными лицами, похожими на грецкий орех, преследуют его, загоняя в йоркский магазин для беременных и детей, где он должен пересидеть конец света.
Каждый раз в доме семьи Изон их ждет также целая пачка предложений от местных агентов по недвижимости.
– Вам нужно что-нибудь поближе к нам, разумеется, – говорит мать Дженет. – Так мы сможем заходить к вам в любое время.
– Да, это очень удобно, чтобы было кому присмотреть за ребенком, – кивает Дженет Томасу.
Отец Дженет фыркает.
– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что собираешься продолжать работать?
– Мне бы не хотелось бросать свою карьеру, – мягко возражает Дженет. – Я планировала устроиться в какую-нибудь адвокатскую контору в Йорке.
– Чушь, – говорит отец. – Ты теперь прежде всего жена и мать. Посмотри на свою маму – разве ей было плохо от такой жизни?
Томас бросает взгляд на мать Дженет: она как раз получила с «Амазон» двенадцать копий «Кода да Винчи» и весьма нелепо перевязывает их розовыми и голубыми ленточками – в подарок членам своего книжного клуба, прерывая свое занятие лишь для того, чтобы налить себе бренди.
Дженет улыбается.
– Да, ты прав. Лучшего и желать не приходится.
Томас извиняется, чтобы выйти в туалет и глубоко подышать, размышляя над тем, что стало с той женщиной, которая чуть не сбила его на своей машине в первый день нового тысячелетия. Ему начинает казаться, что, возможно, было бы лучше, если бы она его все-таки сбила.
На День святого Валентина Томас берет выходной и, купив в супермаркете продукты, готовит ужин к возвращению Дженет с работы. Ближе к вечеру раздается телефонный звонок от нее. Она в больнице. Томас мчится туда на такси и находит Дженет в отделении для женщин на ранних сроках беременности: она сидит на кровати, натянув одеяло до подбородка, и ее лицо покрыто темными полосами растекшейся туши.
– Томас, – безучастно произносит она. – Я потеряла ребенка.
Томас старается делать и говорить все, что необходимо в такой ситуации – по крайней мере, в его представлении. Когда Дженет выписывают из больницы, она целую неделю лежит в постели. Томас приносит ей поесть, обнимает ее и плачет вместе с ней. Он потихоньку собирает все детские вещи, книжки и одеяльца и относит их в благотворительный магазин, освобождая квартиру от всего того, что может напомнить Дженет о ее потере… об их потере. В день, когда Дженет решает, что готова вернуться на работу, Томас берет выходной – на тот случай, если она не справится и ей нужна будет его помощь. Однако она прекрасно справляется. Томас в тот день моет посуду на кухне и вдруг видит в окно мужчину, идущего с маленьким ребенком, лет двух, не больше: он держит малыша за руку, а тот делает неловкие, неуверенные шаги по улице. Совершенно неожиданно Томас разражается сухими, безутешными воплями.
Следующий год, вопреки всем ожиданиям Томаса, оказывается весьма приятным. Дженет, как кажется, решает оставить свою беременность в прошлом, словно этого никогда и не было, и с головой уходит в работу и развлечения. Они с Томасом дважды берут отпуск, она решает, что ему нужно отказаться от предложения о работе в «Смит энд Нэфью», и они прекращают поиски дома в Йорке. Они тратят деньги на ремонт своей квартиры, и Томаса приглашают в комитет жильцов их многоквартирного дома. Он с удовольствием принимается за исполнение своей новой роли, наклеивая стикеры на лобовые стекла автомобилей, чьи владельцы не вписываются в разметку, паркуясь на и без того скудном парковочном пространстве; он обходит квартиры жильцов, напоминая им о том, что в выбрасываемых в баки пакетах с мусором не должно быть пищевых отходов во избежание привлечения животных. Томас становится активистом кампании за установку автобусной остановки ближе к их дому. Они с Дженет проводят больше времени вместе, раз в месяц бывают в театре, а летними вечерами пьют вино у реки; она даже соглашается, чтобы он попытался открыть ей дверь в мир настоящей музыки. К его некоторому шоку, она совершенно не воспринимает Дэвида Боуи, но с этим небольшим ее недостатком он все же готов смириться. Они снова начинают заниматься сексом, но уже не так безумно и без той одержимости результатом, как прежде. Томас каждое утро выходит на пробежку: он в прекрасной форме и замечательно себя чувствует, наслаждаясь отсутствием какой-либо ответственности, кроме той, чтобы делать Дженет счастливой.