Дэлил щелкает пальцами.
– Постой-ка. Тот ниндзя в маске, о котором ты разговаривала с директором в школе Джеймса? Так это была ваша бабушка? – Он присвистывает. – Вот это номер!
– Если честно, я не хочу думать об этом, я хочу забыть обо всем, хотя бы на одну ночь, – вдыхает Элли. – Ладно, где это ваше место? А то сейчас, похоже, польет как из ведра.
– Вон оно, там, – Дэлил указывает на подъездную дорогу, ведущую к нескольким одноэтажным строениям, укрывшимся в темноте. – А ты разве не слышишь?
В то время как дождь начинает расходиться, они мчатся в сторону здания, откуда доносится басовое «бум-бум-бум».
– А это вообще легально? – спрашивает Элли, когда они ныряют в теплое нутро одного из строений посреди промзоны и трое здоровенных мужчин в черных бомберах пропускают их, увидев Дэлила. Внутри так темно, что невозможно понять, насколько большое это помещение; вспышки стробоскопов пестро расцвечивают танцующую толпу перед подмостками, с которых трое парней в черных джинсах, белых майках и бейсболках оглашают все вокруг своим отрывистым рэпом.
– Сильно сомневаюсь! – весело кричит в ответ Дэлил. – Скорее всего, копы нагрянут и прикроют нашу тусу еще до рассвета.
– Копы? – улыбается Элли. – Ты вдруг стал выражаться как уличные ребята.
– Ну мы же тусим с корешами, верно? – говорит Дэлил.
– А это твой брат? – спрашивает Элли, указывая на сцену. В помещении ужасно жарко, и она, сняв свою толстовку, повязывает ее на талии.
– Не. Ферди появится, самое раннее, к полуночи. Пойдем, я покажу тебе, где тут сортир и все такое.
– Здесь есть туалеты? Это впечатляет.
– Это место принадлежит моему двоюродному брату Роджу, – кричит Дэлил. Он берет ее за руку и ведет через толпу танцующих, и Элли не возражает. – У него здесь вообще-то автомастерская – ремонтируют машины. А раз в несколько недель устраивают вечеринки.
Возле туалетов стоят два раскладных стола с большими разноцветными резиновыми ведрами, наполненными уже подтаявшим от жары льдом и бутылками пива и безалкогольных напитков.
– Угощайся, – кричит Дэлил. – Напитки включены в стоимость билета. А для нас вход бесплатно, так что можешь отрываться.
Дэлил и Элли одновременно тянутся к одному и тому же ведру. Он вытаскивает банку кока-колы, а она – бутылку «Ред Страйп». Они обмениваются взглядами.
– Ты пьешь пиво?
– А ты не пьешь пиво?
– Ну, я этим особо не увлекаюсь, – говорит Дэлил. – Может, выпью немного чуть попозже. Всё в меру, как говорится. А ты знаешь, что во Франции нет минимального возрастного порога для употребления алкоголя? Они там знают в этом толк. Но у них нет такой проблемы пьянства, как у нас. Когда напиваются вдрабадан и все такое. Еще и блюют потом повсюду. Фу. Нет, это не для меня.
Элли смотрит на свое пиво. Дэлил берет открывашку, привязанную веревкой к одному из столов, и открывает ее бутылку.
– Ты уверена, что тебе будет нормально после этого?
Элли еще ни разу в жизни не пробовала алкоголь. Она подносит бутылку к губам и, сделав небольшой глоток, поражается сначала тому, какое оно ледяное, а потом какой у него щиплюще-горький вкус.
– Все отлично, – говорит она, вытирая губы ладонью, чтобы скрыть свою невольную гримасу. – Я выпью только одну-две бутылки. Я, как и ты, – тоже этим особо не увлекаюсь. Все в меру.
Дэлил кивает и открывает свою банку колы.
– Тогда порядок. Как насчет потанцевать?
55Вызываю обитателей межпланетного корабля
Дэлил танцует именно так, как и ожидала Элли – по-птичьи взмахивая руками, беспорядочно двигая ногами в разные стороны и сияя, как маяк, своей ослепительной улыбкой. Однако он делает все так естественно и самозабвенно, что выглядит действительно неотразимым. И самое главное, видно, что все это доставляет ему настоящее удовольствие.
– Давай! – кричит он. – Ты хочешь славы? Ее нужно заработать. А для этого придется попотеть!
Элли вскрикивает, когда Дэлил хватает ее за руку и увлекает в самую гущу извивающихся в танце тел.
– Ты чего? – кричит она ему.
Он запрокидывает голову и взмахивает руками.
– Слава! Я буду жить вечно! Я научусь летать!
Приложив к губам свою бутылку пива и внезапно обнаружив ее пустой, Элли думает, что не удивилась бы, если бы Дэлил действительно научился летать.
После второй бутылки пива Элли чувствует, что ей очень сильно нужно в туалет. Выйдя оттуда, она не может найти Дэлила и поэтому остается стоять возле столов, открыв еще одну бутылку. В общем-то пиво не такое уж и противное на вкус, если к нему привыкнуть. И, глядя на танцующих людей, Элли думает о том, что быть взрослым, наверное, не так уж и плохо. В этом тоже есть свои плюсы. Просто все, что она делала до этого – заботилась о брате, о бабушке, готовила еду, следила за тем, чтобы все шло как надо, – было скучной частью взрослой жизни. Она занималась только скучными делами, тогда как развлечения были ей недоступны. Элли вдруг понимает, что ей снова нужно в туалет, и начинает беспокоиться, не инфекция ли это какая-нибудь. Поставив пустую бутылку на стол, она нетвердой походкой направляется в сторону туалета.
Когда Элли выходит, Дэлил ждет ее у стола, открывая новую банку колы. Элли повисает на его руке и кричит:
– Хватит быть таким скучным! Выпей пива!
Он поднимает бровь.
– Выпью, потом. Хочешь еще потанцевать?
На танцполе Элли помахивает своей наполовину выпитой бутылкой. Какая это по счету – вторая? Третья? Четвертая?
– Кто считает?
– Что? – переспрашивает Дэлил, пытаясь перекричать гудящие басы и голоса рэперов.
– Кто считает? – тоже кричит Элли.
– Что считает? – выкрикивает он.
– Бутылки пива!
Дэлил смотрит на свою пустую банку колы и сминает ее в руке.
– Ладно, выпью с тобой пива. Пойдем. А то мои очки тут уже слишком запотевают.
– Это все из-за тех девушек на танцполе, – говорит Элли, качаясь на руке Дэлила, в то время как он пытается открыть две бутылки. – Это из-за них твои очки запотевают. Некоторые из них просто сногсшибательные. Как модели.
Дэлил пожимает плечами.
– Никто из них не симпатичнее тебя.
Элли громко хохочет. Дэлил протягивает ей покрытую конденсатом бутылку пива. Их пальцы соприкасаются, и она смотрит в его глаза или, по крайней мере, в запотевшие стекла очков. Ее сердце бьется быстрее, чем когда-либо. Потом – Элли сама не понимает, как и почему это происходит, – она прижимается к нему всем телом.
– Давай поцелуемся, – говорит она.
Дэлил ставит свою бутылку на стол и берет Элли за локти, а потом, засмеявшись, мягко отстраняет ее от себя.
Она чувствует, что на глаза у нее вот-вот навернутся слезы.
– Разве я тебе не нравлюсь?
– У меня есть принцип – не идти на поводу у девушек, когда они пьяны, – кричит он.
Элли поднимает брови и начинает отгибать пальцы.
– Во-первых, Дэлил Аллейне, я вовсе не пьяна. Я выпила всего две бутылки. Или три. А во‐вторых… ты так часто уже бывал в таких ситуациях, что выработал принцип?
– У каждого джентльмена должны быть принципы, – заявляет Дэлил. – Но, если честно, это первый раз, когда мне довелось применить мой принцип на практике.
Через какой-то – как кажется Элли, довольно долгий – промежуток времени она сидит на бетонном полу, прижавшись спиной к шлакоблочной стене, и плачет, сама не зная, почему.
– Ты можешь одолжить мне пять тысяч фунтов? – спрашивает Элли.
– Я бы одолжил их тебе, если бы они у меня были.
– А твои родители? Может быть, они могут занять мне деньги?
Дэлил смеется.
– Мой отец работает водителем автобуса, а мама – уборщицей. Нам хватает денег на жизнь, но едва-едва. Мне очень жаль, Элли.
– Если твой отец – водитель автобуса, а мама – уборщица, почему ты сам такой чудак-гений?
Он пожимает плечами.
– Мы обречены повторять прошлое, если не научимся извлекать из него уроки. Я прочел это…
– Знаю, знаю, в «Гардиан».
– В любом случае, это правда. Но я вовсе не считаю, что мои родители живут как-то неправильно. Они замечательные. И все мы в нашей семье странные по-своему, непохожие на других. Это как сказано в начале «Анны Карениной». Только на самом деле это касается не только несчастливых семей. Мы очень многого не знаем о других людях. Вот мой брат, например, безумно увлечен рэпом, а отец пишет картины с потрясающими видами Барбадоса, где он никогда не был. Просто по фотографиям. А моя мама поет как ангел. Все мы замечательны по-своему. Как и любая другая семья. Так же как и ваша.
– В нашей семье нет ничего замечательного. Всё у нас как-то не так.
– Вовсе нет, – мягко говорит Дэлил. – И даже если у вас что-то пошло не так, это не будет длиться вечно. Я прочитал, что Эйнштейн однажды сказал: «Учись на вчерашнем дне, живи сегодняшним, надейся на завтрашний. Самое главное – не прекращай задавать вопросы». Вот, для меня это в самую точку. Надейся на завтра. Именно поэтому я собираюсь стать писателем, или журналистом, или детективом. Или ими всеми одновременно. Ты не можешь перестать надеяться на завтра – это все равно что быть уже мертвым.
– Но для меня проблема в том, как жить сегодня, – говорит Элли. – Я не хочу быть ответственной за всю нашу семью. Я хочу просто быть ребенком.
Дэлил забирает у нее пустую бутылку.
– Дети не нагружаются пивом по самые брови.
– Еще как нагружаются, во Франции. – В кармане у нее начинает вибрировать телефон. – Так что я перееду во Францию, меня удочерит французская семья, и мы будем сидеть на балконе нашей квартиры в Париже, а я буду пить вино и читать «Анну Каренину». – Элли пытается выудить свой телефон из кармана джинсов, но безуспешно. – Кстати, сколько сейчас времени?
Дэлил смотрит на свои наручные часы – конечно же, старые электронные.
– Почти час.
Раздается радостный гул толпы на танцполе, и Дэлил поднимает голову.
– О, это Ферди вышел на сцену.