Когда он наконец открывает глаза, перед его взглядом простирается бесконечность.
«О боже!» – говорит Томас. К этому он точно не был готов. Сначала у него возникает ощущение, будто все вокруг затянуто бескрайним, безупречным, великолепным бархатом. Потом он замечает звезды – крошечные огоньки, разгорающиеся прямо на его глазах, сверкающие солнца, находящиеся на расстоянии миллиардов световых лет – некоторые настолько далекие, что, хотя они уже давно погасли, их свет продолжает, как призрак, путешествовать через Вселенную. Томас подходит к самому краю, упираясь обеими руками в стороны люка. Он вовсе не чувствует – как боялся – головокружения. Это нечто намного, намного хуже. Это не страх упасть, потому что там некуда падать, это страх улететь – улететь в пустоту и лететь, лететь бесконечно, не имея возможности когда-либо остановиться. Это страх перед чем-то грандиозным, трепет перед необъятным, сокрушительное ощущение своей ничтожности перед лицом всей этой пустоты.
Однако, конечно же, эта пустота не совсем пустота. В этой черной ночи таятся призраки прошлого. Темнота космоса расступается, и появляются трое, выплывающие, как бледные рыбы, из черных глубин, где они дожидались Томаса все это время.
Его брат Питер, мальчик, который умер.
Их с Дженет нерожденный ребенок – только сейчас Томас его увидел: это мальчик – мальчик, которому не довелось жить.
И, наконец, еще один маленький мальчик, растерянно оглядывающийся в темноте, в то время как звезды превращаются в тускло освещенные лица зрителей в кинотеатре, а он думает только об одном: куда ушел отец?
Томас Мейджор, мальчик, который не умер, но и не жил по-настоящему.
Томас смотрит на себя восьмилетнего. «В этом не было твоей вины, – шепчет он. – Ты ни в чем не был виноват. Я ни в чем не виноват. Я не мог спасти никого из вас. И я понял это только сейчас. Но есть один маленький мальчик – там, внизу, на Земле, – которому я могу помочь. Маленький мальчик и его семья. Я могу их спасти. Этого достаточно?»
Томас закрывает глаза. Когда он их открывает, призраков уже нет перед ним. Да. Этого достаточно.
Он делает глубокий, долгий вдох из кислородного баллона и выходит в бесконечность.
Томас никогда еще не видел «Арес-1» во всем его великолепии. Он находился в главной капсуле, заключенной в передней части довольно большой ракеты, стартовавшей с космодрома в Казахстане и едва не заставившей его скончаться от перегрузки, когда они вырывались из гравитационных объятий Земли. Ступени ракеты отделились одна за другой ко времени выхода на орбиту, и корабль приобрел свой окончательный вид, как вышедшее из куколки насекомое. Томасу становится стыдно, что он называл его «Конурником».
Корабль выглядит потрясающе.
Он похож на стрекозу, с его расправленными крыльями со встроенными солнечными батареями, поглощающими энергию никогда не заходящего солнца. Другие три модуля, содержащие всё, что потребуется ему и последующим поселенцам на Марсе, соединены последовательно с главной секцией, заканчивающейся блоком двигателя, который неустанно трудится над тем, чтобы вывести корабль к красной планете.
Томасу вспоминается другая стрекоза, лениво порхающая над поверхностью пруда.
Он слышит свое шумное дыхание в шлеме. «Арес-1» порхает над всей Вселенной – над всем тем, что было, есть и будет. Томас чувствует себя просто ничтожной песчинкой.
Один человек против бесконечности. Возможно, год назад это испугало бы его.
Один человек против бесконечности. Теперь это наполняет его силой и гордостью.
Потому что этот человек – он сам.
Он, майор Том.
И у него есть работа, которую он должен выполнить. Антенна расположена на внешней части второго модуля, и Томас с закрепленным на поясе страховочным тросом перемещается вдоль корабля по специальным поручням.
Он преодолевает соединение между первым и вторым модулями, когда вдруг, оступившись, срывается с поручней. Запаниковав, Томас взмахивает руками, но в конце концов ему снова удается ухватиться за поручни. Он чувствует, что его страховочный трос слишком натянут. Может быть, он зацепился за что-нибудь на поверхности корабля или кто-то из сотрудников БриСпА решил сэкономить на его длине? Томас дергает трос несколько раз, пока его натяжение не ослабевает. Затем он продолжает свой путь ко второму модулю, но вдруг, обернувшись, замечает, что конец троса, вместо того чтобы быть зафиксированным внутри корабля, просто болтается снаружи, как слишком рано перерезанная пуповина.
«Вот черт», – произносит Томас. Можно, конечно, вернуться обратно в шлюз и использовать другой трос. Томас смотрит на кислородный датчик и часы на своей руке. Нет, у него нет времени. Он должен все сделать. Просто нужно быть аккуратнее.
Томас осторожно карабкается на верх модуля, хотя он, конечно же, знает, что в космосе нет ни верха, ни низа. Антенна оказывается намного больше, чем он ожидал – семь или восемь метров в диаметре. Проблема сразу становится очевидной: микрометеоритный дождь повредил тарелку, пробив в ней множество мелких отверстий. Более того, антенна оказалась практически сорвана и держалась лишь на нескольких кабелях, связывавших ее с электронным оборудованием «Арес-1». Томас мысленно составляет план действий. Первое: закрепить тарелку на корпусе корабля. Второе: починить и заново подсоединить поврежденные кабели. Третье: вернуться, черт побери, внутрь.
Пристегнувшись к перекладинам возле антенны, Томас достает инструменты, закрепленные у него на поясе, и приступает к работе.
Часа три спустя все, как кажется, завершено. Тарелка подключена ко всем кабелям и зафиксирована. Однако, чтобы понять, удалось ли все наладить, нужно вернуться обратно в кабину. Томас снова закрепляет все инструменты у себя на поясе, в последний раз окидывает взглядом антенну и начинает медленно продвигаться в сторону главного отсека.
Он не успевает понять, что произошло, но при переходе со второго модуля на главный его руки вдруг срываются с поручней, его подбрасывает и переворачивает, и он на мгновение теряет ориентацию. Томас видит вихрь звезд и сияние солнца, и вот уже от «Арес-1» его отделяют десять футов, пятнадцать, двадцать.
Томаса охватывает паника, и на рукаве у него загорается лампочка. Кислород заканчивается. Ему нужно вернуться внутрь корабля, и как можно скорее. Думай. Думай. Томас старается успокоиться. Уже тридцать футов от «Арес-1», и он продолжает удаляться. Однако для такой ситуации решение также предусмотрено. На его кислородном баллоне закреплен «Safer»[17] – устройство для экстренного спасения во время «И-Ви-Эй» (в космической отрасли очень уж любят всякие сокращения). На его другом рукаве находится небольшой щиток, под которым расположены рычажок управления и кнопка зажигания. Короткие контролируемые толчки двигателя должны вернуть его к кораблю. Томас поворачивается в космическом пространстве лицом к «Арес-1» (на расстоянии сорок пять – уже сорок пять! – футов) и нажимает кнопку зажигания.
Ничего не происходит.
Солнце уныло поднимается над Слау, и директор Бауман заглядывает на дно кофейника, как вдруг от рядов технических сотрудников слышится радостный гул. Он моргает и поднимает глаза на главный экран, на котором быстро что-то мелькает, а потом появляется довольно четкое изображение внутренней части основного модуля «Арес-1».
– Черт возьми! – несколько разочарованно восклицает Бауман. – Он это сделал!
За его плечом появляется один из технических сотрудников с сообщением:
– Все системы связи снова работают, сэр!
Бауман смотрит на экран, показывающий внутреннюю камеру корабля. Ему до сих пор не верится, что у Мейджора оказалось достаточно мужества, чтобы выйти в открытый космос, и что ему вообще удалось наладить антенну. Бауман с крайней неохотой начинает подозревать, что, возможно, он недооценил этого человека.
– Но где он вообще? – спрашивает Бауман, оглядывая пустую кабину.
Вдруг в поле зрения вырисовывается что-то, парящее в воздухе. Бауман выдыхает и хмурится:
– Подождите. Это что еще такое?
Стоящий рядом с ним сотрудник вглядывается в экран, по которому с неспешной грациозностью проплывает некий предмет.
– Э-э-э, кажется, это сборник кроссвордов, сэр.
64Итак?
Дэлил толкает локтем только что задремавшую Элли и указывает на синие огни, отражающиеся в боковом зеркале. Она со стоном сжимает голову руками. Глэдис опускает стекло, впуская в кабину дождь и рев ветра, и кричит:
– Живой вы меня не возьмете, легавые!
– Бабушка, – упавшим голосом произносит Элли. – Останавливайся. Уже ничего не поделаешь. Я знала, что это была глупая затея.
Джеймс, проснувшийся от тиканья индикатора, озирается вокруг своими красными глазами.
– Мы что, уже приехали?
Глэдис паркует фургон у обочины, и Элли говорит:
– Это полиция, Джеймс. Мы попались. Похоже, для нас все кончено.
Джеймс принимается колотить себя кулаками по коленям.
– Нет! Нет, нет, нет! Ведь у нас уже почти все получилось! Это нечестно.
Дэлил смотрит в зеркало на двух полицейских, вышедших из машины и направляющихся к ним.
– Давайте я буду говорить.
– Нет, – возражает Элли. – Я сама.
Полицейский заглядывает к ним в кабину через открытое окно и поочередно оглядывает их всех.
– Доброе утро. Куда путь держите?
– В Лондон! – сообщает Глэдис. – В «Олимпию». Знаете такое?
Полицейский смотрит в свою записную книжку, потом оглядывается через плечо.
– Адам! Ты дозвонился до Уигана? Что там? – Потом он снова говорит в кабину фургона: – Вы, я полагаю, Глэдис, Джеймс и Элли Ормерод?
Они смотрит друг на друга и кивают.
– А вы, молодой человек? – продолжает Гэри.
Дэлил подается вперед через сидящую рядом Глэдис и протягивает свою руку.
– Мистер Дэлил Аллейне, юрист. Представляю интересы семьи Ормерод. Они не будут вам ничего говорить, пока нет никаких оснований для официального ареста.