м, если только он не отрывался всю ночь на вечеринке. Да уж, иногда дела так плохи, что остается надеяться только на случай… Элли задумывается о том, почему люди так говорят. Остается надеяться на случай. Случай постоянно нарушал течение ее жизни, и в этом уж точно не было ничего хорошего. Можно сказать, по воле случая она осталась без родителей. И не случайно ли так получилось, что бабушка начала выживать из ума вскоре после того, как отец попал в тюрьму? Или всему виной какие-то химические или биологические процессы или что бы там ни было, вызывающее деменцию? Случай ли то, что способности Джеймса оказались замечены и ему предложили перейти в другую школу, тогда как Элли – в два раза способнее его, а то и в десять раз, усмехается она про себя, – была вынуждена ходить в ту же начальную и ту же среднюю школу, что и другие дети с их улицы? В общем, было ли все случаем или нет, это редко приносило что-то хорошее.
Элли бродит между стеллажами, проводя пальцами по корешкам книг. Она любит книги, любит, как они мягко трепещут под тяжестью наполняющих их слов. Как бы ей хотелось, чтобы у нее было время их читать! Она идет дальше, таща за собой рюкзак, и в конце концов оказывается перед стеллажом, где выставлена серия «Йорк Ноутс» – пособия с анализом литературных произведений. Там есть и книга по «Анне Карениной». Элли открывает ее и обнаруживает целую главу, посвященную цитате в самом начале романа (то есть эпиграфу), а именно: «Мне отмщение. Я воздам». Она перекатывает эти слова во рту, словно пробуя их на вкус и осторожно выпуская наружу:
– Мне отмщение. Я воздам.
Пенсионерка с обесцвеченными волосами и в спортивном костюме останавливается и смотрит на нее:
– Ты что-то сказала, детка?
– Мне отмщение, – повторяет Элли, хотя знает, что это не так и никогда так не будет.
Женщина смотрит на ее белую рубашку и галстук.
– Ты здесь работаешь, деточка? Я ищу «Сто лет одиночества». Мы собираемся обсуждать эту книгу в нашем книжном клубе.
Элли пожимает плечами.
– Никогда не слышала про такую.
– Я тоже. Звучит весьма мрачно. – Она больно толкает Элли своим костлявым локтем. – Я имею в виду, что «Сто лет одиночества» – это как будто про то, как проходит каждый вечер у меня дома. Он засыпает в своем кресле часов в семь. То есть не сказать, что мне так уж хочется, чтобы он не спал, когда я пытаюсь смотреть телевизор, и спрашивал меня, что происходит и кто есть кто каждые пять минут. Эти шведские фильмы хуже всего. Все в огромных джемперах, какие-то все убогие, и серийные убийцы повсюду. То есть я вообще-то люблю криминальные детективы, но ох уж эти субтитры. Мой муж совсем ничего не может понять. Каждые пять минут спрашивает: «а это кто такая?» или «а он тут что делает?» Так ты уверена, что никогда не слышала про такую книгу? По-моему, это какой-то испанский автор. Какое-то испанское имя, во всяком случае. Лучше бы мы взялись в клубе за «Пятьдесят оттенков серого». Такого у меня дома точно нет. – Женщина громко хихикает. – Ну ладно, детка, пойду спрошу про книгу на стойке.
Женщина уходит, и Элли некоторое время смотрит ей вслед, после чего переводит взгляд на книгу, которую держит в руках. Можно было бы пойти и взять ее в библиотеке. Но нет, закусив губу, Элли открывает свой рюкзак и запихивает туда книгу. Затем она направляется к выходу, высоко подняв голову и глядя всем сотрудникам магазина прямо в глаза, мысленно бросая им вызов, чтобы они остановили ее, отвели в подсобное помещение, вызвали полицию, вывернули наизнанку всю ее жизнь.
Остается надеяться на случай.
8Телефонный звонок
Телефонный звонок застает Глэдис за просмотром новостей. Показывают репортаж об астронавте, который разговаривал с маленькой девочкой на Земле. Кажется, он довел ее до слез, хотя другой человек, с черными волосами, в костюме и галстуке, из космического центра, говорит, что она, видимо, просто переволновалась из-за разговора с настоящим астронавтом. В студии на диване сидит пара приглашенных гостей, а человек из космического центра находится на большом экране позади них. У него такие кустистые брови, что их просто невозможно не заметить.
– Дело в том, что теперь, когда у нас есть Тим Пик, мы ждем, чтобы наши астронавты были не просто астронавтами, – говорит блондинка в бежевом костюме, сидящая слева от ведущего. – Мы ждем, чтобы они были знаменитостями.
По другую сторону от ведущего сидит мужчина в толстых очках и с взъерошенными волосами. С виду он похож на ученого.
– Но он вовсе не знаменитость. Его задача – заниматься своей работой. Бо́льшую часть той половины года, что займет полет на Марс, он должен выполнять изо дня в день четко определенный круг обязанностей. Он отправился туда не для того, чтобы развлекать нас.
– Что ж, скажите об этом спонсорам этой миссии, – не унимается женщина. – Скажите об этом школьникам, чьи надежды и мечты летят сейчас вместе с «Арес-1». Британцу предстоит стать первым человеком на Марсе. На этом месте должен быть действительно достойный астронавт, а не какой-то там… брюзга.
Человек из космического центра на большом экране шевелит бровями.
Глэдис сидит в своем кресле у камина, пытаясь понять, сколько овсяного печенья она уже съела и не хочется ли ей еще.
«Кто это, интересно?» – щурясь, она смотрит на экран телефона. Там высвечивается какой-то номер – более длинный, чем те, с которых ей обычно звонят. Должно быть, это из-за границы. Ей нравится разговаривать с людьми из-за границы.
– Слушаю, – произносит Глэдис в телефонную трубку громко и медленно, на случай если действительно звонят из-за границы.
Раздается шипение, затем пауза, и наконец мужской голос произносит:
– Э-э-э. Это последний номер, который у меня был… А это, собственно?.. Нет, я уже понял, что это не она… но это телефон Дженет? Она где-то там?
– Кто говорит?
– А вы кто? – спрашивает голос.
Не сказать чтобы Глэдис очень нравился его тон.
– Нет, сначала вы ответьте. Это же вы мне позвонили.
– Слушайте, это телефон Дженет или нет?
О-о-о! Он разговаривает таким голосом, что Билл наверняка назвал бы его мерзким занудой.
– Дженет… – Глэдис копается в своей памяти. – Да, я знаю Дженет. А кто говорит, простите?
Голос в трубке становится довольно взволнованным, но потом человек, как кажется, старается успокоиться.
– Ну это я… Томас. Я могу с ней поговорить?
– А я только что видела по телевизору человека по имени Томас. – Глэдис решает все же съесть еще одно овсяное печенье. – Он сейчас в космосе. И он разговаривал с маленькой девочкой.
– Да! – восклицает человек. – Это я и есть! Томас Мейджор! Человек, летящий на Марс! Я муж Дженет. Она там?
Глэдис хмурится.
– Вы довели до слез маленькую девочку.
– Нет, это не так. Просто ей не пришло в голову ничего лучше, как задать банальнейший вопрос… А потом связь прервалась, когда мы разговаривали… Но с кем я все-таки говорю? Вы не могли бы позвать к телефону Дженет?
– А вы правда звоните из космоса? – Глэдис берет овсяное печенье и щурится на него. А что, если бы Луна была гигантским печеньем? Она откусывает кусочек. Вот теперь она убывает. Луна-печенье. Так ведь говорят, когда она становится меньше? Убывает.
– Да, я правда звоню из космоса, – говорит человек. Томас.
– И вы утверждаете, что вы муж Дженет? – Сейчас ей не помешала бы чашечка чая, чтобы запить печенье. – А не вешаете ли вы мне лапшу на уши?
Наступает короткая пауза.
– Что ж, если уж соблюдать предельную точность, если вы сотрудник полиции точности, которой Дженет поручила отвечать по своему телефону, то да, полагаю, вы правы – я на самом деле не ее муж. Полагаю, я ее бывший муж. То есть я хочу сказать, что это именно так – я ее бывший муж.
– Я так и думала, что вы вешаете мне лапшу на уши! – торжествующе восклицает Глэдис. – Дженет была замужем за другим типом. Не могу вспомнить сейчас его имя.
– Вы имеет в виду Неда? – спрашивает Томас через многие мили космического пространства. – Того человека, с которым она жила? О! Так значит… Постойте, вы сказали «была замужем» – получается, уже нет? Она вышла замуж и развелась? Кстати, кто вы все-таки? Ну в конце концов?
– Она не развелась, а овдовела. Он умер. Кажется, у него была эмфизема.
– Эмфизема. Черт побери. – Повисает долгая тишина. – Послушайте, еще раз спрошу. Кто вы? Я подумал было, что вы мама Неда, но, очевидно, нет. И почему у вас телефон Дженет? Вы с ней работаете?
– Это не телефон Дженет, – холодно отвечает Глэдис. – Это мой. Я сомневаюсь, что Дженет Кростуэйт умеет пользоваться подобными телефонами, если у нее вообще какой-нибудь есть.
– Дженет… Кростуэйт?
Глэдис снова начинает говорить громко и медленно. На этот раз все намного хуже, чем со звонками из-за границы.
– Дженет Кростуэйт. Мы с ней работали вместе на швейной фабрике. Я думала, что вы должны быть посообразительнее, раз вы космонавт. А почему вы вообще звоните сюда и спрашиваете про Дженет Кростуэйт?
– О боже! Этот номер принадлежал моей жене. Моей бывшей жене. Дженет Мейджор. Или Изон, полагаю, если она вернула себе свою девичью фамилию. Так, значит, вы вовсе не знаете ее?
– Она не работала воспитательницей, переводившей детей через дорогу, в начальной школе Святого Михаила?
– Нет. – Томас вздыхает. – Она адвокат. С какой стати ей переводить этих чертовых детей через дорогу?
– Что ж, я знала только этих двух Дженет, так что, думаю, с вашей я незнакома.
Нет, определенно, чашка чая сейчас не помешает.
– А, – говорит Томас. – Ну ладно. И… думаю, мне стоит извиниться, что побеспокоил вас.
– Я тоже так думаю. Знаете, вы весьма бесцеремонный тип. А вы действительно звоните из космоса? То есть правда-правда? Или это очередная ваша лапша?
– Да, – отвечает Томас. – Я звоню из космоса.
– И как там?
– Что?
– Как там, в космосе?
– Холодно. Безжизненно. Темно. Примерно так, как вы себе и представляете.