Лето набирало обороты, насколько это возможно на Урале. Температура воздуха плавала, то подтверждая теорию всеобщего потепления, то разрушая ее совсем унылой ветреной и холодной погодой. Приближались желанные две недели короткого июля, когда, возможно, бог смилостивится над обитателями самой спокойной части мира и подарит им тепло на эти долгие дни, чтобы прогрелась вода и те, кто не улетел в теплые зарубежные края, смогли бы залезть в многочисленные речки, совершить омовение и выйти обновленными, дабы весело продолжить дальше свое немудреное существование на берегу со священными алкогольными напитками и жертвенным огнем, очищающим куриное и прочее мясо от сальмонелл.
Алексей, семимильными шагами продвигаясь по пути освоения нового хобби, познакомился на сайте кладоискателей со многими черными копателями, но ни с кем не сошелся в силу характера, они ему не нравились, кто жаждой наживы, а кто просто на лицо был кривоват. Однажды ему позвонил мимолетный знакомый, предложив поехать покопать монетки в сторону Верхнечусовских Городков, уже шестьдесят лет лежавших под тёмной водой Камского водохранилища. Там, у переправы, где давным-давно проходила дорога, ведущая в старинную вотчину Строгановых, находилась Мекка пермских кладоискателей. Весь берег был исхожен молчаливыми и сосредоточенными людьми с лопатами на плече, с исступленно пищащими на все лады металлоискателями. Кому-то из них везло, они копали глинистую землю и вытаскивали изъеденные водой и временем кружочки монеток, даже серебряных, «чешуйки» времен первых Романовых, кому-то нет, и они уезжали ни с чем, насладившись только чистым воздухом.
Выехали рано утром, часа в четыре, забрав по дороге еще одного малоприятного человека, отрекомендовавшегося старым коллекционером и знатоком мест для поиска. Алексей поморщился, но поскольку свои места для кладоискательства кроме пресловутых Бутыр не знал, то скрепя сердце согласился и даже поддерживал беседу, пока ехали до точки. По дороге малоприятная личность тыкала заскорузлым пальцем в стекло автомобиля, сообщая, что, где и когда он находил. Неожиданно человек попросил свернуть в сторону села Успенки. На вопрос «зачем» только хмыкнул, сказав: «Увидите». С асфальта Алексей по указке того же кладоискателя свернул на свежеотсыпанную грунтовку и, проехав метров триста, остановился.
– Вот, видите, – многозначительно произнес кладоискатель, а второй знакомый Алексея возбужденно спросил:
– Оттуда?
– Оттуда, – подтвердил кладоискатель и начал выгружаться. Пока Алексей собирал свой немудреный металлоискатель, человек уже увлеченно что-то искал в хорошо утрамбованной гравийной дороге, покряхтывая от удовольствия, как будто ел что-то вкусное. Знакомый Алексея пояснил:
– Со дна реки, где Городки стояли, гравий добывали и отсыпали эту дорогу. Тут монетосов, должно быть, куча, понимаешь?
С этими словами знакомый начал махать прибором и ковырять трудно поддающийся гравий. Пока Алексей собирался, второй кладоискатель уже дошел до конца дороги и возвращался обратно. Ничего не оставалось, как идти по проверенным уже местам. Алексею попалась одна советская монетка через час поисков, два других охотника за сокровищами уже стояли у машины и перебирали находки.
– Во, смотри, «николашка», вот «алексашка», вот копейка серебром, ничего, что мятые, почистим, поправим, на рынке продадим.
– Ага, – вторил другой.
Алексей невесело, разочарованно и отчасти брезгливо смотрел на двух копателей. Продавать находки он никогда не думал, увлечение, считал он, не средство наживы. В обществе этих двух барыг ему было не по себе.
– Чё у тебя? – заинтересованно спросили копатели. Алексей показал мятую, трудночитаемую монетку.
– Ну, ничего, лиха беда начало, сейчас на Городки поедем, там разживемся.
Алексей обреченно сел за руль и поехал в нужном направлении под непрекращающийся говор о цене и продажах.
– Вот эту за сто рубликов, эту за двести, а эту и за триста толкнуть можно, только почищу… Нормально сгоняли.
На берегу Чусовой все разбежались в разные стороны, но удача никак не поворачивалась к Алексею. У других же было что показать.
– Во, смотри, это уровень Эрмитажа! Это же пробная штамповка! Да я читал, таких только семь штук! – восхищенно говорил один, катая в ладони мятый темный кругляш, который на уровень даже деревенского музея, по мнению Алексея, не тянул. Но он вслушивался, завидуя удаче, потому что у него даже советской копейки не звенело. Расстроившись вконец, он решил больше с этими людьми на коп не ездить…
А лето все набирало обороты, по полям росла трава по колено, и продолжение карьеры черного копателя ставилось под вопрос: в траве много металлоискателем не помашешь. Да и где искать эти сокровища, которые никак не давались? Спасение пришло неожиданно – его школьный товарищ, увлеченный коллекционер, тоже купил прибор, да еще имел старые планы генерального межевания Российской империи. Ничтоже сумняшеся он передал Алексею старые карты, в которые тот и углубился, забыв все на свете. В итоге на берегу Обвы была обнаружена и раскопана исчезнувшая деревня, причем с находками монеток. Первая удача так окрылила Алексея, что он уже ни о чем не думал, кроме монет, раскопок и приятных находок, которыми он с удовольствием хвастался перед друзьями. Приятное ощущение славы и величия, которых хотят все, признание хотя бы для себя самого важности своего существования и успеха хоть в чем-то, поглотило Алексея, даря счастье, то сиюминутное чувство «жизни сейчас», о котором говорила ему Вероника на набережной Камы.
Одноклассник оказался вполне вменяемым и дружелюбным человеком. Они ездили в разные места, искали сокровища, иной раз находили немного монет, но клад, настоящий, который показывают по телевизору и о котором пишут в книжках, так им и не дался. То ли всё выкопали до них, то ли не в тех местах копали. Приятель, теперь перешедший в разряд друзей, звался Михаилом, был образован, увлекался историей и слыл самым уважаемым нумизматом из всех тайных коллекционеров Перми. В процессе поездок по краю Миша знакомил Алексея с различными перипетиями истории малой родины, о которых все умалчивали. Одна из историй была рассказана во время поездки в заброшенную деревню на берегу Камы.
Тогда, после долгой тряски по проселку, они приехали по наводке старой карты в живописнейшее место, где в Каму впадала малая речка. Берег был обрывистый, но не очень крутой, а у кромки воды простирался песчаный пляж. Вездесущие отдыхающие были, но ограниченным числом в силу труднодоступности. Дома стояли, оголив стропила, как ребра доисторических животных, сиротливо глядясь в воды, как будто стесняясь своей обнаженности и неказистости. Поиск по берегу ничего не дал, кроме ржавых гвоздей, на деревне ловить было нечего в силу разросшегося по неизвестной причине борщевика. Раньше, когда Алексей был маленьким, он в местной природе не появлялся. Друзья присели на завалину более-менее целого дома и развернули бутерброды, любовно приготовленные женой Миши.
– Жена собирала? – риторически произнес Алексей, впиваясь зубами в смачный бутерброд.
– Ага, – кивнул Михаил.
– Ну как, жене не изменяешь? – с улыбкой, жуя, пробормотал Алексей, чем вызвал бурную, насколько это возможно у флегматика Миши, реакцию.
– Я нет. Я ортодокс. Семья для меня – всё. Только ради нее существую. Для меня других женщин нет – и точка.
– Я слышал, ты православный, верующий?
– Да иначе никак, русский я, русский человек без веры православной не может жить правильно.
– Может, ты и прав, но христианская религия, насколько я знаю, в современном мире несколько устарела. Ее постулаты не выдерживают простейшей критики. Например, Ветхий Завет – это же сказка для тёмных людей. Собственно говоря, и Новый Завет несет в себе много неясного, сказочного и смешного: Иисус мог бы избежать казни, ведя себя поестественней, а воскрешение Лазаря вообще выглядит мифом.
– Иисус умер за людей, показав своей смертью, что он готов на всё ради спасения мира и духовной его составляющей, – твердо ответил Миша, даже перестав жевать.
– Ну хорошо, ну а зачем же бог-отец допустил эту смерть?
– Он тоже хотел показать людям, не верящим в него и не желающим спасения, что ради них он жертвует своим единственным сыном.
– А ты бы пожертвовал своим сыном ради идеи?
Миша опустил глаза в землю, что-то нечленораздельно промычал. Стало ясно, что вопрос некорректный.
– Ладно, в церковь-то ходишь?
– Хожу иногда, очень часто общаюсь с настоятелем храма. Он умен, доктор исторических наук, преподает в университете, написал много трудов. Правда, человек очень занятой, редко вижусь с ним.
Алексей поразился, спросив:
– А когда он успевает заниматься своим непосредственным трудом?
– Каким?
– Души спасать.
– Он служит в храме…
– Ну, служба службой, а приветить сирого, убогого, мятущегося? Меня, например.
– Так давай, я договорюсь. Правда, он в командировке, в Москву уехал нынче.
– Вот я о том же. Если ты уж в попы подался, так служи Богу, привечай, спасай, говори с людьми, а не диссертации защищай, как мирской. Нет, религия наша – это способ заработать деньги, так мне кажется.
– Ну… Дети у него в церковь не ходят, не может их приучить, заставить. Может, в чем-то ты и прав. Но всё равно…
Алексей достал термос, предложил чаю. Беседа прервалась.
– Ну что, полезем в дома, может, чего найдем?
Друзья вскарабкались по брёвнам на чердак, потом обследовали развалины внутри. Добычей их были пара бутылок от «Пшеничной» по три сорок – этикетка еще сохранилась, – да бутыльки вычурной формы из-под советского парфюма. Еще нашли пару старых газет и журнал «Крокодил» за 1981 год. Вылезли, отряхнулись и стали собираться домой. Уже у машины Миша поведал историю.
– Помнишь, с нами учился один товарищ до восьмого класса?
Алексей с трудом припомнил по описанию, кивнул.
– Так вот, у него дед работал ответственным советским работником, то ли по партийной части, то ли по хозяйственной, не важно, важно, что был у него кабинет личный в центре города, на Большевистской улице, в старых домах. Дело было в шестидесятых. И вот однажды сидит он там, бумаги разбирает, вдруг стук в дверь. Заходит мужик, невзрачный, простой, за плечами рюкзак. Дед спрашивает – вы к кому? Мужик прикрывает дверь и шепотом говорит, мол, к вам. Дед естественно удивляется, по какому, мол, вопросу. Мужик подходит к нему и опять шепотом историю рассказывает: до революции в этом доме у него жила семья, бабушка, дедушка и мать. Дом был их, купцы они, я посмотрел в архивах – правда, жили такие. Сейчас этот дом снесли, он деревянный был, одни воспоминания остались. Так вот, мужик вещает дальше, мол, в этом доме, и не где-нибудь, а по точным данным, рассказанным покойной матерью, именно в этом кабинете, что раньше был гостиной, за стенкой, которая прямо за спиной ответственного начальника, припрятан клад: столовое серебро, украшения и прочее нажитое купцами добро. Не смогли они его вывезти в девятнадцатом году, перед тем, как красные в Пермь вошли, погнав колчаковские войска. Дед, естественно, не верит, смеется и пытается незваного гостя выпроводить. Но не тут-то было. Гость из рюкзака достает молоток и ну подступать к ответственному советскому работнику. Дед уже за стул спрята