– Городище для народов, что обитали здесь, было культовым местом и защитой от набегов врагов. Селились же они за территорией городища. Дома стояли у леса, за внешним валом, ближе к воде и местам земледелия. С крутого берега тяжело спуститься к реке, а вот тут, в овражке, явно текла малая речка. Вдоль нее и стояли дома.
– Там копать?
– Да подожди ты… Сейчас. – Садомский спустился с холмика и пошел в сторону леса, с трудом пробираясь через заросли. Вскоре он исчез из виду, а через полчаса послышался его возглас: – Сюда!
Кирилл, уже изрядно заскучавший, ломанулся на голос и застал Садомского, стоящего на коленях с бумажкой, картой, открытой на планшете, и лопатой, которой он раскопал приличную ямку.
– Что тут?
Станислав Николаевич довольно улыбнулся и ответил:
– Тут всё. Давай народ, колышки, бечёвку, будем границы раскопов намечать.
– Но тут же далеко от городища, лес, следов человека не видать. Вы не ошиблись? Надо на поляне копать, тут никто не жил, – засомневался Кирилл, крикнув парней.
– За двенадцать веков тут все изменилось так, что никто не определит, пока не раскопает, жил тут кто или нет, – парировал Садомский, всё ещё хитро улыбаясь.
Карта с пайцзы не врала. Под слоем земли, маленькой лопаткой раскопанным Станиславом Николаевичем, явно виднелись следы угля, кострища, датируемого, судя по глубине залегания, седьмым – десятым веками. А это было то, что нужно.
На следующий день раскопы были заложены, парни с лопатами наперевес без устали трудились, снимая дикие слои и углубляясь в мягкую землю. Очень мешали корни, в ход шли пилы и топоры. Однако за обещанные деньги парни трудились на совесть, хотя и роптали тихо по вечерам у костра на строгого начальника из Северной столицы. Им хотелось выпить, старый катер стоял у берега поодаль, на нем точно были запасы водки, но между водкой и парнями стоял Садомский, с утра готовивший кофе на своей мини-кофеварке, а вечером сидящий с планшетом в палатке. Днем он часто стоял у раскопов, оглядывая произведенные работы. До водки было не добраться.
На третий день с утра заморосил дождь, не обещавший закончиться к вечеру, а может, и на следующий день. Стало холодно и уныло, костер горел нехотя, и парни совсем расклеились, да на их счастье и Станислав Николаевич выдержал такую погоду на природе недолго. Осмотрев скользкие бока и дно раскопов, он только по своим приметам указал, куда направить усилия копщиков, довольно похлопав мокрыми перчатками по полам совсем новой курточки. Та слабо спасала от дождя, несмотря на уверения продавца дорогого магазина туристического снаряжения.
Садомский собрал рюкзак и вместе с Кириллом отправился на его катерке обратно в Пермь, отмыться от грязи и вкусить плоды цивилизации, от которых за эти два дня отвык. Раскопки шли неплохо, в одном шурфе уже виднелись следы очага, второй задел краем нечто похожее на остатки жилого строения. Парни закопались на метр, дождь смывал глину со стен раскопов вниз, и там уже собралась вода, которую надо было отчерпывать ведрами. Пока до находок было далеко, а погода вносила свои коррективы.
После полудня парни, вернувшись с раскопа в лагерь и не обнаружив начальства, радостно понеслись к катеру, что стоял в ожидании. Катер был старым железным корытом с рубкой и парой мест для отдыха, капитан – пропитой мужик средних лет— уже с утра, понимая, что сегодня навигации не будет, лежал на шконке, впитав спиртосодержащую жидкость.
– Эй, чувак! Ты живой? – проорали парни и, не получив ответа, забрались по скинутой сходне на борт, начали шарить в рубке. Паша, оставшийся за старшего, не останавливал их, лишь сказав:
– Пацаны, вы только немного, нам еще копать и копать.
– Так с водочкой копать будет веселее, – отвечали парни, и Паша с ними соглашался.
В итоге искомый продукт был найден, откупорен и распит под горячий суп из «доширака» и тушенки. В молодые тела потекло тепло, парней разморило, они улеглись под тентом, пытаясь спрятаться от надоедливого дождя. Раскопы в лесу заливало водой, и никто не заметил, как к ним приблизилась одинокая фигура, укрытая дождевиком. Фигура спустилась в один из раскопов, чавкая сапогами по скользкой глине, помахала металлоискателем внизу, копнула пару раз лопатой, удовлетворенно хмыкнула и вновь скрылась в деревьях к западу.
Часам к четырем Паша поднял парней, и они, ведомые долгом и жаждой зарплаты, копали до вечера в направлении, указанном Садомским. Наступил вечер, дождь так и не переставал, как бы развязывая руки уставшим людям. Водка вместе с капитаном катера перекочевала к костру под тент, парни расселись, грея руки у живительного огня, капитан вызвался готовить макароны по-флотски, а остальные принялись понужать, переходя из состояния усталости в состояние возбуждения, перемежая рассказы о женщинах и спортивных мероприятиях громкими тостами за хорошую погоду. И дождь уже казался незначительным затруднением, а тент – прекрасным укрытием, палатки, которые здорово вымокли – отличным местом для отдыха, а завтрашний день – самым прекрасным днем.
К утру капитан катера встать так и не смог, а знающий свое дело Паша с трудом разбудил остальных. Дождь к полудню прекратился, но парни только к этому времени и смогли выползти на свежий воздух, опохмелившись жалкими остатками драгоценного напитка.
– Пива бы, – бормотали они, беря в руки лопаты.
– Нету пива. Да и шкипер наш лыка не вяжет. На хрена было пить вчера столько? – спрашивал природу Паша, сам едва стоявший на ногах. – Приедет Кирилл, орать будет. Айда работать, уже полдень.
Парни вяло поплелись на раскопы, кое-как откачали воду, которой набралось полтраншеи, и только один из них вонзил лопату в неподатливую липкую глину, как часть стенки раскопа обвалилась, открыв нечто, блестевшее торчавшим из земли грязным боком. Более опытные черные археологи подошли поближе, оттеснив «экскаваторы», один из них осторожно расчистил боковину раскопа, руками отковырял глину, тихонько вытащил нечто, промыв в грязной воде, оставшейся от дождя на дне котлована. Тусклый желтый свет от небольшого полураздавленного сосуда, бока которого покрывала резьба, ударил в глаза.
– Чё это…
– А ну дай-ка…
– Тихо, отломите, не хватайте!
Парни толпились вокруг предмета, каждый хотел потрогать нечто древнее, хоть и плохо сохранившееся, каждый видел этот привлекательный цвет, издавна нравящийся всем, от царя до землепашца, от красавицы до воина, цвет золота.
Паша растолкал всех, осмотрел находку и издал радостный крик орангутанга:
– Ура-а! Нашли, блин!
Сосуд переходил из рук в руки, парни были возбуждены. Бросив раскоп, все помчались в лагерь, растрясли капитана катера, на радостях доставшего невесть откуда взявшуюся бутылку пива.
– Блин, праздник. Кирилл будет доволен, денег подкинет. Короче, всё на сегодня. Слышь, чувак, в Добрянке есть кафе и гостиница?
Капитан, к которому был обращен вопрос, кивнул.
– Тогда всё, поехали бухать! К черту! Завтра докопаем! Нашли!!!
Все погрузились на катер, тот чихнул черным дымом, заурчал мотором и отошел от берега, подняв из-под винта кучу мути, развернулся и направился к трубам ГРЭС, торчавшим на том берегу, теперь уже вечному символу славного городка Добрянка.
Кузнец Николай кузнецом вовсе и не был. Был он дипломированным филологом, преподавателем русского языка и литературы, правда, обзавёлся он соответствующим дипломом лишь для того, чтобы откосить от армии. Это ему вполне удалось, да вот в остальном в жизни не везло. Если твои родители небогаты, а твой ум никому не нужен – что делать человеку, куда приложить свои силы? Какое-то время Николай пытался затеряться в массах, работал на разных работах, даже заработал на веселую жизнь, девушек и машину. На жилье только заработать не смог, но и в родительской квартире жилось неплохо, тем более что они вскоре переехали на другую, оставив ему прежнюю. Но вот разум Николая никак не мог постичь цель человеческого существования, как ни старался. Всё казалось ему никчемным, пустым и ненастоящим. Девушки вскоре надоели, они все после первого секса хотели выйти замуж, а после первого зарубежного курорта родить ребенка. Поговорить с ними было не о чем, и Николай довольствовался лишь несколькими ночами с каждой.
Друзья, что появлялись и исчезали, имели только три желания – выпить, потусить и снять девочку. Из жизненных ценностей Николай видел у них лишь деньги, тачки и понты: хвастовство и выпячивание самых незначительных успехов. Разговоры о политике и женщинах заканчивались ничем, их тусклый разум не мог осветить мрак огромного котлована непонятно зачем полученного существования.
Книги, которые Николай от безысходности поглощал пачками, либо были запутанны и непонятны, либо пестрели прописными истинами, вроде тех, что содержатся в Новом Завете. Но в жизни эти истины никто не торопился возводить в ранг законов. Поэтому Николай и решил, что все истины, мораль и прочее, о чем написаны эти толстые тома, – всего лишь обман, попытка облагородить настоящую, некрасивую, тупую и никчемную жизнь.
В жизни определены лишь две точки, соединенные линией, – рождение и смерть, а всё, что между ними, – лишь путь от одной точки к другой. А раз так, то надо сделать этот путь правильным. Но как ни старался Николай найти путь, соответствующий общечеловеческим ценностям, у него ничего не получалось. Конечно, легко учить нравственности, когда у тебя есть власть и деньги, а вот когда их нет – как жить? Поддаться на увещевания, несущиеся с трибун, поддерживаемые не сходящим с экранов зомбоящиков патриархом? Мол, будьте честны, добры, нестяжательны, любите Родину и не берите взяток, и вы проживете жизнь в праведности и бедности, но к старости получите пенсию и спасение души. На пенсию вы еще протянете немного, а душа уже застрахована.
Нет, Николай не верил этим сказкам ни на грош. И выход, что он нашел, был лишь один – нужны деньги, как эквивалент его ума и праведности его жизни. Но зарабатывать деньги путём, предложенным обществом, было смешно и нереально. Общество давало лишь возможность не сдохнуть до пенсии, государство обдирало людей как липку, блюдя свои интересы. Оставалось искать деньги другими путями.