Слой краски, покрывавшей стены, был абсолютно новым и гладким, когда Генри заходил в дом, а теперь его сетью покрывали трещинки, тонкие, как паутина. Генри медленно спустился с крыльца, стараясь не давить на ступени всем весом. Каменные плиты, которыми были выложены улицы, теперь блестели не так ярко, хотя солнце светило по-прежнему. Генри подбежал к соседнему дому и, не побоявшись переломать ноги на еще одном натужно скрипнувшем крыльце, распахнул дверь. Этот дом был так же пуст, как и тот, откуда он вышел: ни мебели, ни людей, ни следа жизни. Генри обошел еще два дома, он не мог поверить, что все жилища в этом городе совершенно пусты, – но, кажется, так оно и было. Все, что недавно казалось новым, ветшало на глазах: в одном из домов дверь, которую Генри дернул на себя, вылетела из петель и рухнула на него, – он едва успел увернуться и спрыгнуть с крыльца, а дверь, упав на крыльцо, с треском проломила его до основания. Разрушенное крыльцо, кажется, стронуло с места какие-то балки в глубине дома: там что-то душераздирающе заскрипело, а потом крыша обвалилась, и дом превратился в груду деревянных обломков.
Генри накрыл рукой голову, защищаясь от щепок. А когда пыль улеглась и он смог разжать веки, его взгляд упал на такое, что рухнувший дом показался ерундой.
Холм, на котором стояла рубиновая дверь, был таким высоким, что его видно было даже отсюда. Дверь по-прежнему сияла под солнцем, но теперь сверху донизу по ней шла извилистая толстая трещина.
Значит, это место действительно не предназначено для людей: если пробудешь тут слишком долго, оно погребет тебя под собой. Рубиновая дверь развалится, и выйти будет уже невозможно. Генри сглотнул. С ним сюда пришло шестеро людей и четырнадцать существ. А выйти можно только с помощью ключа и только всем вместе.
– Эдвард! – крикнул Генри так, что чуть не сорвал голос. – Джетт! Роза!
Ответа не было, но в одном Генри был уверен: погоня за Барсом ни у кого ничем не увенчалась. Это место было зеркальным отражением Земель Ужаса, и раз оно показало ему самую главную мечту, то показало их и другим. Хуже всего было то, что мечты, видимо, погружали в такое же оцепенение, как и кошмары. И пока все будут им предаваться, их завалит волшебный город, который и сам, кажется, такая же подделка, как исполненные в нем мечты.
Глава 11Рыцарь и его конь
Генри помчался обратно на широкую улицу по которой вошел в город. Здесь каменные дома попадались чаще, они стояли крепче, только кое-где иногда со стуком отваливался от стены кусок штукатурки. Генри подтягивался на подоконниках, заглядывал в окна, распахивал двери – упрямо спящий грибень теперь мешал еще сильнее, но бросить его Генри не мог: хоть одна живая душа рядом.
Повезло ему только домов через шесть: он услышал изнутри голос, бросился внутрь и от неожиданности чуть не споткнулся о порог. Оказалось, фантазии, порожденные этим местом, были настолько реальны, что видел их не только тот, для кого они предназначались. Джетт забился в угол комнаты, а напротив него сидел Вегард, и если бы Генри не знал, что старейшине тут взяться неоткуда, то никогда не усомнился бы в его подлинности.
– Да уж, у нее всегда было слишком хорошее воображение, – насмешливо говорил Вегард, обмахиваясь шляпой. На появление Генри никто не обратил внимания. – Она ведь не просто так убедила себя, что ты никуда не уезжал. С детства такая была: выдумывала то, чего нет, а потом верила в это. Ты ведь умный парень, и как ты не догадался, что не было никакого путешественника? Я твой отец – так уж получилось. Она была такая красивая, одинокая, а я, кстати, тоже был хорош собой, ну и…. У меня своя семья, лишний ребенок мне не нужен, но разве я тебе не помогал? Разве не обучал ремеслу? Показывать фокусы, обчищать карманы – где бы ты был сейчас без моих уроков? А вот теперь прими отцовский совет: не возвращайся в деревню. Ей всегда было хорошо среди своих фантазий. Ты уверен, что стоит ее будить? Потому что…
Что еще он хотел сказать, Генри так и не узнал: пока он стоял, растерянно переводя взгляд с Вегарда на Джетта, грибень, уютно лежавший у него на руках, проснулся и спрыгнул на пол. Переваливаясь с боку на бок, он подошел к Вегарду и начал сосредоточенно колотить его своими мягкими лапами, – и под этими невесомыми ударами Вегард, еще секунду назад такой реальный, рассеялся, как цветной дым.
Джетт замотал головой, приходя в себя, и Генри рывком поднял его на ноги. Он пытался заставить себя сказать: «Это все выдумка, забудь», но знал: не выдумка. Чтобы исполнять мечты, это место использует чистую правду, питается ею. Джетт мечтал встретить отца, и он его встретил.
– Подошел ко мне на улице. Сказал, что шел за нами от самой деревни и хочет поговорить, – хрипло выдавил Джетт, глядя воспаленными сухими глазами туда, где только что сидел Вегард. – Я не вернусь, не могу. Она мне всю жизнь врала. Почему я не догадался?
– Она хотела тебя защитить, – сказал Генри. – Хотела, чтобы тебе было не так грустно. Ключ у тебя?
– Освальд сразу забрал. Я же хранитель, я мог не отдавать, какой же я тупой, – простонал Джетт. – Генри, что это за проклятущее место?
– Если б я знал, – пробормотал Генри, но его слова заглушил грохот, с которым каменный подоконник отвалился от окна и разбился на куски.
Объяснять было некогда, и Генри потащил ничего не понимающего Джетта прочь из дома. Грибень уже бежал по улице дальше, то и дело спотыкаясь и падая на поблекшие камни мостовой. Генри сначала принял это за паническое бегство в неизвестном направлении и собирался уже поймать Соломку и нести, чтобы не мешал искать остальных, но тут увидел, как грибень, пыхтя, вскарабкался на крыльцо ярко-желтого дома с пожухлой травяной крышей. Генри вбежал в дом вслед за ним, и оказалось, что мило смотреться в шляпе – не единственная волшебная способность грибня. Соломка нашел дом, который не был пустым.
Когда Генри распахнул дверь, под ноги ему съехала целая куча золотых монет. Она полностью завалила грибня, и Генри вытащил его за шкирку, прежде чем зайти внутрь.
Вид, открывшийся за порогом, лишний раз убедил Генри, что с воображением у Хью Кэмпбелла так себе. Огромное помещение было завалено золотом, а посередине на толстой подстилке возлежал Хью. Рядом с ним, опасно накренившись на золоте, стояли подносы с едой, вдоль стен на коленях расположились какие-то безмолвные люди – очевидно слуги. Единственной неожиданной деталью происходящего были несколько красивых девушек – они сидели вокруг Хью и восхищенно смотрели ему в рот, пока он что-то вещал.
Грибень выбежал обратно на улицу, и Генри рванул за ним.
– Буди Хью и ищи других! – крикнул он Джетту – Встретимся у полосатого здания в конце улицы, его отовсюду видно!
Генри быстро догнал грибня и свернул вместе с ним в переулок. Плиты мостовой прямо на глазах покрывались трещинами, теряли блеск. Генри беспомощно обернулся на холм с алой дверью. Она пока стояла, но трещина на ней разветвилась, как молния. Соломка, устало пыхтя, ткнул лапой в сторону мощного здания с красными колоннами, и Генри бросился туда первым, стараясь не смотреть на обломки у входа и не думать, сколько тонн камня может упасть ему на голову.
Внутри оказался длинный зал с десятком портретов Освальда в короне, а у дальней стены возвышался трон, золотой и раза в три выше того, который Генри видел в королевском дворце. Все это было так предсказуемо, что Генри едва не засмеялся, а потом сообразил, что трон пуст, а отца что-то нигде не видно.
Найти его он не успел, потому что сверху что-то упало, – Генри едва успел отпрянуть. Он решил, что дворец уже начал рушиться, но на полу лежал не кусок потолка, а что-то похожее на железную наковальню. Генри осторожно начал продвигаться в сторону трона, но тут заметил, что на полу блестит какая-то лужа, и предусмотрительно обошел ее как можно дальше. Каменная крошка, упавшая в нее с потолка, растворилась без следа, и Генри решил, что в этой фантазии надо хорошо смотреть под ноги.
– Эй! Выходи, иначе нас тут завалит! – крикнул Генри, но ответа не получил.
Грибень уже скрылся на улице, и Генри, понадеявшись, что Соломка понял, куда надо привести остальных, пошел дальше. Проходя следующие десять метров, Генри едва не попал ногой в капкан, выкрашенный ровно в цвет пола, успел пригнуться, когда из стены в его сторону полетел нож, и благоразумно прополз на животе, когда в двух шагах от него воздух на уровне колена начал как-то подозрительно искриться. Пользоваться вилкой и салфеткой Освальд его, может, и не учил, но в области смертельных опасностей Генри получил лучшее воспитание.
Трон стоял вплотную к стене, Освальд за ним точно не прятался, и несколько секунд Генри думал, что в этой странной фантазии хозяина вообще нет дома, но потом догадался отодвинуть трон от стены. Трон, хоть и выдуманный, был невероятно тяжелым, способностью грибня рассеивать иллюзии одним ударом Генри не обладал, и, даже сняв перчатки, трон уничтожить не смог. Пришлось надеть перчатки обратно и тянуть это огромное золотое кресло изо всех сил.
За троном в стене оказалась дверца высотой в половину человеческого роста. Ключ от нее наверняка был только у Освальда, но с потолка уже всерьез сыпалась каменная крошка, и Генри велел себе думать быстрее.
«Это все ненастоящее, болван, – зло подумал он. – Дверь на самом деле из воздуха, ключ не нужен».
Мысль о том, что дома рушатся по всему городу, а Эдвард и Роза еще там, придала ему таких душевных сил, что от удара его ноги дверь упала внутрь. Генри успел подумать, что последние три дня его жизни состоят из сплошного открывания дверей, которых и существовать-то не должно, а потом опустился на колени и пополз в темноту.
В отличие от бесконечного тронного зала, это помещение было крохотное и с таким низким потолком, что Генри даже не смог подняться на ноги. Поместился сюда только матрас, несколько свечей и Освальд. Он сидел в углу, обхватив колени, и внушительности ему не придавала даже корона на голове.