«Все люди с нами, только пока имеют с нас что-то».
Так могла бы сказать она, если бы была, как Саша, склонна пофилософствовать.
Хотя время еще не вышло, он чувствовал, что «пора и честь знать». Всё-таки это место не для того, чтобы пить чай и говорить о вечном.
Из коридора донёсся чей-то диалог на повышенных тонах. Хлопнула дверь. Звукоизоляция тут, должно быть, хорошая… и если слышно, значит, говорят очень громко и дверью хлопнули от души.
Потом всё вроде стихло.
Силы еще не восстановились. Слабость и вялость поселилась в каждой мышце. Приятное до боли расслабление… после которого трудно перевести организм в состояние готовности к действиям.
Младший на секунду закрыл глаза. Полежать еще пару минут…
Пришел в себя оттого, что девушка потрясла его за плечо.
– В коридоре… – прошептала она.
Действительно. Шум и топот. Стук в соседние двери. Возмущенные крики.
Потом звук, будто от удара тела, влетевшего в стену.
Крики стали громче. Он разобрал голоса Скаро и Эдика. А потом злобный рев Шамана.
Младший вскочил и начал одеваться. Оделся не без труда, сначала не мог попасть ногой в штанину, потом не сразу натянул ботинки, запутавшись в шнурках.
Девушка смотрела на него с тревогой. Казалось, она хотела ещё что-то сказать. «Ты милый», например. Или «Приходи ещё». Но была слишком напугана и сказала только:
– Будь осторожен.
Вздохнув, Младший кивком попрощался с мимолётным видением, и вышел в коридор. Нельзя оставлять своих в беде. Даже если толку от него в подобных разборках немного.
Он держал в руке ремень, будто собирался обмотать им кисть и использовать пряжку как кастет. Благо, штаны держались хорошо и так. Но на самом деле Саша просто не успел вдеть ремень в петельки на поясе, хоть тех и было всего три. Ремнём эту узкую синтетическую стропу можно было назвать с большой натяжкой, а вот пряжка была настоящая армейская, увесистая, поэтому, стоило её расстегнуть, как пряжка тут же оказывалась на полу, увлекая за собой и скользкую ленту. Давно хотел купить или достать нормальный ремень, но забывал.
В коридоре было светло, будто нарочно зажгли все лампы. И «замес» уже шёл вовсю. Против четверых из его компании было минимум шестеро в синих одинаковых хэбэшных курточках с какой-то монограммой или шевроном на груди. Цех, гильдия? В средневековом значении слова. Младший вспомнил учебник истории.
Противники медленно наступали на них по коридору, подбадривая себя криками и руганью. Они были очень злы, у нескольких Младший заметил разбитые лица.
Все моряки были без оружия. Кроме Эдуарда. Он размахивал «розочкой» от винной бутылки.
Но тут Скаро выбил её у него из руки.
– Хочешь, чтоб за «мокруху» вздернули? Дерись как мужик.
– Падла! – кричал один из «синих», надвигаясь. – Курва!
У него была резиновая дубинка, которую он держал перед собой, как спортсмен бейсбольную биту.
– Не люблю насилие… – Скаро дождался, когда «бейсболист» приблизится, изловчился, и отправил его в нокдаун ударом в нос. А может, это был нокаут. – Саня, вливайся.
Подхватив своего трёхсотого, неприятели чуть попятились. Один из них что-то гневно прокричал на ломаном русском… про 1968-ой год.
«Это вроде книга такая… Оруэлл. При чем она здесь? – не понял Александр. – И разве мы им что-то плохое сделали?..»
Противники держали дистанцию, подходить не решались. «Русские» продвигались вперед, но оставлять их в покое синерубашечники не собирались. Битва переместилась на лестницу, а потом в большой холл. Привлечённые шумом, из номеров выглядывали посетители, но тут же спешили уйти с линии фронта. Хотя, оказавшись на безопасном расстоянии, они азартно наблюдали за дракой из-за своих дверей или укрывшись за углом.
Судя по всему, такое тут иногда случалось. Саше показалось, что зрители сейчас начнут делать ставки. А что? Красиво. «Три на синее, десять на… красное. Ставок больше нет».
Когда спускались вниз, атакующие начали закидывать моряков пивными кружками. Тяжелыми.
Эдуарду металлическая кружка прилетела в голову, из рассеченной брови потекла кровь.
Запрещённый приём. Эдик хотел подобрать снаряд и кинуть обратно, Скаро его удержал.
От следующей метательной кружки румын отбился решёткой, которой был прикрыт радиатор отопления.
«Павеза, – почему-то вспомнил Александр. – Итальянский щит, которым вооружались арбалетчики…».
Бред какой. Удалось отбить ещё несколько тяжелых предметов и они спустились в холл.
В этот момент погас свет. Наверху началась какая-то суматоха, будто кто-то ещё вступил в драку.
Со стороны лестничной клетки прибежали двое. Впотьмах и в сутолоке Младший не мог их узнать, но голоса были знакомыми. Тоже моряки.
– Свои! Свои!
Все вопросы потом, сейчас надо было сваливать.
Воспользовавшись темнотой и, похоже, получив подкрепление, «гильдейцы» или как их там, кинулись на них с новой силой.
Дрались не только руками, но и ногами, Эдик довольно лихо пинался, отбрасывая наступающих.
В зале творился форменный погром. Звенело стекло, падала разбитая посуда, рвалась ткань портьер.
Прибежали двое охранников с налобными фонарями. Попытались обуздать синерубашечников, но те указали на моряков, как на зачинщиков беспорядка.
Секьюрити рванулись на них.
Охрану тоже вырубили, хоть и не без труда, попутно разгромив холл еще сильнее.
Кто-то уронил телевизор и тот разбился вдрызг.
Портье или вахтёр, пригнувшись за стойкой, кричал высоким голосом: «Wezwij policję!».
Всё понятно и без переводчика.
Был ли здесь телефон? Даже если нет, где-то на улице уже звенел колокол, как при пожарной тревоге. Надо спешно уходить.
Скаро «отоварил» кого-то из синих, не успевшего освободить им дорогу, под дых, тот загнулся и надолго выбыл. Шаман толчком сбил ещё одного с ног. Соперник упал, как подкошенный, мелькнули в воздухе грубые башмаки.
Кто-то орал от боли, кто-то ругался, на чём свет стоит.
Шаман дрался голыми руками – похоже, Скаро отдельно предупредил его про заточки, ножи и топоры. Иначе трупов было бы много. Странно, что северянин вообще подчинился.
К этому времени все моряки протрезвели и начали осознавать масштаб Абзаца.
И то, какими последствиями он может обернуться.
Безоружность не помешала таймырцу гасить ударами нападающих, так что вокруг него образовалось пустое пространство – никто не лез и все давали дорогу. Этим воспользовались остальные, двигаясь за ним. Удары его обходили, будто он был заговорённый. Скаро прикрывал в арьергарде.
Видимо, истратив запал, чужаки как по команде запели какой-то куплет, со словами:
– «Ленин hovno. Сталин hovno. Рашке п…дец всё равно».
– Мне это как зайцу барабан, – крикнул им Скаро, поднимая руку. – Я вообще молдавский румын. Валите, проспитесь. Ещё одна выходка и вам хана.
В ответ прилетела очередная кружка, но никого не задела.
Наконец, бормоча ругательства, «цеховики» ретировались, волоча под руки подбитых товарищей.
Моряки гурьбой вывалили на улицу. Вахтёр куда-то смылся, видимо, звать подмогу, полицию или стражу.
На улице при свете фонаря Младший рассмотрел двоих, прибежавших на помощь.
Это оказались Толян, кочегар, с которым Скаро как-то дрался в кают-компании, и Михаил, здоровенный мужик с Соловецкого острова. Ходили слухи, что одно время он был монахом. Крупный, как нефтяная баррель, Михаил мог настучать по голове даже сильнее, чем Скаро. Но, в общем, был незлобивым… если его не трогать. Бывший брат – из боцманской команды и привык к тяжёлой физической работе.
У Толяна раскровавлена рожа, сбиты кулаки, он сунул в карман что-то тускло поблескивающее, похожее на кастет. В полутьме это вполне можно было принять и за «ствол». Удачно, что они тоже сюда забрели, и вот пришли на помощь, а Толян даже забыл былую вражду.
Либо просто запрятал её на время, пока не кончится общая угроза.
– Задолбали эти поляки, – произнес Эдик, пошатываясь и утирая кровь из рассечённого лба. – Мало мы их били… Эти твари меня животным назвали! Питомцем! Прикиньте?
Костяшки у него тоже были разбиты. – Дубинкой прилетело, – объяснил он Саше. – Не умеют по-мужски, гады.
– Это чехи, – поправил Скаро. Он стоял на ногах твёрдо, под глазом расцветал фингал.
– Да какая разница… И этих били и будем бить. Щас догоним и ещё вломим. А ведь я просто дверью ошибся, когда в гальюн выходил, и к тёлке возвращался... Сами они «питомцы»…
– И назвал он тебя не животным, а дураком. Pitomec по-чешски: «идиот». Вы тоже хороши. Надо было по-людски разобраться, а не лезть в бутылку.
– Мы и разобрались. И вообще, они меня первые послали. А ещё они святое оскорбляют. Николаич рассказывал, они не уважают...
– Хватит. Пошли! – взял матроса за плечо Штеф, и тот словно попал в тиски. – У них диаспора здесь. Приведут подкрепление. И полиция уже едет. Этот, которому ты рожу подровнял, я его знаю, как-то в покер обыграл. Франтишек, мастер-оружейник из Моравии, его в городе не только шлюхи знают, но и вся ратуша. Сейчас шухер будет, надо валить на корабль.
Послышался звук мотора, к воротам подъехала какая-то таратайка. Открытый грузовичок с тарахтящим мотором, изрыгающий клубы дыма. Из кузова начали спрыгивать люди в дубленых куртках, похожих на средневековые кафтаны.
– Кожевники... Друзья этих.
И тут же раздался цокот копыт и зычные команды.
«Шыбчей, шыбчей! Оточай их! Оточай! Стой!»
– А вот и полиция…
Грузовичок окружили всадники в пятнистом камуфляже. У одного из них стальной шлем был украшен перьями. Ни дать ни взять, крылатые гусары!
На шлемах был орел, но не двуглавый, а обычный.
«Курица» или «петух», называли калининградцы этот герб, вспомнил Данилов. Хотя они и двуглавого почему-то не жаловали.
Метался свет фонарей.
Ещё по дороге сюда Скаро рассказал им, что у городской стражи, которая называлась «варта мейска», винтовки и автоматы дополняются не дубинками, а саблями в ножнах. С нарушителями не церемонятся. Если что – и порубят.