Мастерсон еще раз оглядел пеструю толпу людей в зале. Американцы, британцы, немцы, шведы, несколько россиян (Кшиштоф всё ещё недружелюбно косился на них, явно бормоча под нос «пся крев» и «курвы радзецки», но за его таланты в инженерном деле ему прощалось многое), один украинец (вдоль линии соприкосновения еще в начале сентября воевали, на уровне подразделений, которые не получат нового приказа). Много выходцев из юго-восточной Азии. Африканцы. Никто не собирался уходить. Все оставшиеся приняли его план.
– Отлично. И да поможет нам Бог. А тем, кто исповедует политеизм, Боги! – Изобретатель усмехнулся, – Просите всех. Даже отца нашего великого Макаронного монстра, да святятся его тефтели. В этом царстве хаоса он – наша опора… Итак, я открою свой план. В ближайшее время мы поедем в убежище в горах Гарца, что не так далеко отсюда. Но дороги опасны. Добраться могут не все. И меня может не стать. В этом случае нового председателя выберете голосованием. Я предлагаю кандидатуру господина Рудольфа Миллера. Но решать вам.
После обсуждения действительно важных моментов, перешли к вопросу о символике новой организации. Элиот намеренно молчал, ожидая инициативы от других. Вопрос был не из самых главных, но символ должен сплотить коллектив.
– Мы, конечно, могли поручить разработку эмблемы компьютеру. Но для нас важно, чтобы эскиз нарисовал человек, – со значением произнёс профессор Джошуа Маккуин, специалист по аэродинамике и баллистике, один из тех, кто раньше занимался проектом многоразовой ракеты, которую так и не успели воплотить в металле. – Мы рассмотрели больше двадцати вариантов. Многие из них – замечательные. Например, взлетающая ракета, похожая на наш логотип. Галактика. Солнечная система. Знак атома. Но у всего этого либо есть сомнительные коннотации, либо оно будет непонятно потерянным людям будущего. Мрачного будущего. Где галактика Млечный Путь и где жители Северного Сентинельского острова из Андаманского архипелага? Поэтому после обсуждения и голосования мы выбрали вариант мисс Форрестер.
Ученый вывел на экран эскиз, на котором стилизованный факел в круге, разгонял стилизованную тьму.
– Огонь Прометея, который укажет человечеству путь к спасению. Все согласны, леди и джентльмены?
Невысокий лысоватый ракетчик обвел глазами зал.
А Мастерсон посмотрел в ту сторону, где в третьем ряду сидела женщина, этот простенький, но точный эскиз нарисовавшая. Диана Форрестер была совсем не художницей, а ведущим специалистом HR-департамента американского отделения, недавно переведённая в немецкое.
Именно она предоставила ему личные дела всех работников, которых удалось собрать здесь в Бергене. Раньше она отвечала за рекрутинг новобранцев. Которым на собеседованиях задавались каверзные вопросы типа: «Вы находитесь где-то на поверхности Земли. Проходите одну милю на юг, одну милю на запад, одну милю на север и оказываетесь в том же месте, откуда начали своё движение. Где вы находитесь?».
Ответы бывали не только правильные, но и забавные. Например, «во сне» или «в наркотическом трипе». Главное, не молчать и не мямлить, а проявить разум и смекалку.
Элиот требовал искать тех, кто хочет «служить человечеству, а не просто выполнять свои обязанности за бабки. Тех, в ком есть искра и страсть. Конечно, тут имелся и шкурный интерес. Ведь тот, кто хочет не просто работать в абстрактной фирме, а служить человечеству, будет иметь более высокую лояльность компании и производительность труда. И даже с большей готовностью возьмется за сверхурочные работы.
Но прежде всего он искал людей, похожих на него. Что не отменяло того факта, что, отыскав, с готовностью их эксплуатировал. Хотя никогда не считал себя «атлантом, расправившим плечи», а своих подчинённых – неполноценными. Просто жизнь так распорядилась, а могло бы быть и наоборот. Но, в конце концов, они сами приходили именно для того, чтобы их немножко эксплуатировали. Таковы, чёрт возьми, правила игры.
«Форрестер, – сделал он мысленную пометку. – Посмотреть её досье. Узнать вкусы и предпочтения».
Конечно, это нечестно. Когда знаешь о ком-то всё, а о тебе не знают ничего. Но что в этой жизни честно? Главное, чтобы это было во благо.
Свитер с высоким горлом, никаких украшений, узкие черные брюки. Приятный голос, контральто. Волосы цвета, который называется “dirtyblond”, довольно коротко подстрижены. Похожа на школьную учительницу, хотя в пору его детства в ЮАР школьные учительницы выглядели строже и скромнее. Он не мог ничего поделать, ему нравилось на неё смотреть, и он находил, что очки её совсем не портят.
Разведена, вспомнил он. Бывший муж – довольно известный архитектор – проживал в Лондоне.
– Не надо факела, – произнес из заднего ряда довольно крупный чувак, не просто высокий, но ещё и с полцентнером лишних килограммов. – Только не факел! Факел может быть оружием погромщика. От факела можно зажечь костёр из книг… или из еретиков.
Мастерсон узнал стиль «борцов за социальную справедливость». Видимо, такова карма… Небольшой акцент говорил о том, что парень немец.
Элиот не знал говорящего, это был не его работник. Может, кто-то из членов семей, а може,т просто прибившийся к ним в ходе эвакуации. Но если этот человек был здесь, значит, ускоренное собеседование он прошёл.
– Что ж, давайте это обсудим, – поддержал возражающего Маккуин. – Устроим мозговой штурм. Есть у вас свой вариант?
– Тот же фон, но со свечой, как знаком памяти и символом тех, кто скрывается в катакомбах. Хранителей знаний. И веры тоже. Веры в человека. И в то, что любая тьма когда-нибудь рассеется.
– Всё понятно. Но это слишком мрачно. И вызывает явные оккультные и религиозные ассоциации.
– Ну а факел – ассоциации… с нехорошими людьми.
– А как же олимпийский огонь, тоже связан с нацистами? – не удержался Изобретатель.
– Вообще-то да, – с ходу нашёлся этот парень с заднего ряда. – Ведь любая олимпиада – это символ неравенства людей!
Услышав это, Мастерсон хмыкнул и замолчал. Он не любил такой тип людей, но в данном случае парень был прав. Жизнь на каждом шагу нас тыкает в неравенство. Любое соревнование обнажает то, как мир несправедлив даже в том, что один родился здоровым и красивым, а другой болезненным и страшным.
Но молчание было нарушено гулом голосов. Начался спор. Он не мог поверить своим ушам, настолько незначительным казался повод. Но так уж работает демократия.
С разных концов зала донеслись слова в поддержку эскиза и с критикой оного. Сама мисс Форрестер в прениях участия не принимала и защищать свой проект не пыталась, сидела ровно и смотрела прямо перед собой. А Элиот не мог вмешиваться.
Наконец, проект был принят с доработками. Эмблему перерисовали, факел заменили на свечу.
Всю остальную символику приняли без возражений.
Мастерсон поблагодарил профессора, поблагодарил толстяка-критика (и даже не пошутил, что тот будет съеден одним из первых), поблагодарил мисс Форрестер, чуть подмигнув ей, и не преминул похвалить всех за работу во время спасательной операции.
«Которая теперь потеряла всякий смысл, как и дурацкая ракета, которая приземлялась точно на океанскую баржу», – подумал Изобретатель.
И провозгласил (а как ещё это назвать?):
– Итак! Символика утверждена. А значит, на сегодня все вопросы рассмотрены, заседание окончено. Завтра вы узнаете точную дату отправки и все детали. Всем спасибо!
Стук в дверь заставил его замолчать, а всех – обернуться. После короткой заминки двое охранников у входа впустили человека в черном комбинезоне. Он был мрачен, как жнец с косой. Хотя по происхождению роль Агасфера подошла бы Хаиму Лейберу больше.
– Мистер Мастерсон… срочное сообщение.
– Пройдёмте в мой кабинет.
– У нас были устаревшие данные, сэр – с порога произнёс израильтянин, когда они остались втроем вместе с шефом и главой СБ Бреммером. – Только что я разговаривал по телефону с информатором из офицеров. Чума уже здесь. Среди сотрудников, не среди беженцев! В лазарете базы есть первый умерший от «простуды». В карантинном блоке еще двадцать пять предположительно инфицированных. Тесты не дают точной информации.
Элиот, конечно, знал, что для анализа используется тест на родственный возбудитель. Всё, что удалось найти.
– А что генерал Коллинз?..
– Скрывал, чтобы не создавать паники. Сегодня заболело восемь заключённых в карцере. Там их не меньше пяти десятков: нарушители, как из персонала, так и из зарегистрированных.
– Их держат на строгом карантине? Покидал ли кто-нибудь карцер за последние дни? – задал вопрос Бреммер.
– Да, вчера отпустили нескольких. Камеры переполнены. Вроде бы у выпущенных не было симптомов, и они не контактировали с заболевшими. С нами они тоже не контактировали.
– Чёрта с два, – Элиот Мастерсон поднялся, стараясь придать своему лицу невозмутимость, как у героев Клинта Иствуда. Хотя всё это казалось кошмарным сном, который никак не прекращался. И с каждым витком делался всё ужаснее. – Надо сваливать. Иначе можно залезать в чёрные мешки и застегиваться на «молнию». Хотя не знаю, удобно ли застегивать её изнутри… Я свяжусь с Рудольфом, пусть заправляют все машины и начинают погрузку.
Через несколько секунд Изобретатель отдавал распоряжения по сети, а через пару минут баварец уже шёл быстрым шагом по бетонированной дорожке в сторону гаражных боксов, в наглухо застегнутой куртке с капюшоном и в респираторе, чтобы лично проконтролировать начало работ. Это было видно по камере наблюдения.
– А вы займитесь датчиками, – сказал Элиот начальнику СБ, когда израильтянин тоже вышел. – Лично!
Об этой маленькой вещи должны были знать только они двое. По распоряжению Мастерсона в жилых помещениях были установлены датчики температуры, которые покажут появление у сотрудников первых симптомов любой простуды. И с высокой вероятностью температура выше 39 по Цельсию означает ту «простуду», самую страшную. Если так случится, что кто-то заразится, его придётся оставить здесь. Кто бы это ни был. Даже он сам.