сом висит флажок с белым крестом на красном фоне. «Скорая помощь»?
– Das Kitten, – сказал седой продавец в шортах (несмотря на холод!) и шляпе, уловив взгляд странника.
На секунду Младший решил, что мясо китовое (вспомнил тварь из моря). Но тут до него дошло – это не китятина!
Обыкновенная кошка, кусочками в маринаде. А крест – не знак того, что мясо целебное. Это флаг Швейцарии.
Он развернулся и ушёл. Если бы это был вопрос жизни и смерти – переступил бы через себя. Но вокруг полно всякого мяса разве что немного дороже.
«Правда, другие продавцы могут быть просто менее честными, чем этот… швейцар, убийца кошек».
В Питере у одного парня из «енотов» была татуировка «Смерть котам». И он имел в виду не конкурентов из отряда «Бойцовые коты». А то, что человека ему убить – как муху прихлопнуть, если он даже на котика может руку поднять.
Один знаток из Питера, боец команды подземных «кротов» (или пинчеров), охранявших метро, говорил, что разварная кошатина полезней, чем собачатина. Добавляет ловкости. Правда, этот же типус говорил, что от крысятины пользы ещё больше – она ума прибавляет.
Не только китайцы и швейцарцы используют в пищу кошек. Но в цивилизованных кругах лучше в этом не признаваться. С другой стороны, это секрет Полишинеля. Кошек теперь едят во всех странах, и в русских землях тоже, хоть это и считается постыдным. До Войны эти маленькие тигры чуть ли не по всему миру стали «священными» животными. Хозяева наперегонки покупали своим питомцам дорогущие корма, игрушки, лежанки, одежду. Содержание котика было значительной статьёй расхода во многих семьях. Забавные фото и видео с пушистыми «хвостиками» выкладывались в социальных сетях, собирая лайки и мимимишные комментарии. Лишь оказавшись на грани вымирания, люди пришли к выводу, что дефицит белка страшнее отсутствия у тебя под одеялом мурчащего комочка. А с другой стороны… коровы и свинки тоже умны и могут быть мимимишны. Но их всегда ели без ложных сантиментов.
Чуть дальше в китайском квартальчике предлагалось отведать суп из личинок. Там же можно было купить шаурму из собаки (на картинке честно нарисовали Der Hund в виде большой овчарки с грустными глазами), хотя в котёл наверняка чаще попадали не породистые. Почему-то шаурма в лепёшке называлась «дёнер а ля рюс».
«Ну, сволочи. Клеветники. Разве только мы бобиков едим?..».
– Хотите кУсать? Или интелесует лабота? – узкоглазый мясник в фартуке перехватил взгляд парня. Опознав в нём иностранца, сразу заговорил по-английски, выговаривая «л» вместо «р»: intelested, wolk. – Двойная польза. И от блодячих твалей избавляемся, и люди сыты. Тушка – талел. И два – за больсих.
– Нет, спасибо, прохожу мимо.
Данилов снова испытал дежа вю. Похоже, охота на бродячих собак была тем занятием, которое не даст пропасть в любом краю. Правда, здесь на главных улицах это не афишируется, такие заведения скрываются в переулочках.
Судя по карте, неподалёку были и протестантская кирха, и католическая церковь. И даже православная.
Как уже знал Александр, первая из них – скучная и простая внутри, там нет никаких украшений, и проповеди рассказывают по-простому, и песни под гитару поют. А во второй все величественно, как в Римской империи. И поют на латыни, которой демонов можно заклинать. Ну, про православие он и так всё знал.
Но находился на этой улице и четвёртый храм. Хоть это и не была церковь в обычном понимании.
Сердце забилось чаще.
Это была та самая Церковь экуменистов. Новое здание, с красивыми витражами в окнах, на которых изображены техногенные сюжеты, похожие на советские мозаики. Ну, такие: с космонавтами, запускающими спутник или учёными, которые расщепляют атом. Один из витражей был изрисован красной краской, а на другом был след от камня, так и не проделавшего в нём дыру… Выходит, витражи были не из стекла, а из прочного пластика. Ударопрочного.
Дом собраний экуменистов, – гласила табличка над воротами.
Младший еще на борту «Короля Харольда» систематизировал всё, что о них узнал. Информации было мало. Скаро рассказывал: если и было что-то, объединявшее людей разных наций, то это – неприязнь к бродячим проповедникам. Их не любили сильнее, чем цыган. Поэтому мирных и ненавязчивых экуменистов не переваривали.
Кое-где их считали сектантами, которые ждут своего мессию, да ещё и верят, что он будет «не человек и не бог». Это вызывало у людей понятные вопросы. А кто тогда? Демон?
Их проповеди о миролюбии вызывали больше тревоги, чем интереса. За этим сразу виделись зловещие планы. Хотя никаких злых дел за экуменистами не числилось. Наоборот, они учили и лечили. Но даже к этому относились с недоверием. Да, учат и лечат, зато «ждут антихриста» и «поклоняются машине».
Сам румын в эти страхи не верил. Говорил, что антихрист, может, и придёт, только никому та дата неведома. «Может, мы и не доживём до этого, так чего зря беспокоиться?»
«А машине как можно поклоняться? Разве что это внедорожник из чистого золота, у которого 666 лошадей под капотом».
Но большинство традиционалов не терпели их просто за занудство и заумность.
Саша поискал табличку с названием улицы. Сегодня ещё надо найти жильё. Вот устроится, и придёт сюда.
Он свернул на очередную узкую улочку, застроенную маленькими торговыми лавками. Тут продавались и ходовые товары, и редкости.
Какое-то время походил по магазинам, ничего не покупая, только прицениваясь.
Зашёл в книжную лавку. Посмотрел ассортимент. Ширпотреб. Любовные романы, боевики, комиксы… Фантастики много, но в основном низкопробной: про суперменов с волевыми подбородками, которые спасают красавиц от чудищ со щупальцами.
Больше всего книг было на немецком, чуть меньше на английском, попадались на других языках, даже и на русском.
Книжки в разном состоянии и дорого. Он обойдётся.
В одном уголке стыдливо продавались порножурналы. Он слышал шутки на эту тему на судне. Мол, страницы таких фолиантов надо беречь как культурное наследие. Тьфу на них, извращуги!
Город грехов и порока. И в нём изломанный странник с тяжёлой судьбой.
Хотя некоторые философы считали, что порок – это у голодного ребенка последнюю корку отбирать или собаку пнуть. А морально разлагаться, никому не вредя, даже себе – разве это порок? Поразлагался, отдохнул, поработал…
Впрочем, Саша разлагаться не хотел. Его этот стенд натолкнул на мысли, от которых внутри странно защемило. Тоска по человеческой теплоте, которую никакая картинка не утолит. Раньше бы слезы подступили, но что-то умерло. Остался холодный разум и животные инстинкты. А душа, похоже, уснула, и болела разве что фантомной болью.
«Кого я тут себе найду… Языковой барьер. И культурный. Даже у тех, кто по-русски говорит. Да и на родине… забыл, как Анжела тебя на заклание хотела отдать?».
Он уже давно понял, какая пропасть между вроде бы русскими жителями, например Васильевского Острова и им, сибиряком из Прокопы. И не меньшая пропасть отделяет его от жителей небольших деревушек, попадавшихся на его пути. И дело даже не в месте рождения. Возможно, у него со всеми этот барьер. В любой точке света.
«Поэтому возьми себя в руки и иди вперёд, тряпка».
Хотя азарт первооткрывателя быстро прошёл, но время в скитании по улицам и магазинам пролетело быстро. И вот уже снова надо съесть что-нибудь и выпить горячего. Но только не горячительного. Уж точно не алкоголя. Хоть и говорят некоторые, что так легче и они жить бы не смогли без этой «анестезии». Но такие люди деградировали на глазах и смотреть на это было мерзко.
Как специально подвернулась тележка разносчика еды. Был он в чалме – то ли индус, то ли турок, но для того, чтобы купить пожрать, даже не обязательно знать язык: все виды продукции на картинках.
Ткнул пальцем в одну и купил булку с котлетой, отдал монетки.
В Гамбурге да не поесть гамбургер?
Захотелось выпить кофе. Александр совсем не был кофеманом, для него это скорее символ экзотики и статуса. Но цена на кофе у смуглого черноглазого торговца оказалась немыслимо высокой. Насколько Данилов понял, везли кофейные зёрна из Африки, из ужасной дали. Поэтому он купил «кофейный напиток», который только имитировал вкус. Обычный концентрат с запахом то ли дрожжей, то ли грибов.
– Ну, и чего ты добился? – спросил себя Младший, усевшись на скамейку, рюкзак поставив на асфальт. – Мог бы сейчас честно служить СЧП-Орде-Империи. А вместо этого сидишь в чужом краю и жрёшь иностранный бутерброд? Хорошо бы взять ещё «горячую собаку»… но нет, надо экономить.
Про СЧП он пошутил над собой, конечно. Лучше уж в море с камнем, чем к ним.
Котлета оказалась сухой, булка заветренной, но острая до слёз горчица всё забивала, и получилось сносно. А голод был лучшей приправой.
Младший жевал меланхолично, глядя на реку с парапета.
Вставил наушники, заиграла песня, которую переписал на корабле.
«Эмигрант увидел мир,
овертайм давно прошёл.
Перепутал час и миг,
тонких линий не нашёл…»
Чушь. Он свою судьбу не выбирал. Это не было осознанным решением. Его привела сюда кривая. Когда почти каждый неверный поворот или промедление означал смерть.
Может, тут и берёзки есть. А захочешь услышать русскую речь, так ты теперь знаешь, куда для этого пойти. Надписи на родном языке иногда попадались. Например, выцарапанное на стене: «Немцы лохи». Много было по матушке… разного… А от одной взгрустнулось до слёз: «Сделаем Россию снова».
Булка кончилась, напиток тоже, но на душе так и не потеплело. И не наелся толком.
Александр потянулся пересчитать оставшиеся деньги. Кошелёк он держал в боковом отделении рюкзака, закрывающимся на молнию. Холодея, увидел, что молния расстёгнута, кошелька нет. Не мог же он его выронить?
В растерянности прохлопал себя по карманам, потом снова полез в рюкзак, потом снял куртку и всю её перетряс. Тщетно. Кошелек пропал! А с ним все его деньги.