Жара… елки ты палки, вот ведь дела. Порадовало одно: не успел выйти из офиса, сбоку прогудел знакомый сигнал. Светлая «Калина» уже ждала, стоя у бордюра. Из-за опущенных стекол, по Гериному обычаю, грохотал «клубняк». Дружбан от этого дела тащится, а над моими «металлическими» пристрастиями угорает. Даже смешно порой становится, как дети малые, честное слово. А ведь далеко уже не дети, вполне взрослые мужики. Хотя когда познакомились, то песни слушали очень похожие. Как эта:
На Моздок, на Моздок,
Две вертушки улетают…
И что-то там еще, про офицеров, провожавших дембелей… И дальше с тем же смысловым набором. Романтика, одним словом, песни войны и крутых техасских рейнджеров.
– Твою ж туда! – Гера высунулся в окно и совершенно непотребно покрыл какого-то лихого велосипедиста на инвалидном «Стелсе». – Смотри, куда едешь, гастер хренов!
В самом конце проспекта Кирова, там, откуда до нового моста рукой подать, есть железнодорожный переезд. Гастарбайтер Равшан, опаздывая с утра на работу, крутил педали купленного на «птичке» велосипеда очень и очень быстро. До свиста в ушах практически. По сторонам головой не крутил, боялся. В детстве такого велосипеда у него не было, пользовался древним «Уральцем». Там тормозить можно было только педалями, а на этом, с надписью «Stels», приходилось пользоваться теми, что на руле. Не привык, потому и ехал пусть и быстро, но с опаской.
Перед переездом ему пришлось притормозить: с разгона перепрыгнуть через рельсы точно не выходило. Если бы он сидел за рулем хотя бы неделю, то прожил бы дольше. Но Равшан оседлал железного коня вчера вечером, тормозить толком не умел – и свалился, проброздив асфальт.
Стая двортерьеров, тусовавшаяся у переезда, велосипедистов очень любила… В смысле любила кусать. И внесла свою лепту в набор мелких физических повреждений, полученных Равшаном. К врачам он не обратился, просто смазал укусы зеленкой. Зря…
Утро первого дня мертвой эры
Порой холостяцкая жизнь – непередаваемый кайф. Именно лишь порой, не подумайте чего плохого. Всем иногда хочется побыть наедине с собой любимым, ну, или с собой любимой, кому как выпало. Нам с Герой выпало куковать в пустой квартире вдвоем. Так уж вышло: мои уехали отдыхать, Герыч же, неожиданно оказавшись в гостях, помогал скрасить скучные дни с вечерами.
Двум старым добрым друзьям, познакомившимся во время службы имперскими штурмовиками, кормившим кавказских комаров и перекидавшим земли как маленький экскаватор, много ли надо от жизни? Да не особо. Главное, чтобы с утра нашлось из чего яишню с колбасой пожарить, а чай можно и вчерашний, да сигарет хотя бы на пару раз покурить.
– Димыч, у тебя масла нет.
Да ну на хер…
– В шкафу.
– Твою дивизию, Димыч, кто яйца жарит на растительном?
Здрасьте, приехали, вот они, плоды нормальной и обеспеченной жизни, подсолнечное ему уже не катит.
– Кончилось, значит. Это не устроит?
– Ну на хер, а?..
Отож, все не так. И сигареты кончаются. И…
– Мне вон ту хрень надо повесить.
«Та хрень» – коллаж из четырех рамок с акварелями и пастелью – ждала своего часа давно. Так давно, что иногда даже становилось стыдно за собственную лень. Моя попросила, уезжая: ну повесь хоть теперь, а? М-да…
– И че? – Гера критически осмотрел коллаж, но явно не понял связи между ним и сливочным маслом.
– Говорю, пошли в «Космопорт», заодно саморезы куплю. Вешать не на что.
Само собой, не на что, вот такой я раздолбай. У нормального мужика оно как? У него все всегда есть. И после вопроса: «Сосед, а нет ли случайно перфоратора с битами по армированному бетону?» – немедленно достается искомое. Само собой, из гаража.
– Чет лениво… – Гера тоскливо покосился на «свой» любимый диванчик. Тот стоял, по его же словам, по фэн-шую, и дрыхнуть на нем Гера начинал минут через пять после приземления.
– Да пошли уже.
Сказано – сделано, там идти-то всего ничего. Шагали минут десять – за трепом ни о чем, за никак не кончающимися воспоминаниями. Зато сигареты закончились. Вредно курить, кто спорит, только не бросить никак. Никого из наших не знаю, кто после службы взял бы и завязал с куревом.
– Помнишь Горагорск?
– Ну… – плохо помню, если честно.
– Я ж тогда с комполка был. Сидел на водонапорке… лежал. И еще пацаны с этого, с армавирского спецназа.
– Ну?
– Ему туда кресло подняли, раскладное, ему и комдиву. Сидят, в бинокли смотрят. А наши, как муравьи, по всему городу туда-сюда, туда-сюда…
Чую, жаждет Гера поделиться чем-то интересным, что запомнил из нашей штурмовой службы, да уж. Давай, друг, не томи.
– И, кароч, вызывает он к себе комбатов, комдив. Те поднялись, стоят, один ушами как таракан шевелит, другой потеет… третий… не помню, че третий.
– Гер!
– Ну че? Кароч, он им и говорит…
– Кто?
– Еп, ты будешь слушать?
– Буду-буду.
– Комдив и говорит – вы че, вожди… сука, столько лет прошло, как сейчас помню, как у них рожи вытянулись. Вы че, грит, вожди, маму потеряли, а? Чего у вас воины тыкаются-пыкаются, как говно над унитазом, никак не могут устаканиться? Чего они у вас…
Люблю вспоминать службу, все мы любим, чего врать? Только уже пришли.
– Ты куда? – Гера недовольно косился в сторону пыхтящих ребят-азиатов, старательно грузящих стройматериалы в несколько «газелек».
Выглядели гастеры, кстати, как-то нехорошо: бледные, несмотря на жару, потеют, как футболисты на поле. И вобще пошатываются, хотя вроде выпивать в рабочее время у них не принято… Хотя кто толком знает, как они живут, что едят-пьют…
– Куда, куда… За саморезами.
– Да пошли сначала за маслом сходим. И сигареты кончились.
– Потерпишь, потом забуду.
– Так давай в «Ашане» купим, там же…
– Гер, а?!
В чем основа дружбы? В согласии и в этой странной привязанности к человеку, не родному по крови, но такому близкому. И спорить часто не хочется… особенно если не спорят с тобой.
– Хрен с тобой, Самоделкин херов, пошли.
Ну вот, другое дело! Пошли.
В нашем огромном строймаркете летом хорошо, климат-система справляется. Иногда думаешь: лишь бы не простыть, лишь бы не продуло. Заходишь с пекла – и вау, как же клево! Вот прям как сейчас…
– Хорошо-о-о…… – Гера, налив уже третий стакан халявной воды из кулера, пил не торопясь, с удовольствием.
И с не меньшим удовольствием косился на охранника, явно решившего, что пора бы ему завязывать глотать бесплатную водичку. И с чего все охранники такие из себя рачительные к хозяйскому добру?
Возле бара-кондитерской сидела уйма народу, стащив туда все стулья, найденные в округе. Батюшки мои, а эти-то чего? На вид такие же, как гастеры на улице: белые, мокрые и сопящие… Что за хрень, может, вирус какой в городе или, не приведи Ктулху, дизель… дизентерия то бишь?
Это дерьмо мы проходили, только-только попав в имперские штурмовики. Попьешь водички из-под крана и срешь дальше, чем видишь, да пополам с кровью. Мерзко? Еще как, но жизнь вообще не сахар, если честно. Чего только не случается.
Пока Гера прихлебывал и довольно вздыхал, мне пришло в голову оглядеться. Да, неладно что-то вокруг, много слишком задумчиво-бледных людей в магазине, и вообще… Так, надо бы быстрее дела сделать и винтить домой, захватив для дезинфекции… ну, все знают, как и чем на Руси-матушке нутро дезинфицируют. Главное, консервов не брать, и замороженных пельменей, и пиццу, и… в общем, не полениться и самим сготовить закусь, своими руками.
Так… мил друг, печено яблоко, закончил ты водопой? Если закончил, пошли в метизы, выбирать нужное. И быстрее…
– Чет мне как-то не по себе… – Гера, остановившись у стойки с акционными шуруповертами, оглядывался, говоря тихо-тихо. – Ты видишь, сколько таких… Буря, небось, магнитная.
– Ага. – Твою мать, когда же отучусь агакать, а? Дружок мой, московский седой орел-бородач по имени Миша, так и тычет каждый раз при встрече этим «ага», а я никак не отвыкну.
Строймаркет – настоящий лабиринт. Но мы нашли Ариадну с менеджерским бейджем и пошли, как она растолковала, до пятого поворота, затем в проход между десятой и одиннадцатой секциями. Стеллажей там было до самого потолка. Чуток не дошли, когда началось.
Заорала тетка.
Где-то неподалеку, слева, и вопила так, будто режут. Что-то глухо стукнулось о стеллаж, и тот, охренеть не встать, аж содрогнулся. Мощный такой стеллаж для стройматериалов ходуном заходил.
Вопль резанул по ушам еще раз, пробирая, как драчевым напильником.
Тетка орала, не затыкаясь, секунд десять, пока крик не перешел в отрывистое бульканье.
– Твою-то мать… – протянул Гера.
Ну поорала, ну перестала, рядом с ней и без нас людей много. А вот с чего вопить так – вопрос отдельный, и отдает этот самый вопрос чем-то мерзковатым. Потому и смотрим мы сейчас в разные стороны, как почти… охренеть как много лет назад, смотрим в оба, ищем опасность, стоя уже на полусогнутых и готовясь к какому-то дерьму.
– Твою-то за ногу… – снова протянул Гера.
Бывают моменты, когда не надо ничего говорить. Все ясно и понятно сразу: что и как делать и почему не стоит долго раздумывать. Особенно хорошо, если рядом не просто друг, если с тобой тот, с кем на пару довелось повоевать.
В общем, не удивляться, не паниковать, действовать по обстоятельствам и прикрывать друг друга. А дальше кривая вывезет. Что еще? А, да… чуть не забыл.
Рядом торчала стойка, основательная такая… солидная. Сверху большими буквами по желтому: «Кувалды по акции!»
Суровые и солидные инструменты: с длинной пластиковой рукоятью и остроносым клевцом на конце. Да еще и называются «Штурм», о как! А на хрена нам, спрашивается, кувалды?
Все просто: нас собрались жрать. Натурально, как в фильмах про зомби. Хватать и тупо жрать.
Сука… как в кино…
Два брата-азиата, только что еле-еле катившие огромную тележку с гипсокартоном, все из себя бледные и вытирающие рукавами лица… преобразились, скажем так. Рожи бело-пористые, творожно-резиновые и с непроглядно черными буркалами глаз. И…