Так совпало, что забор, на который доселе не было нареканий, рухнул аккурат на Новый год. Вернее, рухнул не весь, а лишь один из его пролетов, что не выдержал натиска зомби, подобравшихся к нему через заметенный снегом ров. Но и этого хватило, чтобы они ворвались в крепость и учинили резню.
К утру их все-таки перебили, но итог вторжения был неутешительным. Кроме пятерых разорванных на части общинников также получили укусы и были заражены обе дочери Макарыча и его жена.
Жить им оставалось недолго и в муках. Вот только у отца не поднялась рука избавить их от страданий, пока они сами не превратились в зомби.
Это были самые горькие и душераздирающие часы в жизни Макарыча; часы, наполненные слезами бессильной ярости и испепеляющей его изнутри безнадегой. Сегодня почти не верилось, что он сумел такое пережить. И что не застрелился сразу, как только прострелил головы своим близким, а потом сжег их тела в огороде и развеял пепел по снегу.
После этого моральный дух в общине был подорван окончательно. Экономя дрова, все выжившие обитали теперь в одном доме – самом крепком доме Макарыча. Но едва весна одарила их первым теплом, общинники стали разъезжаться. Заводили свои машины – те, что были на ходу, – грузили оружие, припасы и отправлялись искать спасения в других краях. А это место было отмечено печатью смерти и не сулило больше никому ничего хорошего.
Макарыч не отговаривал друзей и не задерживал их – он вообще почти ни с кем не общался с самого Нового года. А еще подозревал, что с той поры его считают рехнувшимся – судя по тому, как все теперь на него косились. И как резко порой умолкали разговоры, когда он выходил из своей комнаты. Поэтому ему и не предлагали уехать – зачем кому-то брать с собой безумца в и без того опасное путешествие?
Но все же с ним поступили по совести: забрав у него грузовичок, взамен ему оставили много продуктов и тот самый пулемет, который он нашел в декабре вместе с другим оружием. Также Макарычу оставили семь ящиков пулеметных патронов, которые не успели расстрелять за это время. И которые не подходили для автоматов, распределенных уезжающими между собой.
Пожелав им счастливого пути, Макарыч поразмыслил и не придумал ничего лучше, как продолжать жить в собственном доме. Столько, сколько он еще протянет. В конце концов, постаревший от горя хозяин выстроил этот дом своими руками, прожил в нем самые счастливые годы и развеял прах своей семьи буквально за порогом. Так какое новое счастье и где надо было искать Макарычу, если во всем мире осталось одно-единственное место, в котором у него еще теплилось желание жить?
– Ну здравствуйте, мои девочки! Вот мы и снова вместе. Одни, без гостей, – поприветствовал он жену и дочерей, когда опять заперся в своей маленькой крепости.
Улыбающиеся ему с настенных фотографий родные ничего не ответили.
Макарыч тяжко вздохнул: эх, многое бы он отдал, чтобы вновь услышать их ласковые и звонкие голоса. Затем отступил от стены… и едва не упал, споткнувшись за что-то металлическое, подвернувшееся ему под ноги.
Это был оставленный беглецами пулемет.
– И тебе привет, чертова железяка, – проворчал хозяин, потирая ушибленную ногу.
– Привет, Макарыч. Как дела, как самочувствие? – подал голос Печенег. Довольно неожиданно, но хозяин даже не вздрогнул. Так, словно всегда знал, что пулеметы умеют разговаривать.
– Сам знаешь, бывало и лучше, – посетовал старик, осознавая, насколько усугубилось его безумие, но не испытывая ни малейшей охоты сопротивляться ему.
– Понимаю тебя, – посочувствовал железный собеседник. – Ну ничего, со дня на день пожалуют зомби, тогда и взбодришься. А пока не сочти за наглость, но мне не помешала бы хорошая чистка, а то, гляжу, в этом доме про меня что-то позабыли…
Новые гости явились вечером того же дня, когда был вскрыт последний ящик с патронами. И это были самые удивительные гости, которых Макарыч видел за очень долгое время.
То, что они не зомби, было заметно невооруженным глазом еще издали. Потому что зомби не ходят взявшись за руки и не носят с собой игрушек. Хотя вид этих двух детей, что шли к дому со стороны шоссе, тоже оставлял желать лучшего – оба были грязные и тощие. Старшему из них, пацану, было лет тринадцать, а девочке, которую он вел, – лет восемь.
Внешность каждого намекала, что они брат и сестра: у обоих были светлые прямые волосы, а также схожие черты лиц. За плечами у мальчишки висел почти пустой рюкзак. Девчонка одной рукой держалась за руку брата, а другой прижимала к груди плюшевого мишку – такого же чумазого, как она сама.
Макарыч увидел их на полпути между шоссе и домом. После чего открыл одну из бойниц и стал пристально наблюдать за ними.
Вот дети перебрались через осыпавшийся и давно бесполезный ров, но дальше идти не рискнули и остановились у разрушенного забора.
– Эй! Здесь есть кто-нибудь?! – срывающимся голосом прокричал мальчик. – Эй, ответьте! Мы знаем, что вы тут – мы видели, как вы убивали зомби сегодня днем!
– Кто вы такие и чего вам нужно? – поинтересовался Макарыч, не видя смысла отмалчиваться.
– Меня зовут Костя, а это моя сестра Люся, – представился пацан за себя и за спутницу. – Мы идем в город искать наших маму с папой. Но скоро станет темно, и мы хотим попроситься у вас переночевать, дяденька. И еще нам бы поесть чего-нибудь. Мы не ели уже два дня. А может, у вас еще найдутся какие-нибудь лекарства? Кажется, Люся простыла, и у нее поднялась температура.
Порыв ветра швырнул через бойницу в лицо Макарычу пыль, и он закашлялся. Потом, уняв приступ, немного постоял, успокаивая дыхание и заколовшее сердце.
– Думаешь, они лгут? – спросил Печенег.
– Как пить дать, – ответил старик. – Детям одним в наших краях не выжить, так что они явно не одни. Полагаю, их прислали сюда на разведку те же люди, что днем свернули с шоссе. Хотят, чтобы я сжалился и впустил этих сопляков внутрь. А потом сопляки дождутся, когда я усну, и впустят сюда своих родителей. Или вернутся к ним утром и расскажут, что я тут один и сколько у меня оружия.
– По-моему, ты стал чересчур подозрительным. Разве дети и правда не могут быть самостоятельными? Разве они не могут научиться прятаться от зомби и избегать с ними встреч?
– Наверное, могут. Но только не эти дети. Кто все время прячется, тот много ползает. А у того, кто много ползает, штаны на коленках протерты до дыр. У этой же мелюзги одежда хоть и грязная, но в земле и глине не маралась, в болотах не мокла и о кусты да камни не рвалась. Девчонка тоже не напоминает больную. Уж меня-то ей в этом не обмануть: я ведь и сам двух дочерей когда-то вырастил.
«И похоронил», – следовало еще добавить, но старик об этом умолчал.
– Что ж, тебе видней, – сдался Печенег. – Желаешь быть злюкой – будь им. Кто я такой, чтобы указывать тебе, что делать.
– Я не злюка, – возразил Макарыч. – Просто не люблю, когда мне нагло врут в глаза. А тем более когда подбивают на это малолетних детей.
– Эй, дяденька, куда вы пропали? – вновь прокричал все еще ждущий ответа Костя. – Прошу, впустите нас! Мы только переночуем и завтра же уйдем, клянусь!
– Не завтра, а прямо сейчас! – отрезал хозяин. – Уходите! И передайте своему отцу, чтобы прекратил подставлять вас под пули. Ваше счастье, что я не стреляю в детей. Вот только не все дяденьки у нас в округе такие добрые.
– Какому такому отцу, о чем вы? Наши папа и мама в городе! Мы здесь совсем одни! – запротестовал Костя. – Умоляю, дяденька, не прогоняйте нас! Мы умираем с голоду! А Люся простыла и замерзнет в лесу ночью!
– Уходите! Живо! – повторил Макарыч. И пригрозил: – А иначе я выпущу собаку!
Прежде чем развернуться и уйти несолоно хлебавши, дети еще немного потоптались на месте, изображая обиду. Что, надо заметить, получалось у мальчишки уже не так искренне, как оправдания. А девочка за это время вообще не произнесла ни звука, не говоря о том, чтобы кашлянула или чихнула для правдоподобия.
Уходили они куда торопливее, чем пришли, – едва ли не бегом. Но вряд ли из-за боязни несуществующей собаки. Не желая терять их из виду, Макарыч подобрал оружие и потопал на чердак к телескопу. Он знал, что его догадки верны, но хотел убедиться в этом своими глазами. А если повезет, то и заметить прячущихся в лесу родителей Кости и Люси. Или Васи и Кати, Пети и Насти, Паши и Гали… эти врунишки могли обозваться какими угодно именами.
Говорят, будто любопытство сгубило кошку. Однако с Макарычем оно сегодня поступило с точностью до наоборот – спасло ему жизнь.
До телескопа он так и не добрался – только до второго этажа. Именно в этот момент снаружи что-то раскатисто громыхнуло. Вздрогнув, старик выглянул в окно и успел заметить, как нечто яркое и стремительное пронеслось по воздуху к дому.
А потом шарахнуло так, что Макарыча сбило с ног и у него заложило уши. Выронив пулемет, он упал, и тут же ему в лицо ударило горячее плотное облако дыма и пыли, ворвавшееся сюда с первого этажа, через лестничный проем.
«Гранатомет!» – промелькнуло в мыслях старика, прежде чем он зашелся в кашле, так как не успел задержать дыхание и вдохнул эту едкую летучую смесь. Не полной грудью, но пыль моментально залепила ему нос, рот и горло, что стало ударом по его слабым легким.
Макарыч старался не кашлять, боясь за свое сердце, но ничего не вышло – он сразу начал задыхаться, а это было еще мучительнее. В глазах пульсировали разноцветные вспышки, голова гудела, а изо рта при каждом выдохе вылетали брызги крови. Ее же солоноватый привкус постепенно заменял во рту вязкий вкус пыли.
Что творилось у него в груди, он боялся даже представить. Казалось, будто там дерется свора бешеных собак, которые отбирают друг у друга сердце, вгрызаясь в него клыками со всех сторон.
Похоже, вот и настала кончина старику. Не та кончина, к которой он больше всего готовился, но та, которая с недавних пор тоже была вполне предсказуема.