– Что за груз такой?
– С которым он сможет пригрозить уничтожением Долины Царей и Луксора. Или даже не пригрозить… Если он чокнутый сильнее, чем думают. Понимаешь, что это значит?
Ну… как бы да. Мир, конечно, после такого не рухнет напрочь, но перекройка пойдет глобальная…
– Все равно не складывается. Допустим, вы узнали про такую сделку. Ну так слейте инфу кому надо. Джеймсу, мать его, Бонду, интерполу, ЦРУ. Пусть сюда скачет вся королевская конница и плывет весь шестой флот.
– Не все так просто, – возразил Мишель. – Мы не знаем, где груз, не знаем, как осуществляется связь. Если информация просочится… а Вахиду слишком часто везет, кто-то явно сделал на него крупную ставку… они просто изменят время и место передачи товара. И все.
– И поэтому вы будете спасать мир втроем. Девчонка, старик и…
– …и хиляк-очкарик, – договорил за меня Мишель. – Согласен, расклад не из лучших. Поэтому нам не помешал бы четвертый.
– Красивый закат.
В этот раз я не услышал, как она подошла. Оказывается, даже в армейских ботах можно ходить достаточно тихо.
– Красивый? – я запнулся. Черт, ну да, наверное, для кого-то он был и красивым – для того же Мишеля или еще какого художника с Монмартра и прочих богемных гнездилищ. Того, кто в этом буйстве красных и багровых оттенков видит просто краски.
Да что он знает про цвета!
Напалмовая бомба – это, по сути, просто бочка из тонкого алюминия, которой придали аэродинамически правильную форму, а на торцах воткнули пару воспламенителей. Замок сначала отсоединяет переднее ушко, а затем заднее для того, чтобы бомбу отвело потоком от самолета. При этом они сразу начинают кувыркаться. Так и задумано – чтобы огнесмесь разлетелась как можно дальше. Когда звено «тандерчифов» облегчается в один заход – а они обычно иначе не кидают, никто из «свистков» не любит долго болтаться у земли, – это целое море огня.
Однажды это море вспыхнуло слишком близко – и я в нем сгорел.
– Может, и красивый. Если не знать… не думать, что там, за закатом.
– Почему ты отказался?
– Это Мишель тебя послал?
– Что?! – возмущения в голосе Анны хватило бы на нас троих. – Я сама пошлю кого угодно, Майк. И Мишель никогда бы…
– Извини.
– Но мне и в самом деле хотелось, чтобы ты с нами поехал.
Кажется, она чуть покраснела при этих словах. Или это просто закатные лучи так подсветили.
– Только не говори, что тебе понравилось, как я хватаюсь за талию, – буркнул я, и Анна в ответ звонко рассмеялась.
– Нормально ты хватаешься. «С дол-жной де-ли-кат-ностью», – по слогам выговорила она, явно повторяя чьи-то слова. И пахнешь приятно.
– Пахну?! – Вот здесь она реально сумела меня удивить, уж чего-чего, а пахнуть я должен примерно как бочонок «игола».
– Настоящий мужик и не должен вонять, как цветочная клумба. Мой отец работал с тракторами. Приходил поздно вечером, весь пропахший газойлем… мама ругалась, а мне нравилось.
– Я думал, твой отец был моряком…
– Не все голландцы – моряки… но ты почти угадал. До встречи с мамой он был матросом, мотористом. А дальше… – Анна села прямо на песок, обняв колени. – История, как в бульварном романе. Моряк встретил девушку, влюбился, дезертировал с корабля… его искали, война еще не закончилась, поэтому они уехали туда, где не найдут, в землю обетованную.
– Красивая сказка…
– Да. Только… – голос девушки дрогнул, – финал подкачал. Они жили долго и счастливо… делили радость и горе… а однажды его трактор сожгли вместе с ним. После этого я и записалась в… в общем, стала такой.
– Анна… мне очень жаль, – выдавил я. – Уверен, твой отец был хорошим человеком.
– Майк, ты нам нужен.
– Ты не понимаешь, – вздохнув, я сел на песок рядом, чертыхнувшись про себя, когда ладонь укололо какой-то пустынной травой, жесткой и острой, как щетина оружейного ершика.
– Я тоже дезертир, Анна. Но… твой отец рисковал ради любви, а я просто трус. Я бежал от войны, потому что для меня она стала слишком страшной.
Там… за закатом, где горят джунгли… страх всегда рядом, разъедает душу, словно кислота. Кто-то глушит его выпивкой, кто-то героином. Помню, мы высаживали взвод, который перед погрузкой закинулся весь, а лейтенант, перехватив мой взгляд, устало произнес: «Если бы это помогло моим ребятам слезть с тяжелых наркотиков, я бы скупил всю марихуану и гашиш в дельте Меконга».
– Ты можешь придумать причину, по которой, сбежав с одной войны, я мог бы пойти на другую? Чужую для меня? Нет? Вот и я не могу…
– Ну и, – не выдержал я спустя пару минут солнцепека, – какой будет план?
– Терпение, малыш, – старик, прикрывшись ладонью, разглядывал берег. – Терпение – и господь сам отдаст их в наши руки. Поверь мне.
Он уже начинал меня слегка подбешивать. Будь у меня во рту побольше слюны, непременно бы харкнул ему на ботинок. Терпение, н-на… если бы я хотел чего-то там терпеть, записался бы в хренову морскую пехоту, в снайпера. Вот кто неделю может жить по шею в болоте и гадить прямо в штаны, лишь бы завалить одного-единственного на весь их долбаный уезд гука.
А мы – служба срочной доставки душ в ад и рай. Оптовые поставки.
– Грузовики оставят за полмили, – изрек наконец чертов скот. – Ближе к воде не попрут, побоятся завязнуть. Один автоматчик останется у машин. Пара постов у камней. И пулеметный расчет на крышу вон той халупы.
– Это тебе родовые привидения доложили?
Чихнув, я попытался мысленно представить этот полуостров сверху – так было проще. Насчет грузовиков Грег, скорее всего, был прав. Конечно, грузовики бывают разные. На армейском «харвесторе» с полным приводом я бы рискнул сюда заехать. Но арабы с техникой обычно не дружны. Для них в каждой арбе, что ездит без ишака, сидят по три шайтана, каждый со своим норовом.
– Не-а, – оскалился шотландец. – Просто я знаю, как они думают. Верней, я знаю, как думали те, кто их учил. Смекаешь?
– А если они плохо учились?
– Тогда они засадят одну машину в песок по самую кабину, – тут же отозвался Грег, – затем утопят в море вторую, пытаясь выдернуть первую. Или сожгут сцепление. После чего передерутся, выясняя, кто, во имя Аллаха, тут самый виноватый. Но ты не волнуйся, малыш. Это важный груз, сюда пришлют отличников.
– Я и не волнуюсь.
– А я и не сомневаюсь, малыш. Пошли…
У кромки прибоя Мишель и Анна старательно изображали художника и натурщицу. Точнее, это выглядело так издалека. Когда мы подошли, я понял, что не прав. Мишель и впрямь рисовал. Уверенными, четкими движениями, так что казалось, он просто стирает с листа белый налет, а из-под него проступает рисунок, с каждым взмахом все более четкий. Анна же… она просто стояла, закрыв глаза, подставив лицо солнцу и ветру. А уж эта парочка доделала остальное, распушив рыжую гриву и заставив ее сверкать медным и золотым.
Она была здесь и одновременно не здесь… этот грязный пляж, с перьями чаек, парой дохлых рыбешек и высохшими водорослями не подходил, он был неправильный. Такая девчонка должна быть сейчас где-то на Мауи, где белый песок и синий океан. Или на острове Ваадху, где по ночам волны светятся мириадами огней, словно звезды тоже захотели искупаться.
С другой стороны, а что я о них знаю? Не больше, чем они про меня.
Нам оставалось метров десять, когда Мишель оглянулся. Словно переключатель щелкнул – мечтательно-задумчивый студент пропал, а тот, кто снял очки и аккуратно сложил их в футляр… такого я легко могу представить – хоть с офицерскими погонами, хоть в черной рубашке с «чиком» на груди. Взгляд человека, который готов умереть сам и отправить умирать других.
– Бумагу дать?
– Обойдемся по старинке, – где и когда Грег раздобыл палку, я не успел заметить. – С бумагой много возни, да и жалко. Песок удобнее.
Не знаю, где и чему шотландец учился, но вот занятия по крокам местности он явно прогулял. Фигурка часового у него получилась больше обоих грузовиков, а пулемет вообще посчитали бы восьмидюймовой гаубицей.
– Один часовой у машин?
– Может, и два, – шотландец почесал бороду, – но не больше. Груз тяжелый. К тому же основные сторожа будут на флангах и скрытно. А тот, кто у машин и на виду, его задача следить, чтобы зеркала и запаски не уперли. Ты ж местных в деле видел – на миг отвернешься, гусеницы с танка разуют.
– До деревни пять миль, не меньше, – заметил я. – В смысле, до той дюжины развалюх местных козопасов. А до Фуки все пятнадцать.
– Верно, – кивнул Грег. – Поэтому и говорю: один-два, не больше.
– Но мы не можем быть уверены, где они поставят машины, – возразил Мишель.
– И снова в точку, – сделав шаг назад, шотландец изобразил еще одну помесь муравья с бананом, вооруженного длинной палкой. – Поэтому ими должна будет заняться Хан… кхе, Анна, со своим «шведом».
– Я их сделаю. – Анна сказала это спокойно, таким тоном девушки обычно говорят: «После обеда зайду в магазин за новой шляпкой».
– Солнце может уже сесть, – предупредил Грег. – Ну и дистанция…
– Я их сделаю, – повторила рыжая. – Двух, трех, пятерых. Считай, этот вопрос закрыт.
– Ну-у-ок. Тогда мы с Мишелем займемся теми, что слева, а Майк, – кончик палки уперся мне в живот, – разберется с пулеметом.
Это был последний миг, пока я еще мог послать их всех к черту в зад. Повернуться, уйти… по Роммель-штрассе сейчас много ездят и ночью, поймать попутку до Александрии или сразу до Каира особых проблем не будет. И уже завтра снова копаться в машинах у Ноймана, забыв про эту троицу с их дурацкими тайнами. Не для того я сбежал с одной войны, чтобы вляпаться в другую!
– Справа все тоже может оказаться непросто, – Мишель, присев на корточки, нарисовал сбоку от домика с гаубицей еще несколько фигурок. – Что тогда?
– Главное, это пулемет! – уверенно заявил Грег. – Тот, кто сядет за ним, будет королем на этом гребаном клочке суши. Пусть даже все остальные облажаются…