— Не я один.
— Что же делать?
— Напугай меня, ха-ха!
— Гав!
Тигр забился в дальний угол клетки.
— Я же просил меня, а не его.
Длинный сплюнул один раз и прямо перед собой. Проблема начала казаться неразрешимой.
— Димка, иди сюда. Надо подумать.
Над тем, как разбудить в тигре зверя, было решено поразмыслить в ближайшем пивбаре.
— Значит, он должен на тебя напасть, так?
— Логично, но мне бы этого не хотелось.
— Почему? — поразился такой непоследовательности Длинный.
— А вдруг укусит?
— Может, у него и зубов-то нет, — подал голос Самохин.
— Не мели чушь, — оборвал его Длинный. — Мы Семена должны пугать, а не успокаивать.
— Но если он уже боится, что его могут укусить, то полдела сделано.
— А как заставить тигра напасть?
— Может, хвост поджечь?
— Ты предложи еще к нему консервную банку привязать!
— Из-под килек в томатном соусе, — хмуро буркнул непонятное Саньковский.
— Тогда сами думайте, а я в туалет схожу. Пиво дает о себе знать.
Длинный задумчиво проводил Самохина взглядом, а затем неожиданно метнулся к прилавку и вернулся с двумя бокалами пива.
— Пей! — пена шлепнулась на стол перед Семеном.
— Зачем? У меня живот уже как бурдюк.
— Вот и хорошо. Пей!
— Не буду!
— Кретин, ты знаешь, как животные отмечают свою территорию?
— Пивом, что ли? — удивился новому в зоологии Семен.
— Боже мой, неужели нет предела человеческой тупости?! — поднял очи горе Длинный и пояснил, вытаращив белки на приятеля. — Выпьешь, а потом зайдешь в клетку к тигру и отметишь свою территорию, понял?
— Ты обалдел!!!
— У тебя есть идея получше? Нет? Пей! Он будет просто обязан возмутиться такой наглости и проучить нахала! Пей! Это у них самый основной инстинкт! — авторитетно закончил Длинный.
Как бы ни хотелось Саньковскому иметь дело с основными инстинктами, он присосался к бокалу с видом приговоренного к смертной казни через растерзание. Скорей бы все уже осталось позади!..
Ужасно болел нос. Во всем теле ощущалось неясное томление. Было довольно трудно понять — усталость ли это или весенняя тяга к «брачным играм».
«Надо же было так съездить по собственной… пардон, временно арендованной морде!»
— Как здоровье, витязь в тигровой шкуре? — выдал Димка заранее заготовленный экспромт, поднимая с приятелем тело Семена.
— Р-ряу!
— Неужели обмен не удался? — встревожился Длинный, роняя верхнюю половину туловища.
Голова имени Саньковского глухо стукнулась о дно клетки.
«Вот сейчас за такое обращение с моим телом сожру обоих, подожду, пока тигр очухается и — до свиданья! И тигры сыты, и жены целы…»
— Но-но, не балуй, — воспользовавшись временной беспомощностью Семена, Длинный затянул на тигриной морде брючный ремень. — Вот теперь адаптируйся!
«Сожру, непременно сожру сволочей! За издевательство над человеком и животным! — окончательно решился Саньковский и попытался сбросить ремень, но тигр был стар и когти ни к черту не годились. — Потом сожру!»
— Идем, что ли? — спросил Самохин, держа чужие ноги в руках.
— Я думаю, нужно подождать, пока Семен придет в себя… или в тигра. На всякий случай я прихватил с собой хлороформ, — ответил Длинный.
«Тоже правильно, — подумал Саньковский. — А я сразу — жрать…»
Тигр в Семеновой шкуре начал подавать недвусмысленные признаки жизни и у друзей не осталось сомнений, что обмен удался. Они улыбнулись друг другу и тигру. Теперь осталось расколоть последний орешек.
Двухэтажный орешек «Дормидонтыч» ждал их.
Пятница, 27 мая 1994 года.
За прошедшие годы внук Варвары Моисеевны Славик Крейдман превратился из малолетнего, но подающего надежды хулигана, в угловатого подростка с бабкиным носом. «Даже трава растет…» — печально заметила по этому поводу Жулькина хозяйка в письме к Наталье Семеновне. На это та безошибочно отреагировала в том смысле, что пока мал золотарь, то и не воняет…
Короче говоря, Славик по мере полового созревания перешел со жвачки и пепси-колы к напиткам и закускам более дорогостоящим. Совершив этот шаг, идущий вразрез с выбором нового поколения, он всерьез начал задумываться об источниках доходов более сейсмоустойчивых, нежели карманы родственников.
Бизнес — дело заразительное и молодой Крейдман, всегда старавшийся держать шнобель по ветру, решил открыть свое небольшое дельце. Сегодня утром он, со свойственной его народу предприимчивостью претворив в жизнь весьма оригинальную идею, уже час стоял около здания банка «Дормидонтыч» и терпеливо ожидал результатов.
В своих надеждах Славик был не одинок. У крыльца вышеупомянутого заведения сидел нищий, вооруженный двумя головными уборами. Было похоже, что он, понадеявшись на судьбу, ангела-хранителя и тот факт, что в банк ходят или с деньгами, или за оными, первым застолбил свежее и «ягодное» место.
Время шло. Крейдман смотрел на нищего. Тот не смотрел ни на кого. Было еще слишком рано, чтобы бормотать обещания помолиться за владельцев рук неоскудевающих, и попрошайка, надвинув на глаза ковбойскую шляпу, уныло разглядывал свои лохмотья и черную кепку на коленях. Во всяком случае, у прохожих должно было складываться именно такое впечатление.
Некоторые из них заходили в банк и вскоре весть о присутствии нищего достигла Петра Дормидонтовича. Новоиспеченный президент отнюдь не был бессердечным человеком, но калика перехожий никак не вписывался в имидж банка. У клиентов могло сложиться превратное впечатление, что до такого уровня жизни может дойти каждый вкладчик.
Руководствуясь этими чисто деловыми соображениями, Петр Дормидонтович вызвал к себе начальника охраны и спросил:
— Толик! Ты сильно удивишься, если я тебе скажу, что у нас появился конкурент?
— Уже?! — сильно удивился Вуйко. — Еще один банк?
— Нет, но он тоже просит вкладывать деньги.
— Куда? — равнодушно поинтересовался начальник охраны, в свою очередь удивляя президента вопиющей нелояльностью.
— В свою шляпу!
— Значит, все дело в шляпе. Ха-ха! — оценил остроумие начальства Вуйко.
— Ваше «ха-ха» неуместно, — перешел на официальный тон Петр Дормидонтович. — Идите и разберитесь!
— Хм, — подчиненный не сдвинулся с места.
— Что еще?
— С кем я должен разобраться?
— С нищим, черт побери!
Вуйко посмотрел на свой достойный внимания животик и механически начал играться пуговицей на форменной рубашке, как будто собираясь ее расстегнуть и погрузиться в медитацию. Пуп, говорят, самая для этого подходящая точка.
— Ты что, оглох?!
— Не надо на меня орать! — еще не забытым милицейским голосом попросил экс-майор ГАИ и его глаза вытаращились на президента подобно двум фосфоресцирующим жезлам. — У нас свободная страна! Если нищий хочет, пусть сидит!
— Это что, б-бунт? — поперхнулся словом Петр Дормидонтович. — Ты на кого работаешь? На меня или на «свободную страну»? Слушай, а этот нищий, случайно, не твой родственник?
— Не хватало, — фыркнул начальник охраны.
— Так я сделаю его твоим коллегой!
— Зачем вам два начальника охраны? — поразился Вуйко, забыв о таинствах восточных мистиков.
— Мне даже один такой не нужен. Смирно! — президент тоже знал толк в командах. Колхоз — тот же трудовой лагерь. — Выполнять!
— Есть! — у подчиненного вылетели из головы последние мысли о прошлых заслугах.
Закрыв за собой дверь кабинета, он снял фуражку и отер со лба пот. Давненько, наверное еще с лейтенантских погон, он не получал таких взбучек. И какой типун его язык?..
— Ну, сейчас я этому убогому башку оторву!!! — поклялся Вуйко, пересекая холл.
Как и многие, Анатолий Михайлович не подозревал, что будет услышан Богом.
В стратегическом плане Крейдмана выигрышным было то, что банк находился на улице, ведущей к рынку. Народ, как стремящийся туда попасть, так и возвращающийся обратно, уже начал пошвыривать мелочишку в кепку нищему.
Картина эта Славика радовала. Он довольно улыбнулся и закурил, но не успел даже затушить спичку, когда на крыльцо вылетел красный, как задница обезьяны, толстяк.
— Пошел вон!!!
Нищий даже не шелохнулся. Его руки в разных перчатках остались неподвижными и как протезы продолжали поддерживать кепку.
— Я кому говорю, сволочь! — толстяк уже занес ногу, чтобы съездить убогому по уху, но, оглянувшись по сторонам, наткнулся на неодобрительные взгляды прохожих.
Те по привычке уже начали сбиваться в толпу. Его чуткое ухо уловило голоса:
— Что он ему сделал?
— Ряху-то какую отожрал…
— Вот такие нынче рокфеллеры…
Нервно пыхтя сигаретой, Славик протолкался поближе к крыльцу.
— Расходись! — из дверей, как черти из коробочки, выскочили несколько крутых мордоворотов и начали оттеснять зевак.
— Пристрелю! — прошипел над нищим толстяк и потянулся к кобуре, но вовремя вспомнил, что патронов еще не выдали, и просто почесался, чтобы не показаться смешным. Его девизом было: «Сказал — сделай!»
Нищий же продолжал безмолвствовать, как упрямый оракул. Славик вернулся под дерево. Стараниями «горилл» толпа была ликвидирована. Дабы добиться от убогого более адекватных реакций, толстяк спустился с крыльца.
— Ты еще и глухой, да? — трясясь от ярости, обратился он к оборванной шляпе.
Порыв ветра шевельнул ее обтрепанные поля, создав иллюзию издевающегося кивка. Тот же сквозняк донес до Крейдмана зубовный скрежет и он увидел как потянулись скрюченные пальцы-сосиски к лохмотьям, оставшимся от телогрейки.
И тут появилось новое действующее лицо.
— Дай Бог тебе здоровья, Михалыч!
Толстяк неохотно разогнулся и буркнул в ответ:
— Привет, отче Агафоний!
— Никак ты милостыню подаешь?
— Кой там черт!
— Не богохульствуй.
— Кадила у тебя все равно нет, — огрызнулся Михалыч.