Напряженная работа мысли не дала ничего, за исключением неясного воспоминания, что ему таки удалось заставить ее в это поверить. Случай для верблюда довольно редкий, но не такой уж невероятный по сравнению с тем, что могут вытворять тигры в чужих банках.
При мысли о тиграх — этих полосатых агентах его безумия, которые скучающе зевали, по-прежнему плавая на периферии сознания, — Семен застонал, помотал головой и попытался расстаться с диваном посредством перемещения в пространстве.
Неудача сопровождалась еще одним мучительным стоном и неожиданным озарением. Семен Саньковский понял, что страдает полным упадком сил. Хворь, к счастью, сама по себе, безобидная, но требующая некоторого времени для выздоровления.
— Мария, — протяжным голосом оживающего трупа позвал он жену, которая тут же дала о себе знать грохотом посуды, долетевшим из кухни.
— Как самочувствие? — поинтересовалась Саньковская, остановившись в дверях и вытирая руки о передник.
— О-о, — начал Семен лебединую песнь, красноречивым стоном давая понять, что ни о каком самочувствии не может быть и речи. — Что у нас на ужин?
— Ужин?! Может, вызвать врача?
— Чтобы он приготовил обед? — растерялся Семен, пытаясь угадать, чего же требует желудок.
— Родненький, — запричитала Мария, мигом оказавшись рядом и ласково гладя больную голову, — врачи не готовят ни ужинов, ни обедов, ни завтраков! Ты так давно не был в больнице!!!
— Я не хочу в больницу, — он помотал головой. — Я хочу… Второй завтрак?
— Их врачи тоже не готовят, — жена вздохнула. — Их просто вызывают и они приходят.
Саньковский бросил на нее пристальный взгляд. Что-то было не так и об этом на его месте догадалась бы даже издыхающая корова. Реальность, непохожая сама на себя, логическому анализу не поддавалась. Еще немного и вполне может оказаться, что на ужин будет приготовлен именно врач, фаршированный педиатрией.
«Лучше бы я не просыпался», — подумал Семен и тут один из тигров хмыкнул в том смысле, что, мол, просыпался ли он вообще — это большой вопрос.
— А он придет? — забросил Саньковский пробный камень в огород сомнений, охраняемый тиграми.
— Не знаю, — пробормотала Мария, отодвинулась и начала нервно комкать передник, — но попробовать можно… Я попытаюсь.
«Неужели я всегда хотел видеть ее такой — неуверенной и готовой без рецепта приготовить врача? Лучше уйти из этого сна…» — Семен закрыл глаза и постарался представить себе супругу такой, какой помнил — голой и активной в смысле выполнения жизненноважных функций.
За дверью, до которой Семен с трудом доковылял, держась за стены, вместо жены оказалась пухленькая женщинка средненьких годочков со следочком от колечка на безымянненьком пальчике. Была она средненького росточка и задорненько поблескивала каренькими глазками. Сколько Саньковский к ней не присматривался, следов соусика на белом халатике заметно не было. Сон не изменил логику и требовал с его стороны каких-то адекватненьких реакций.
— Кто у нас хворенький? — последовал тут же вопросик, едва Семен закрыл за вошедшей дверь.
Мария, как и следовало ожидать, подевалась неизвестно куда и нужно было думать, что он имеет дело с вызванным ею врачом. Толика логики здесь присутствовала, потому что в голом виде во сне о врачах жена была неуместна, как корова на пляже.
— Я, — с убийственной лаконичностью хмуро проинформировал он врача и принял волевое решение изменить течение сна каверзным вопросом. — Вы вдова?
Врач растерянно хлопнула ресничками, затем посмотрела на свой пальчик и игриво прищурилась. Однако, вспомнив, с кем общается, строго произнесла:
— Я — участковая.
— Участковая вдова? — продолжил режиссировать сновидение Семен.
— Да почему я должна быть вдовой? — сопротивлялся сон.
— А почему нет?
Женщинка задумалась и сказала:
— Да, я вдова. Ну и какое отношение это имеет к вашей болезни?
— Никакого, — Семен пожал плечами над такой пародией на дедукцию. — Я просто так спросил. Проходите.
Врач впорхнула в комнату, как бабушка всех бабочек, и перешла в наступление.
— Возможно, вдовец вы? — в ее глазах блеснуло нечто, сильно отдающее не то кровожадностью, не то агрессивным вегетарианством.
— Я — больной, — напомнил сам себе Саньковский, не сдержав дрожи в голосе. Сон был сильнее и оставалось надеяться, что воображаемый фантом не забыл клятву Гиппократа и остался вдовой не по той причине, которая только что пришла в голову.
— На что жалуетесь? — улыбаясь одними губами, спросила врач тоном, официальным, как дезинфекция.
— На кошек, — он сдался и поплыл по течению сновидения.
— Вот как?
— Ненавижу, — взмолился Семен.
— Чем же вам не угодили эти миленькие созданьица?
— Мяукают, визжат, царапаются, вертятся перед глазами и щекочут кору головного мозга своими полосами. Понимаете, эти шорохи, поскребывания изнутри…
— Понимаю, — соболезнование было дежурным и обязательным, как карболка, и Семен снова напрягся.
«Если она меня понимает, то лечить нас надо вместе. Кому?»
— Это бывает очень редко, — поспешил он удовлетворить возможное любопытство, — но жена беспокоится. Вот вызвала вас…
— Не волнуйтесь, она правильно беспокоится. Откройте ротик, высуньте язычок, молодец! Фрейдика читали?
— Не-ет, — нерешительно протянул Семен и подумал, дивясь совпадению: «Неужели Фрейд тоже ненавидел тигров?»
— Хорошо, — не унывала врач. — Скажите «А».
— А-а-а!
— Отличненько! Так, значит, жена ваша жива и здорова?
— Вроде да…
— Больше уверенности!
— А какое это имеет отношение?..
— Просто спрашиваю, — злорадно ухмыльнулась Айболит в юбке, открыла чемоданчик и начало что-то быстро писать на жутко официальном бланке. Закончив, она испытующе посмотрела Семену в глаза. — Часто выпиваете?
— Н-нет.
— Ну же, больше уверенности!
— Я бы и рад…
— Так я и думала, — врач кивнула и черкнула на бумажке.
— Доктор, что со мной? — Саньковскому было уже не до сна и не до смеха. Диагноз — состояние подсознательное.
— Delirium coitus, — быстро и непонятно ответила та, продолжая писать.
— Что это за зверь? — название болезни звучало знакомо и угрожающе.
— О, прошу прощения. Это наш полупрофессиональный термин, которым мы отпугиваем пациентов, диагностируя прогрессирующий невроз на почве полового истощения, отягощенный побочными ассоциациями, вызванными, в свою очередь, абстинентным синдромом.
— Отягощенный?! — пораженный проницательностью врача, Семен начал медленно выпадать в осадок.
Состояние упадка тут же проявилось на его лице и доктор поспешила успокоить:
— Не беспокойтесь. Слова не так страшны, как смерть. В больничном листе я напишу просто ОРЗ.
— Неужели это как-то связано между собой? — Семену уже впору было делать противостолбнячный укол.
— Нет, конечно, но разница небольшая. Отдохнете несколько деньков, попьете горячего молочка с медом, неплохо бы сметанки с грецкими орешками… Если жена в самом деле здорова, пусть купит петрушечки. Еще хорошо бы было красного винца по стаканчику перед едой. И никаких сношений. К концу недели будете как огурчик!
— Такой же зеленый и прыщавый? — недоверчиво поинтересовался Саньковский у развеселившейся вдовы.
— Будете такой же глупенький, как сейчас, — нежно проворковала та. — Я приду и проверю.
— Буду рад.
— Не сомневаюсь, — улыбнулась врач и провела влажным язычком по губкам.
— А отчего умер ваш муж?
— Не выполнял предписаний врача, — с вызовом глядя в глаза, ответила вдова, защелкивая пальчиками замочки на чемоданчике. В ее тоне почудился неясный намек, когда она добавила. — Царство ему небесное!
— Все там будем, — с изрядной долей оптимизма согласился Семен, провожая сон к двери. Оптимизм в него вселяла надежда на скорый его конец.
— Он не верил, что в лечении должно быть тяжело, — с голубым оттенком полузабытой печали вздохнула врач, — ведь, как говорится, легко только в гробу!
Потрясенный подсознательной логикой, Семен не нашелся с ответом.
— Ну, живчик, выздоравливай! — сказала врач на прощание и ушла.
Саньковский остался стоять в полутьме коридоре беспомощной статуей Командора, дисквалифицированного в импотенты.
Четверг, 2 июня 1994 года.
Останки тигра захоронили ранним утром. Шкуру хищника приобрел акционерный банк «Дормидонтыч» и нанял опытного таксидермиста. Президент пожелал иметь чучело, чтобы и персонал, и посетители привыкали к экзотическому зверью, которое иногда наведывается в операционный зал.
— Чтоб он у меня был живее всех живых! — хлопнув по столу ладонью, наказал таксидермисту полностью реабилитированный господин Криворучко.
Уголовное дело, казавшееся капитану Пивене таким легким, окончательно зашло в тупик после опроса остальных свидетелей. Никому из них он так и не смог пришить исполнение роли двух таинственных личностей в масках. Текучка засунула это дело в дальний ящик и коллеги изредка вспоминали о нем только как о криминальном курьезе.
Зверинец покинул город около полудня, а к вечеру следующего дня Семен Саньковский почувствовал себя здоровым мужчиной. Пройдя курс лечения сметаной, петрушкой и прочими ингредиентами оригинального рецепта, не исключая красного вина в подогретом виде, а также нежным отношением супруги, он нашел в себе силы подняться как с нее, так и с дивана.
Перед ним снова была вся оставшаяся жизнь.
Пятница, 3 июня 1994 года.
Семен минут пять смотрел на запад, где происходил закат Солнца, прежде чем желание закурить возобладало над остальными.
— Привет, сосед! — приветствовал его Василий Рында, куривший свою вечернюю сигарету на соседнем балконе.
— Привет, — жизнерадостно ответил Саньковский.
— Как жизнь?
— Лучше всех! — наивно не боясь накликать на себя беду, окатил соседа оптимизмом Семен. Ему было наплевать на людскую зависть.