— Угу, — как-то клаустрофобически хмыкнул Василий и неожиданно задал анекдотический вопрос. — Ты рыбу жаренную любишь?
— В каком смысле? — насторожился Саньковский и тут же в его груди зашевелились нехорошие предчувствия.
Как-то так уж в жизни получалось, что стоило кому-нибудь заговорить с ним о рыбе и на Семена тут же обрушивались целые косяки неприятностей. Стоило опустить голову в реку — и появился Тохиониус; не успел заняться с Димкой Самохиным подледной рыбалкой как очутился на Понго-Панче; а чего стоили золотые рыбки Длинного он предпочитал вообще не вспоминать.
— В жаренном, вестимо!
— Ты знаешь, я больше предпочитаю тарань, — на всякий случай тщательно взвешивая каждое слово, ответил Семен после паузы.
— Тем более! Идем завтра на рыбалку… Что? — Рында не сводил глаз с лица соседа, которое могло своим выражением ярко проиллюстрировать принцип единства и борьбы противоположностей. — Понимаешь, завтра у меня день рождения, придут гости, а с деньгами туговато… Водка есть, а на зуб положить нечего.
Саньковский слушал вполуха, сопя носом. Ничем экстремальным в воздухе не пахло. Да и не могут всякие инопришельцы являться ему каждый раз, когда он… В воображении возник сексапильный образ русалки.
— Согласен, — изрек он здравый во всех отношениях вывод, навеянный афродизиатической диетой. — Когда выходим?
— В половине пятого, — сказал Василий и щелчком отправил потухший окурок в добродушное пространство летнего вечера. — Лады?
— Лады, — кивнул Семен.
Сосед скрылся у себя в квартире. Солнце нырнуло за горизонт. Закат состоялся по полной программе как и обещал Гидрометеоцентр.
Саньковский сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, вызвавших эротические видения, и проследовал на кухню, где хозяйничала Мария.
В последнее время все, что бы он ни делал, вызывало у него эротические видения.
— Добрый вечер! — завидев Солнечную систему, издал довольно-гортанный звук космический диссидент, приветствуя настоящую родину.
Заложив крутое пике, он ринулся навстречу знаниям. Его корабль, едва не став причиной очередного международного конфликта на космическо-истерической почве, все-таки благополучно вырвался на финишную прямую и удачно плюхнулся в озеро Кучерявое.
Произошло это безлунной ночью за несколько часов до рассвета.
Суббота, 4 июня 1994 года.
С первым лучом Солнца, превратившим кромешную подводную тьму в зеленоватую мглу, Фасилияс шагнул в шлюзовую камеру. Все его земноводное тело дрожало от возбуждения. Когда первые струйки воды забурлили водоворотами у щупальцев, он наклонился и прополоскал полость клюва, выполняя древний ритуал встречи с Родиной и нарушая кислотно-щелочной баланс.
Над поверхностью озера стлался туман. С одной стороны это было ему наруку, вернее, нащупальце, но с другой — было абсолютно непонятно куда плыть. Однако, как говорят умные осьминоги, на всякий хитрый туман есть хороший сонар.
Определившись где есть что, Фасилияс погреб к нужному берегу.
— На червяка плевать обязательно? — неожиданно услышал он и замер в камышах.
— Дело вкуса, — ответил голосу второй, заставивший осьминога насторожиться.
Отпрыск Тохиониуса обладал отличной памятью и в ее глубине забрезжило воспоминание. Слуховые мембраны напряглись, стараясь точнее уловить все интонации.
— А ты будешь плевать?
— Я к этому методу прибегаю только в крайнем случае.
— Когда совсем не клюет?
— Когда под рукой нет динамита, — брякнул Василий Рында и у Фасилияса окончательно развеялись сомнения относительно того, кто есть кто.
Несмотря на то, что инопланетянин не принадлежал ни к одной из разновидностей мафии, не узнать своего крестного отца он не мог. Ему моментально захотелось сделать человеку что-нибудь приятное.
Крестник погрузился под воду как раз в тот момент, когда Саньковский, так и не плюнув на червяка, замахнулся удочкой. Поплавок, описав в воздухе нечто замысловатое, булькнул в воду. Перед кончиком осьминожьего клюва повис, извиваясь на крючке, жирный червяк.
Он дернул его, но ничего не произошло. Червяк продолжал зазывно корчиться. Рядом прошмыгнула рыба. Подплыв к червяку, она его немножко пожевала, после чего энергии у того заметно убавилось. Рыба заглотала его и вдруг взмыла вверх, оставив после себя струю пузырей. Процесс человеческой забавы стал пришельцу предельно ясен.
— Васька, смотри! — заорал Семен, снимая с крючка тощую верховодку. — Я на него даже не плевал!
— Поэтому она такая маленькая, — охладил азарт Василий.
Как человек и рыбак более основательный, он все еще возился со снастями, колдуя над хитроумными приспособлениями, которые должны будут обеспечить гостей ужином.
Фасилияс снова услышал свист лесы и нырнул. Теперь он знал, что надо сделать.
Легкий бриз разогнал туман. Поплавок Саньковского тихо покачивался под его порывами. Оставшаяся в озере рыба клевать не спешила, но это беспокоило мало. Семен не без основания считал, что главное — не рыбалка, а сам процесс. Так ему казалось минут двадцать, а затем закралось подозрение, что зря он плюнул на червя в этот раз. Но и эту мысль вытеснил из сознания образ местной Афродиты, которой уже пора было явиться пред его очи.
Жмурясь от солнца и слушая интимный шелест камыша, Семен во всех подробностях представлял себе, чем он займется с нею после того, как ее руки, поблескивающее капельками влаги, обнимут его. Он уже слышал ее зов…
— Семен!
Саньковский дернулся и ошалело повертел головой. Так орать было не под силу даже супруге.
— Сенька!
Вопил Васька и тыкал пальцем в его сторону. Он все еще не разобрался с удочками и только нетерпеливо подпрыгивал на месте, окруженный мотками лесы и резины, из которых торчали спиннинги и бамбуковые удилища. Рында явно страдал боязнью того, что его кто-нибудь упрекнет в несерьезном отношении к ловле рыбы на любую снасть.
— Чего?
— Поплавок!
— Где? — Семен вскочил, схватил удочку и попытался отыскать поплавок взглядом. Тот, равно как и Афродита, в поле зрения отсутствовал.
— Тяни, идиот!!!
Саньковский совету внял и потянул. Удилище выгнулось дугой. Руке передалась вибрация, от которой участился пульс и закипела кровь. Живая дрожь пойманной добычи.
За спиной Василий, отчаянно матерясь, продолжал давать полезные советы и лихорадочно развязывал узелки, освобождая подсак. Следуя им, Семен медленно и упорно подводил рыбу к берегу. Леска звенела, вода бурлила, глаза горели азартом и никто не заметил, как из воды вылез осьминог и расположился на пригорке за их спинами.
Наконец карп, зеркальный карп — шестикилограммовое блестящее чудо, был выловлен из родной стихии и забрыкался на свежем воздухе.
— Везет же, — не без доброй зависти протянул Рында.
Семен, до сегодняшнего дня не подозревавший, что на удочку можно поймать что-нибудь крупнее бельевой прищепки, потрясенно пробормотал:
— Все-таки смачный плевок — великое дело…
Позади неожиданно раздался скрежещущий, но жизнерадостный смех и рыбаки медленно обернулись. Сказать, что по коже у Семена побежали мурашки, значит не сказать ничего. У него зачесалось все тело и задергалось левое веко.
«За что меня предали?!» — захныкал он при виде до тошноты веселого инопланетянина мысленно, так как трясущиеся губы произнести ничего не могли.
Очередная порция адреналина бросилась в атаку на мозг, размягченный благоприятными условиями последних дней, и он тут же спустил с цепи черных псов подсознания. Карп оскалился стальным тигром и, бия себя хвостом по плавникам, рванулся к ногам Саньковского, норовя оттяпать их по самую шею. Ошарашенные глаза Рынды, все еще не понимающего происходящего, приобрели нечеловеческую пустоту взгляда зомби и Семен с ужасом прочитал в них приговор.
«Попался! Ух, попался!!! Ну, мы тебя сейчас!..» — орали они, дико вращаясь и становясь все больше, больше, БОЛЬШЕ…
Саньковский закрыл глаза, плашмя рухнул навзничь мимо берега и начал тонуть со скоростью погружения относительно твердого тела в весьма жидкую среду.
Там его с нетерпением ждали полуголые и ненасытные русалки.
Огненная вода обожгла рот, забила дыхание и вулканической лавой ворвалась в пищевод, сжигая поселения микробов и бактерий. Проглоченный головастик был подхвачен ею. Не успев изъявить последнюю волю, он оказался в желудке, где и переварился.
Отплевываясь, Семен открыл глаза и услышал:
— Ты бы спрятался где-нибудь, пока он тебя снова не увидел.
— А что с ним такое?
— Может быть, солнечный удар или ему вдруг показалось, что ты похож на его жену.
Фасилияс с сомнением посмотрел на крестного, щелкнул клювом в знак несогласия и залег в траве. Логическую цепочку между поведением человека и добрым советом Василия построить было трудно, но он все же попытался. Выглядела она приблизительно так:
ПЛЕВОК — РЫБА — ЗЕРКАЛЬНАЯ ЧЕШУЯ — СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК — НАРУШЕНИЕ ЗРЕНИЯ — ЖЕНА — ПОМУТНЕНИЕ СОЗНАНИЯ.
Ключевым словом, естественно, была «жена», то есть, самка, ради пополнения знаний о которой и была пересечена половина Галактики. Осьминог тихо порадовался первой удаче и решил продолжать накапливать информацию, благо люди себя шпионами на проваленной «явке» не чувствовали и ничего подсознательного не скрывали.
— Как самочувствие?
— Где это?
— Ты о водке? Хочешь еще?
— Убери эту гадость! Где это?
— Почему гадость? Водка как водка…
— Где ОНО?
— Ах, ты об этом…
— Да, черт побери!
— Значит, водки не хочешь?
— Нет, черт побери! — заорал Семен, демонстрируя пренебрежительное отношение к богатствам русского языка.
Это тут же подметил Рында:
— Надо же, что можно услышать от человека, чья жена — учительница русского языка! Никакого разнообразия…
— К черту разнообразие! — продолжал пениться огнетушителем Саньковский. — Я просто хочу убедиться, что это мне не померещилось!