Морщась от воплей, Фасилияс тем временем строил новую логическую цепочку:
ВОДКА — САМОЧУВСТВИЕ — РОДНОЙ ЯЗЫК — ЖЕНА — ГАЛЛЮЦИНАЦИИ — БОЯЗНЬ.
Проблем с определением ключевого слова опять не возникало.
Приятель посмотрел на Семена испытующе, цыкнул зубом, взвешивая все «за» и «против», да и махнул рукой:
— Ладно, Сивка-Бурка, стань передо мной как глист перед травой.
Фасилияс с готовностью предоставил кладезю информации возможность лицезреть себя от кончика клюва до крайних присосок.
— Так я и знал. Нет, все-таки не стоило идти на рыбалку… — пробормотал Саньковский и с укоризной обратился к пришельцу. — Что же тебе, Тохиониус, дома-то не сидится, а? Жены у тебя нет, дитё, поди, уже взрослое… Так, спрашивается, какой жареный осьминог клюёт тебя туда, откуда щупальца растут, а?
— Это не он.
— Неужели? — с искренним недоверием удивился Семен. — А кто? Очередная инкарнация Пушкина?
— Это его дитё — Фасилияс. Говорит, ностальгия его в космосе замучила.
— О, это меняет дело, — фальшиво обрадовался Саньковский. — Надолго к нам? Как здоровье батюшки?
— Старик жив, — бодро заверил Фасилияс, — и вождь тоже.
— В этом можно не сомневаться. Если уж разменял бог знает какую тысячу лет, то никакой черт тебя не возьмет! Так, говоришь, ностальгия?
— Мм, не совсем. Дело в том, что, по большому счету, я прибыл сюда выяснить один половой вопрос.
— Да ну?! — голос Семена приобрел оттенок заинтересованности. Его тоже волновали схожие вопросы. — Я думал, что природа решила все за вас.
— Дело в том, что, наблюдая жизнь сородичей, я пришел к выводу, что их планета, где я вынужден существовать, нуждается в сексуальной революции.
— Это как? — Рында расхохотался. — Групповое метание икры?
— Нет, ты не понимаешь сути проблемы, — ответил осьминог и принялся излагать свои многообещающие и многочисленные выводы, к которым пришел звездно-тернистым путем сексопатолога-первопроходца.
Мерно кивая в такт его рассуждениям, Семен думал: «Какое счастье, что я не остался в шкуре Тохиониуса! Это с одной стороны. А с другой? На кой черт была мне эта рыбалка? Сидел бы себе дома, жевал петрушку и занимался делом… Идиот!»
— Спрячься, — буркнул Семен, открывая дверь.
Фасилияс послушно зарылся в рыбу, наловленную с его помощью под девизом, который никто из рыбаков вслух высказать не решился — «С паршивой овцы хоть шерсти клок».
По просьбе Рынды Семену пришлось взять осьминога к себе. Васька ее мотивировал тем, что ожидающиеся к вечеру гости не стоят чести быть представленными столь экзотическому визитеру.
«Не знаю, как твоим чертовым гостям, а Машке это чучело точно представлять не стоит», — хмуро подумал Саньковский, снимая в коридоре тяжелый рюкзак.
— Неужели поймал что-то? — недоверчиво спросила жена и тут же сузила карие очи, уловив сквозь запах рыбы перегар. — Ты ведь сказал, что идешь просто ловить рыбу?!
— Этим я и занимался, — не стал скрывать истину муж, не чуждый желанию смягчить свою участь, и направился в ванную.
Мария с видом прокурора, которого гнетет смутное сомнение, последовала за ним.
— Подожди, не заходи, — посоветовал Саньковский.
Сомнения медленно, но верно начали трансформироваться в подозрения.
— А в чем дело?!
— Я тебе потом все объясню.
Присяжные в лице Марии начали склоняться к обвинительному заключению.
— Что ты мне собираешься объяснять?! — мысль, навеянная верой в чертовщину, что Семен притащил домой пьяную русалку в качестве любовницы, заставила Саньковскую завопить не своим голосом. — Что у тебя в рюкзаке?!!
Семен молча расстегнул рюкзак, молясь, чтобы Фасилияс не всунул в разговор свой клюв.
— Смотри.
Убедившись, что у содержимого с русалками нет ничего общего, кроме чешуйчатого хвоста, Мария поутихла.
— Надеюсь, что это будет честное объяснение, — буркнула она и ушла в комнату смотреть телевизор.
«Или делать вид, что смотрит телевизор», — вздохнул Саньковский, открывая кран. Плюхнув в воду улов, он присел на чугунный уголок и задумался, в смысле, закручинился.
Ему предстояла трудная дипломатическая миссия.
Как известно из истории статистики, терпение любящей женщины и женщины вообще — не беспредельно. Ангелы в юбках перевелись в Российской Империи еще до 1913 года, так как статистика уже тех времен о них умалчивает, а ей не доверять в этом аполитичном вопросе смысла нет.
Мария же была женщиной не только любящей, но еще и современной. Нет ничего удивительного в том, что ей не понадобилось много времени, чтобы перешагнуть красную тонкую черту, за которой живет сжигающее внутренности любопытство. Выключив телевизор, где ведущий передачи «В мире животных» плакался о тяжкой судьбе редеющей прямо на глазах популяции уссурийских тигров и призывал спонсоров услышать его вопиющий за кадром глас, она подошла к двери в ванную и прислушалась. Там было очень тихо, что не способствовало удовлетворению жажды знаний.
Саньковская рванула дверь на себя. В этот же момент Фасилияс, воспитанный на прописных истинах осьмиконечных классиков, которые, в основном, гласили: «Знать, знать и еще раз знать — куда занесла тебя нелегкая!», вынырнул из-под рыбы и встретился с ней взглядом.
«Лучше бы это была русалка», — подумала Мария и тихо пискнула.
— Все в порядке, дорогая! Нет никаких причин для беспокойства, — вскочил Семен, делая неуклюжие попытки закрыть собой инопланетянина. Ему было бы спокойнее, если бы позади была амбразура вражеского ДОТа.
— Кто ты? — в упор уставилась на него жена.
— Муж твой, Семен Саньковский.
— Чем докажешь?
Он попытался ее обнять, но был отвергнут.
— Это может каждый!
— Это можеткаждый ?!! — взвыл супруг, оскорбленный в лучших чувствах. Он мгновенно нутром почувствовал всю справедливость истины о том, что лучшая защита — это нападение. — Ты что имеешь в виду?!
Саньковская на паясничанье не обратила внимания и повернулась к Фасилиясу:
— А ты кто такой?
В стройной теории осьминога появилась маленькая трещинка, когда подумалось, что разделение на полы имеет не только плюсы, но и такой вот крупнокалиберный минус. Вместо того, чтобы честно ответить, что он ей не муж, не друг и не родственник, Фасилияс лишь разочарованно щелкнул клювом. В одноглазой голове просто не укладывалось, как такой вопрос могли задать на родной планете.
— Сын Тохиониуса… Я же тебе про него рассказывал, — пришел на выручку Семен, сообразив, что древний военный маневр с женой не проходит.
«А, может, все дело в том, что я — не Цезарь», — грустно подумал он и постарался утешиться тем, что и его жена — не Брут. Любой гей-историк на его месте пошел бы дальше и выстроил бы теорию, согласно которой Брут заколол Цезаря не в силу каких-то политических причин, а просто потому, что тот изменил ему с Марком Антонием. Однако, сексуальная ориентация у Саньковского пока еще была традиционной, да и ситуация для выдвижения сомнительных гипотез была неподходящей.
— Это точно ты… тьфу, он, а не ты? — продолжал тянуться тем временем дежурный кошмар.
— Разве твое сердце ничего тебе не подсказывает?
— Мое сердце — не цыганка! И ему не прикажешь!
— Я не знаю, как тебе это доказать…
— Зато я знаю! Иди!
— Куда?
— Не твое дело! Сейчас я все выясню!
Захлопнув за Саньковским дверь, Мария принялась за осьминога вплотную:
— Как зовут твою тещу?
Логическая цепочка, которую попытался было построить Фасилияс с целью ответа на бредовый для его племени вопрос, больше всего напоминала алогическую удавку.
Не дождавшись ответа, Мария приоткрыла дверь.
— Эй, ты! Как зовут мою мать?
— Клеопатра Птолемеевна, — буркнул Семен, продолжая дуться на объявленный ему вотум недоверия.
— Что за чушь ты мелешь? — Саньковская похолодела при мысли о том, что ни один из этих двух не является ее Семеном. — Отвечать сейчас же!
— Наталья Семеновна, — подленько улыбнулся Саньковский. — Теперь твоя душенька довольна? Или сходить мне к морю и принести еще рыбки?
— Прекрати свои идиотские штучки, — Марии полегчало, ибо была у нее возможность убедиться, что при переходе в чужое тело знания не передаются, — и скажи, какого черта он здесь делает?
Семен скосил глаза на Фасилияса.
— Плавает.
Сомнения Саньковской развеялись окончательно. Такой ответ был как раз в стиле благоверного. Лучезарно ему улыбнувшись, она наклонилась к космическому охотнику за знаниями:
— Тогда причаливай — гостем будешь!
Будь на месте Фасилияса его родитель, то он вряд ли бы повелся на это приглашение, но у отпрыска еще не было оснований подозревать самку, что та готовит ловушку. Он с готовностью выпрыгнул из ванной и начал отряхивать чешую осточертевшей рыбы.
Семен во все глаза смотрел на жену и в них светилось детское недоверие. Он никак не ожидал такого вот конца.
«Мягко стелят да жестко спать» — в который уже раз утешила его народная мудрость. Правда, тут же мысли сбились на привычные рельсы, что не мешало бы с женой побыстрее переспать хотя бы в шалаше. Он даже не задумался, будет ли там с ней рай, если рядом окажется осьминог.
— Первый раз вижу живого инопланетянина, — соврала Саньковская незваному гостю, когда они всем составом перешли в гостиную.
— Живого?! — во взгляде Фасилияса, устремленном на Семена, таки мелькнул ужас.
— Это идиома такая, — тоже не удержался от вранья тот, думая, что это ложь во спасение, и с укоризной посмотрел на жену.
Мария обворожительно улыбнулась и тут же ляпнула еще одну бестактность:
— Я просто не успела разглядеть твоего… мм, родителя, когда вышвыривала его с балкона.
Фасилияс поежился. Кто бы мог подумать, что его предаст крестный отец!
— В некотором смысле я — не инопланетянин. Я коренной уроженец вашей, то есть, нашей планеты.