На пороге стоял Самохин. Оценив внешний вид хозяйки и по-своему правильно разгадав ее внутреннее состояние, он сообразил, что день в этом доме сегодня совсем не приемный. Швырнув к ногам Марии сумку, Димка скороговоркой пробормотал:
— Это его доля.
— Что? — не поняла Саньковская, но чудной друг ее странного мужа уже растаял в сумерках подъезда и вопрос остался без ответа.
Открыв в комнате сумку, она поняла, что и ее содержимое, и Самохин сиречь элементарные галлюцинации, по поводу которых и прилетали санитары. Столько денег в одном месте просто не могло быть!
Шаркая непослушными ногами, убегая от преследующей ее весь день прострации, Мария выбралась на балкон. К сожалению, «Скорая помощь», которую Бог в своей рассеянной, как склероз, мудрости послал ей несколько раньше, чем следовало, уже укатила. Всевышний оказался ничуть не лучше мужа. Тот тоже не всегда все делал до конца…
Она вернулась в комнату и сгребла пачки денег обратно в сумку. Это вполне могли быть фантики или почтовые марки, которые подсунул ей спятивший коллекционер. Глубоко вдохнув, женщина отдалась произволу текущего дня.
Иногда прострация не такое уж плохое состояние.
Вдоволь ознакомившись с неприятными сторонами жизни двуполых сообществ и плюнув на развитие родной цивилизации, Фасилияс стартовал в черные глубины космоса. Те показались намного теплее глаз самки, которыми его провожали. Тохиониус наверняка с радостью воспринял возвращение домой блудного отпрыска, но превратилось ли это в притчу — неведомо…
Саньковский еще долго краснел при воспоминании о покупке колготок и искренне радовался, что не дошел в тот день до поликлиники. К счастью, время — доктор гораздо более профессиональный, чем несчастная вдова, после знакомства с его семьей потерявшая всякую уверенность в себе. Семен по-прежнему позволяет себе изредка выпить и покурить, но с посторонними девушками неловок и скован. Виновата ли в этом Васькина реакция на трансвестизм знает только Фасилияс. Иногда перепаханному щупальцами мозгу чудятся голоса, но их принадлежность определению не поддается и Саньковский старается с ними не заговаривать.
Мария, чье железное здоровье и здоровая психика победили минутную слабость, порожденную лавиной стрессов, этому только рада. После всего пережитого историю с ограблением банка она восприняла как нечто, само собой разумеющееся. Как тут было ее бедному мужу не поддаться соблазну, если он мог поселяться в чужие тела? Но с тех пор очаг семейного благополучия пылал чистым огнем без всяких примесей и тот период жизни мужа навсегда затерялся в прошлом. Теперь никакая машина времени, к тому же поломанная и сгинувшая на темном чердаке космоса, не могла бы вернуть время вспять. Жена Семена была счастлива и ее семья смело шагала в будущее по светлой полосе жизни — пора было думать и о маленьком Семенчике. И в один из дней она задумалась, с предельной четкостью отдавая себе отчет в том, что внешняя неволя есть видимость, а приближающийся конец света — лишь сплетни, слухи и провокации…
Не моргнув глазом, Димка и Длинный поклялись друг другу и Саньковским забыть все, что они знали, знают и будут знать. В конце концов, эта история могла гораздо больше заинтересовать МВД, нежели другие, более прогрессивные организации.
— До NASA далеко, а УВД — рядом, — как-то раз неудачно пошутил по этому поводу Самохин.
Время показало, что для него лично еще ближе оказался отдел ЗАГС, регистрирующий браки.
Длинный успел-таки купить себе новых рыбок за полдня до того, как магазин «Последний ареал» был взорван ультралевыми боевиками «Greenpeace». Именно так назвала себя группа третьеклассников, пойманных на месте преступления в бессознательном состоянии. Свою акцию они провели в знак протеста отказу администрации магазина приобрести у них по европейским ценам партию хомячков-мутантов, весьма смахивающих на крыс обыкновенных серых. Этот случай навел Длинного на интересную мысль, но это совсем другая история.
Шутка Славика Крейдмана имела успех среди нищих и попрошаек. Некоторое время выражение «подсунуть куклу» употреблялось в далеком от первоначально-уголовного смысле. Сам же Славик, узрев в тигре знак свыше, стал на праведный путь и поступил в институт.
Варвара Моисеевна не могла нарадоваться внуком, о чем исправно извещала каждым письмом Наталью Семеновну.
«Пока травка вырастет — лошадка сдохнет», — несколько туманно, как всегда, отвечала подружка, но, в общем и целом, радость мадам Цугундер разделяла.
Жулька какое-то время еще мучилась ревностью, но новая реклама «Pedigree» заставила ее забыть обо всем.
Банк «Дормидонтыч» больше не грабил никто, кроме государства, и со временем он стал крупнейшим в регионе. Анатолий Михайлович Вуйко продержался на посту отца-командира охраны еще несколько месяцев. Возможно, если бы не чучело тигра в холле, под которым неизвестный шутник нацарапал гвоздиком: «Тигр маринованный, в банке. 300 гр. — 12 000 крб.» — его нервы расшатались бы не так скоропостижно. Однако ежедневные встречи со стеклянным взглядом хищника сделали свое черное дело.
Отец Агафоний спас еще не одну душу. Некоторые были даже не заблудшими, а просто попадались ему в хорошем настроении. Время от времени он предлагал, следуя духу времени, возобновить продажу индульгенций, но ретрограды из Синода не давали развернуться его предприимчивому духу и рубили новаторскую для православного христианства идею на корню. Единственным утешением стали для него вошедшие в моду презентации. На них отец Агафоний с удовольствием отводил душу, торгуя увесистыми «новорусскими» крестами, а также советуя покупателям за отдельную умеренную цену где и как лучше повесить иконы для получения оптимальных результатов. После заключения сделки между бизнесменом и Всевышним, полномочным дилером которого себя считал, он желал удачи и рокотал чудным своим басом:
— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа! Аминь!
И послушные дельцы резали ленточки и подпевали:
— Аминь!..
Часть пятая: ТОРМОЗ АПОКАЛИПСИСА
Перихелий, 131 терминатуруса.
— Рано или поздно, но блудные дети стремятся вернуться, — буркнул дежурное утешение дух вождя, глядя, как осиротевший около года назад Тохиониус мечется среди пяти стен уже привычного водянисто-бордового цвета. — Ибо все возвращается на круги своя.
— Глупо, молодо — зелено! — вскричал осьминог в ответ.
— Я понимаю, — растянувшись силовым полем, вождь заставил беспокойного родителя замереть на трех щупальцах. — Есть такое мнение, что зеленый цвет действует на нервную систему успокаивающе…
— Баран, осел — скотина! — Тохиониус отчаянно задергался в паутине поля. — Пусти, козел!
— И не подумаю, — интонацией дух дал понять, что улыбается. — Кстати, если верить слухам, то козлом был ты.
— Не люблю, терпеть не могу — ненавижу! — совсем как аборигены далекой Земли продолжал беситься некогда примерный пилот грузового корабля.
— Зря ты так о чаде неразумном. Оно было у тебя такое зеленое, хотя и не без дырки в голове по молодости лет…
— Тебя, придурок, ненавижу!..
— Глупый, тебе надо не любить своих сородичей. Кто, как не они заставили тебя изгнать дитё из отчего дома?
— Всех ненавижу!
— Это уже лучше. Тебе не понадобилось и четырех сотен терминатурусов, чтобы, образно говоря, прикинуть щупальце к клюву.
— Чего?
— Щупальце, говорю, прикинуть, так как больше прикидывать тебе нечего, — дух вздохнул. — А жаль, ведь Фасилияс боролся именно за то, чтобы у всех вас был больший выбор. Породил бы ты еще кого, а?
Тохиониус затих, расслабился и крякнул тоскливо:
— Стар я уже для этого…
Тут вход в помещение без стука открылся и на пороге возник еще один осьминог. Был он серого нездорового цвета с дико блуждающим взглядом выпученного ока. Такое нахальное поведение моментально возбудило у вождя, чьи понятия о гостеприимстве оставались все еще довольно земными, недовольство и он мгновенно переключился на гостя. Однако, прощупав его, дух вместо того, чтобы отправить нахала восвояси, изумленно присвистнул:
— Легок на помине!..
— Кто? — Тохиониус сделал попытку повернуться к двери передом.
— Папулька! — завопил вошедший.
Вождь освободил родителя и с умилением воззрился на воссоединение семьи, своим переплетением напоминающее земных змей в брачный период.
— Как там наши, земляк? — поинтересовался он, когда страсти поутихли.
Фасилияс передернулся от панибратского обращения, поскучнел головой и грустно прочирикал:
— Конец света…
— Что?!
— Ждут.
— Как? Без меня?!! — тот, кто был на должности Святого Духа не мог, не возмутиться. — Кто же им его устроит?
— Мария, — отпрыск Тохиониуса поежился при воспоминании о последней встрече.
— Эта может, — согласился с ним родитель. — У нее это запросто получиться.
— Нет, так дело не пойдет, — вождь напрягся, электризуя воздух. Во всех пяти углах сверкнули разряды. И тут на него снизошло первое откровение, малопонятное присутствующим. — Я — это Он.
Неизреченная до конца мудрость прямо-таки пропитала осьминогов и они, потрясенные, лишь молча вытаращились в пространство.
— Ну, Фасилияс, рассказывай, — приказал вождь, несколько придя в себя от неожиданности, — в чем там выражается ожидание конца света?
И несчастный ребенок заговорил, не скрывая радости по поводу своего возвращения в родной шкуре гермафродита.
— Что ты говоришь?! — воскликнул Тохиониус, когда его порождение дошло до той части своей повести, когда контролировало сразу два сознания. — Бред, чепуха — нонсенс!
— Чтоб я провалился в пасть тхариузоку! — азартно щелкнул клювом Фасилияс. — Контролировал!
Тохиониус схватился за часть тела повыше клюва и на оставшихся конечностях забегал по жилищу. Такое поведение не могло не привлечь внимания вождя, который, погрузившись в черную меланхолию после пренеприятного известия о конце света без его участия, ждал очередного откровения.