Рында, даже не старавшийся прислушиваться к разговору, послушно кивнул. В данный момент его более интересовала, если так можно выразиться, судьба покойника, который в комплекте с бесчувственной вдовой размокал в гробу, не делая никаких попыток оттуда выбраться. Местных гробокопателей давно простыл след и лишь брошенные лопаты напоминали, что они, в отличие от многочисленных легенд, оказались людьми не самого храброго десятка.
— Ладно, — сказал Самохин и направился к выходу из кладбища.
— Ты куда? — удивился Уцли-Хруцли.
— За веревкой для твоей симпатичной шейки. Или, может быть, ты хочешь броситься под колеса моего автомобиля?
— Пожалуй, нет…
Рында сдвинулся с места и пошел к гробу, медленно набирая скорость.
— А ты куда?! — Уцли-Хруцли ухватил его за рукав рубашки.
— Негоже его так оставлять, — кивнул на могилу Василий. — Или у вас это в порядке вещей?
— Да, Инакомыслящий, ты прав — Михалыч такого не заслужил…
Ответ одновременно как внушал подозрения, что эта реальность не так уж далека от привычной действительности, так и размывал почву для них. Рында мысленно перевел дух и постарался сосредоточиться на простых задачах.
Подняв лопаты и вдову, которая уже начала медленно постанывать, они вместе с телом Саньковской быстро закончили обряд захоронения под отрывки из серенад кладбищенского менестреля.
Даже завидев среди участников процессии родные и знакомые лица, Мария продолжила вознесение, решив, что оно всем послужит уроком. Ей не было жалко ни вдовы, ни остальных близких покойника. Сейчас она, как никогда, была уверена, что все ею содеянное делается к лучшему, и жалела только об одном — на похоронах не было никого из гороно.
Когда Горелов рванул прочь, разбрасывая вокруг себя людей и клочки одежды, Саньковская ринулась за ним. Ей хотелось довести дело до конца — была у нее такая привычка…
О том, что план удался, Марии сказали выпученные глаза Горелова, когда в них пропали последние проблески разума. Позаботившись, чтобы он побыстрее оказался в обществе себе подобных, Саньковская вернулась на кладбище. Там она пристроилась в тени граба и некоторое время слушала объяснения в любви. Постепенно женский интеллект, разгоряченный победой над чужим разумом, успокоился и пришел к выводу, что муж, в принципе, в точности следует ее указаниям. Вскоре женщина, знакомая с шедеврами мировой литературы, где бытует мнение, что «любовь — это самый большой обман», сменила гнев на милость.
Саньковская покинула убежище и уже готова была дать знать ненаглядному о своем желании вернуться в человеческий облик, как вдруг с ужасом заметила, что ее тело буквально лезет в петлю. Оно забралось на дерево и одной рукой держалось за ветку, а другой поправляло веревку на шее — зрелище, достойное кошмарного сна. Мария в панике бросилась спасать вождя, который не иначе, как спятил, и врезалась в него.
В глазах, которые должны были принадлежать ей, мелькнул животный страх и спустя секунду, когда ослабшая рука отпустила ветку, земля прыгнула под ноги дергающегося тела, но…
— Семен! — в ужасе завопил Самохин, не привыкший к самоубийствам.
Саньковский обернулся и его ноги примерзли к земле. Весь тот бесконечно долгий промежуток времени, пока рвалась гнилая веревка и любимое тело летело вниз, он даже не дышал. Наконец раздался грузный шлепок и комья раскисшей земли смачно распластались на соседних надгробиях.
— Спокойно, — прозвучал в ушах всех голос вождя. — Все вернулось на круги своя — любовь победила и так далее…
Четверг, 29 июня 1995 года.
Отсутствие подарка, который пополнил коллекцию артефактов главврача городской психиатрической больницы, Длинный воспринял со свойственной ему безучастностью. Впрочем, это не помешало его друзьям от души повеселиться. Радовались также рыбки, получившие в этот день много крошек праздничного торта, и даже Мария, присутствовавшая в платье с высоким воротником — от петли на шее осталась широкая синяя полоса.
— Откуда в тебе столько садизма, дорогая? — поинтересовался Семен у супруги, когда по дороге домой уровень храбрости в крови перехлестнул порог врожденного благоразумия.
Мария замялась, и у Семена закралось подозрение, что она размышляет, какое из двух зол меньшее — ответить честно или дать мужу по уху, но тут объявился вездесущий дух и сказал:
— Пьяная она была в сиську — вот и дала волю своей злости!
— Пьяная?! — поразился Саньковский.
— А ты думал! Я же забыл ей сказать, чтобы она поменьше вертелась около высоковольтных проводов. Вот она и набралась!
— Мария, это правда?
— Я думаю, что это в самом деле так, — потупилась Саньковская и нырнула в тень, чтобы никто не заметил, как краснеют ее щеки.
Зарумянились они, кстати, совсем не от стыда, а от удовольствия — пусть немного жестоко, но ведь в итоге она добилась-таки своего, потому что в сумасшедшем доме размножаться довольно трудно даже почкованием.
— Как тебе не стыдно, дорогая! Ты должна обязательно навестить Горелова и узнать о его здоровье!
— Не сходи с ума, Семен! — снова подал голос вождь. — Ты представляешь, что будет, если он увидит ее?! Ведь она прочно ассоциируется в его сознании со всяческими несчастьями!
— Откуда ты знаешь?
— Был я у него, — неохотно ответил Уцли-Хруцли. — Совсем плохой, врачи о надежде даже не заикаются…
— Вот видишь, Мария, — с упреком вздохнул Саньковский.
— Что я должна видеть? — Мария не привыкла долго находиться в тени. — Страшные сны? В таком случае, мне будет вполне достаточно видеть тебя на кладбище! Если бы тебя там заметили врачи, то сегодня ты бы уже наверняка перестукивался с Гореловым, а не действовал мне на нервы!
— А ты бы висела в петле!
— Я?! А ты!..
Дух отлетел, потому что не переносил семейных скандалов. Обогнав милых, которые решили, что сейчас, согласно поговорке, самое время потешиться, он направился к Рынде. Васькины рассказы о параллельных мирах не на шутку его заинтересовали. Уцли-Хруцли уже строил свои планы и снова думал о том, как было бы здорово встретить кого-нибудь подобного себе…
Июль 1995 года
Горелов сидел перед зарешеченным окном больничной палаты и невидящим взглядом таращился в пространство. Его ничуть не интересовали фигуры бродящих по двору санитаров и больных, среди которых находилась и вдова Вуйко А.М. — безучастное существо, уверовавшее, что всю жизнь прожило со святым майором, — он терпеливо ждал, когда снова прозвучит Голос. У него был вопрос, на который тот должен будет дать ответ.
— Когда наступит Конец Света? — в тысячный раз пробормотал себе под нос спятивший поп.
— Когда я выключу лампочку, — фыркнул проходящий мимо санитар, но подобные шутки были для Горелова пустым звуком.
Давно известно, что если чего-то ждать, то можно дождаться. В один из дней в голове Горелова произошел такой диалог:
— Когда же наступит Конец Света?
— Никогда! — наконец-то ответил Голос.
— Почему?
— Потому что устраивать его — дело слишком хлопотное!
— Ты кто?
— Я — тот, кто когда-нибудь создаст всё усилием воли и уйдет в иные миры. Впрочем, это уже однажды произошло и будет правильно сказать, что я уже создал всё усилием воли и ушел. Однако уходим мы с Василием только завтра, но тебе этого не понять. Прощай, Вонючий Бог!
— Прощай, — сказал Горелов все, что хотел, и с тех пор замолчал как проклятый.
А тем временем в город вернулась Варвара Моисеевна и со свойственной ей пронырливостью мигом узнала о том, что произошло в ее отсутствие. Больше всего ее поразил даже не факт вознесения земляка на небо, но рассказ прозревшей Матвеевны о живой ведьме, от которого даже у Жульки вяли неординарные уши.
Соблазненный вождем, Рында продал Саньковскому квартиру, которую тот решил приспособить под детскую, и на все деньги купил комплектующих для починки Машины Времени. Демонтировав ее с «тарелки», Василий вместе с Уцли-Хруцли некоторое время костерили покойного майора, который, впрочем, положения своего тела в гробу больше не менял. Отремонтировав же ее, изобретательная парочка поставила перед собой увлекательную задачу найти ту точку, где впервые началось расщепление реальности на параллельные миры, ибо только в ней, по мнению вождя, и можно было все создать простым усилием его воли…
Свою родную Землю и АЗС фирмы «Факел» Рында покинул с улыбкой на устах — впереди его ждали захватывающие приключения и Вечность.
Самохин нанял для фирмы охрану и под страхом смертной казни через увольнение без выходного пособия запретил персоналу пользоваться уличными таксофонами. Служащие восприняли его указание молча, посчитав это следствием перегрева начальственной головы.
Мария, убедившись, что одним пугалом типа Горелова в жизни малыша будет меньше, решилась-таки забеременеть. В свободное от шитья распашонок время она охотно редактирует опус мужа, который тот никак не может закончить. Возможно, потому что Саньковская безжалостно корчует перлы плагиата вроде такого: «Все смешалось в доме Саньковских», и тому подобных.
Однако автор оптимизма не теряет.
— В конце, — обещает Семен, — будет Слово!
Часть шестая: ЗВЕЗДЫ И КОТЛЕТЫ
Воскресенье, 3 декабря 1995 года
— Тебе просто необходимо это выяснить, — в приказном порядке произнесла Мария Саньковская.
«…иначе я сойду с ума…» — уныло и мысленно закончил заявление супруги Семен.
— Иначе я сойду с ума!..
«Ты представляешь, что будет, если…» — уверенно и все так же мысленно продолжал Саньковский, лежа с закрытыми глазами и даже не пытаясь их открыть.
Было уже далеко за полночь, а страстный монолог жены был выучен Семеном наизусть, вплоть до поз, в которых та произносила те или иные фразы. Он в который раз пожалел об отсутствии соседей, наличием которых можно было бы убедить Марию отложить разговор до утра. Впрочем, ее утренняя роль тоже набила ему оскомину.