– Ты только полюбуйся, полюбуйся, что они пишут! Это хорошая книжка! Она очаровательная и теплая! Она рассказывает о любви и мечте! А они… они пытаются превратить ее в клоуна для кухарок! Не говоря уже о том, что кухарок тоже обижать нельзя…
– Слушай, раз степень магистра в наше время можно купить за пару злотых – скоро у нас кухарки будут образованнее этих магистров, – попробовал пошутить Анджей.
– Не меняй тему! Мне до этих магистров-недоучек нет никакого дела! Ты посмотри, что с моей обожаемой «Ягодкой» творят эти рецензенты, с позволения сказать!
– А зачем ты обращаешь внимание на каких-то графоманов? – удивленно поднял брови Анджей.
– Графоманов?!
– А ты думаешь – кто пишет эти рецензии? Думаешь, у писателя, настоящего, выдающегося писателя будет время и желание поливать грязью другого писателя? Так я тебе отвечу: нет, не будет он этим заниматься. Потому что нет у него на это ни времени, ни желания. Потому что он либо пишет очередной шедевр, либо встречается с читателями в «Эмпике», либо только-только закончил работу над книгой и еле ноги таскает от усталости. И смотреть не может в сторону компьютера. А вот у графомана времени хватит на все. И на псевдолитературную чушь, которую понимает только он сам, и на поливание помоями тех, кому что-то удалось. Ты ведь эту дрянь не показываешь Каролине, я надеюсь? – встревожился он вдруг.
– Ну что ты! Она бы точно сломалась и не написала бы ни единой строчки. Хватит и того, что я сама это вынуждена читать!
– Эвусь, ты не принимай близко к сердцу, – попытался ее успокоить Анджей, которому в глубине души было так же неприятно, как и ей, но которого в то же время ее горячность забавляла. – Слушай, у меня есть знакомая, такая, знаешь, литературная дама. Литературная с большой буквы Л. Писательница. Но несостоявшаяся. До совсем недавнего времени не было месяца, чтобы она не прислала мне очередную рукопись с требованием немедленно издать этот шедевр. И не только мне она их присылала. Она пыталась пробиться во все издательства на нашей планете со своими «нетленками», но никто так и не соблазнился искусством этой великой писательницы.
– Ты довольно жесток к ней, – отметила Эва.
– Нет, это она была жестока, когда заставляла меня читать эти свои опусы!
– Может быть, если бы ей немного помочь…
– Дорогая моя, если у тебя нет слуха – не надо петь в хоре. А если у тебя нет таланта к писательству, то лучше займись вышиванием крестиком. Так вот, я продолжу. Однажды эта мадам вдруг наконец сдалась. И знаешь, что она заявила всем вокруг? Что решила покончить с писательством и заняться литературной критикой! Думаю, что абсолютно то же самое произошло и с автором этой рецензии, которая тебя так расстроила. Это же все несостоявшиеся писатели, они ненавидят книги и их авторов, особенно тех, которым повезло и у них все получилось. Человеческая зависть – она как Вселенная. Так же бесконечна. Каролина написала свою книгу не для литературных критиков – они признают только то, что сами называют «высоким искусством». Она написала книгу «для кухарок», и хвала ей за это. И кухаркам тоже хвала, что они эту книгу покупают и читают. А если ты хочешь издать «произведение высокого искусства», о котором будут положительно отзываться критики и которое будет получать их награды, – так у тебя есть такое…
И он открыл файл, который Эва получила после объявления конкурса бестселлеров.
– «Ода грязному окну», – прочитала она вполголоса. – «Лица человеческие – как грязные окна…» – она начала смеяться: – Нет, Анджей, пощади!
– Я серьезно! Купят это, конечно, человек десять от силы, но зато литературные критики точно очень высоко оценят это «высокое искусство».
– Ну ладно, ты выиграл.
– Нет, это ты выиграла, дорогая моя. Я тут как раз получил отчеты по продаже «Ягодки». Уже сегодня ты получишь премию.
– Правда? – обрадовалась Эва. Она-то рассчитывала покончить с долгом – а тут еще и премия. – Люблю тебя. Спасибо!
Она чмокнула его в щеку, мимоходом вдохнув запах хорошего парфюма.
Эх, Анджей…
– И тебе не интересно, какая сумма? Потому что меня лично она несколько удивила.
Он написал на листочке бумаги какие-то цифры – она заглянула ему через плечо.
– Пять злотых? Отлично – хватит на два пончика!
Он дописал ноль.
– О, здорово. Куплю себе поваренную книгу. Еще одну – шестую.
Анджей дописал еще ноль.
– О, черт подери. Это же я шикану!
Третий ноль.
– Не шути так.
И… четвертый ноль.
Эва выхватила листок у него из-под руки и поднесла поближе к глазам. Посчитала нули. Руки у нее затряслись. Она снова посчитала нули. Посмотрела огромными от восторга и удивления глазами на Анджея. Он покивал, улыбаясь от уха до уха. И тогда она с криком «Аааааааааа!» выскочила из комнаты и исчезла из виду.
– И что ты будешь с этими деньгами делать? – спросил Витольд через пару часов после этого. – Закончишь ремонт?
Он обвел взглядом комнату, на полу которой лежал потрепанный ковер, взглянул на рассыпающийся от старости кухонный шкафчик, который Эва купила по дешевке на барахолке «Аллегро», чтобы было, в чем хранить посуду, потом посмотрел на старое крыльцо, у которого еще не было перил, и…
– Нет, – покачала головой Эва. – Чуть-чуть денег оставлю на черный день, а остальные отдам в счет кредита. Понимаешь, я спать спокойно не смогу, пока на мне будет висеть этот кредит. Пока мой маленький беленький без лап не станет совсем моим и только моим. А сейчас дурацкий банк может его в любую минуту себе забрать.
– Но ты ведь регулярно платишь за кредит.
– Да, плачу. И буду платить. Но ведь все может случиться. Опять какой-нибудь кризис бабахнет, «черный четверг» какой-нибудь очередной или еще какой дефолт – проценты вырастут до астрономических величин, и… меня снова выгонят из дому. В этой стране все может быть.
Витольд усмехнулся.
– Что мне в тебе нравится больше всего – так это твой оптимизм.
– Да я оптимистка! Но только если дело не касается моего домика.
Витольд покачал головой.
– Я бы мог дать тебе денег. Чтобы ты выплатила кредит – и спала спокойно.
– Ты м-м-мог бы дать мне с-с-сто тысяч?! – Эва даже заикаться начала от волнения. Этот чужой, по сути, человек делал ей такое удивительное предложение, в то время как отчим не захотел отдать ей даже ее собственные деньги!
Нет, это что-то немыслимое. Просто конец света.
– Я могу дать тебе эти деньги. Потому что будущая мамочка должна спать спокойно. Я инвестирую их в новое поколение, – улыбнулся он чуть ли не с такой же нежностью, какая появлялась на лице у Эвы, когда она говорила о своей Крохе. – Кстати, о поколениях. Ты нашла кандидата на роль отца? – спросил он, беря в руку чашку с чаем.
Эва энергично затрясла головой.
– Нет. Одни какие-то извращенцы и уроды безрукие попадаются. Ни один из них не тянет даже на роль дядюшки, не то что отца!
– А Анджей?
– Ох, Анджей… – Эва опустила голову, теребя край салфетки. – Он уже занят – у него есть Каролина. Хотя он и предла… – Тут она поспешно прикусила язык: предложение Анджея было слишком великодушным и абсурдным, чтобы его обсуждать с другими людьми. – Вот разве что ты согласился бы? – решила она сменить тему.
И расхохоталась, чтобы он вдруг не подумал, что она это серьезно.
– Я бы очень этого хотел, но не могу, – вздохнул он драматически. – Я же урод безрукий. И гожусь разве что на роль дядюшки.
– Ничего ты не урод! – горячо запротестовала Эва. – Ты умеешь чинить кран! И розетку электрическую! Ты сам ходишь за покупками! И готовишь вкусные супы – я вот до сих пор не могу забыть тот рассольник, которым ты угощал меня месяц назад! Ты сам себе стираешь, гладишь, убираешь… ты просто супермен, а вовсе не урод безрукий. Я даже думаю, что ты бы мог поменять ребенку подгузник…
– И искупать. Даже новорожденного. И молока ему приготовить. А после кормления поставить столбиком и постучать слегка по спинке, чтобы он отрыгнул. Не смейся! Я помогал сестре с ее близнецами, а это хорошая школа!
– Ну вот видишь! – глаза Эвы все еще смеялись. – Ты отличная кандидатура на роль…
– Няньки! – перебил он ее, внезапно посерьезнев или, как показалось Эве, смутившись.
Наверное, она что-то не то сболтнула.
По своей привычке она тут же сменила тему:
– Что ты делаешь в сочельник?
– Еду к сестре. А почему ты спрашиваешь?
– Я буду одна в Земляничном доме и подумала, что…
– Такой праздник нельзя встречать в одиночестве, – возразил он.
– Зна-а-аю, – скривилась Эва. – Но уж лучше так, чем… Эх, неважно. Земляничный Николай тебя не забудет. У тебя есть какое-нибудь желание, которое он мог бы исполнить?
«У меня много желаний», – подумал Витольд, а вслух произнес:
– Все, что угодно, только не носки!
Эва расхохоталась.
– Обещаю, что это будут не носки! Может, радиобудильник?
Рано утром в сочельник Эва вскочила с постели и подбежала к окну. Снег есть?! Вчера, правда, он все так же высился вокруг сугробами больше метра, но с этим снегом никогда нельзя ни в чем быть уверенной, а ей мечталось о белом Рождестве Христовом.
Снег был.
Зато не было электричества.
– Вот же пррррроклятье, – ворчала Эва, закутываясь в два одеяла.
Замерзнуть она не боялась – все-таки в доме была старая печка, а немного дров оставалось в поленнице. Но вот борщ, ушки, рыбу по-гречески и пироги с капустой в этой старой печке она приготовить никак не могла.
Через два часа, когда температура в доме понизилась на пятнадцать градусов, она позвонила электрикам.
– Добрый день, веселых вам праздников, а вот мне не весело, потому что я хотела бы узнать, когда в Урли включат электричество. В Урли есть электричество? А на Вересковой улице? Тоже? О-о-о… хммм… А почему тогда у меня нет? Пробки? Кхм, я не проверяла, не выбило ли пробки, потому что я как-то сразу подумала, что вы хотите меня заморозить. Минуточку… Да! Да, это были пробки! Я все исправила!