Анджей отвернулся к окну и помедлил, прежде чем ответить.
– Я не должен тебе этого говорить… но…
– Что?! Что случилось?! – Эва смертельно побледнела, голос ее упал до шепота.
Он подскочил к ней, схватил за плечи и встряхнул.
– Вот именно поэтому я и не должен был тебе ничего говорить! Ничего не случилось! Да приди ты в себя, иначе мне придется тебя холодной водой окатить!
– Уже, уже… – Она потрясла головой, пытаясь разогнать мрак перед глазами.
– У Каролины завтра пересадка. Донор проявился! – закончил Анджей с триумфом в голосе.
– Ты… ты шутишь! Так это же… это же просто замечательная новость! Почему же ты мне сразу не сказал?! Ты когда узнал?
– Вчера. Но ничего не говорил, потому что она очень слаба. Врачи хотели перенести операцию, но она настояла. Так что завтра у нее пересадка, – повторил он прерывающимся голосом. – Потом еще месяц и… она будет здорова! Ты только представь себе! После двух лет непрекращающейся борьбы… Больше никаких отделений гематологии, никакой химии, месяц за месяцем, больше не надо смотреть, как умирают твои подруги, и засыпать, не зная, встанет ли для тебя утром солнце. Больше этого не будет…
Эва, такая же взволнованная, как и он, могла только крепко обнимать его.
– Поехали? – спросил он, высвобождаясь из ее объятий, и смущенно вытер повлажневшие глаза.
– Куда?
– Эва-а-а… У тебя что, вместо костного мозга забрали головной?! Ты же сама пришла ко мне, хотя я тебя не звал, как всегда помешала мне работать и спросила, едем ли мы на Кошикову. А потом переключилась на свою родственную душу и встречу с ней, а закончили мы объятиями, хотя у тебя есть жених, а я вполне серьезно собираюсь заиметь невесту!
– Жених? О, sorry! Sorry! Поехали на Кошикову! Мама и бабушка такие загадочные в последнее время – наверное, сюрприз какой-то приготовили…
Они стояли у дверей дома довоенной постройки, ожидая, когда кто-нибудь их впустит: Эва как всегда забыла ключи, а домофон не работал.
– Смотри, вон мое окошко, – Эва показала на окно на четвертом этаже. – О, мама уже занавески повесила! Оно выходит на юг, поэтому там весь день светло и уютно. Это хорошая квартира. Потолки выше трех метров, комнаты большие, ванная с окном и даже маленькая кладовочка при кухне. Там тоже жили съемщики, в этих шести метрах… Пошли, – шепнула она конспиративно, потому что как раз кто-то начал открывать дверь подъезда изнутри. – Ой, Витек, а ты что тут?..
– Жду вас.
– Но что ты вообще тут?..
– Помогаю заносить мебель. Пошли, – произнес он с очень таинственным выражением лица. Эва взглянула на Анджея и пожала плечами. – Подожди-ка, чтобы ты не подглядывала… – Витольд остановил ее на середине лестницы и завязал ей глаза косынкой.
– Ну это уже слишком! – запротестовала она. – Ты берешь в плен беременную женщину, которая и так с трудом взбирается на четвертый этаж и только поэтому не в состоянии сопротивляться!
– Ну, в плен я тебя как-нибудь в другой раз возьму. Осторожно, порог.
Она вошла в дверь. Витольд провел ее по коридору, потом они вошли в комнату. Тогда он снял ей косынку с глаз.
Эва вскрикнула и… расплакалась.
Ее комнатка была точь-в-точь такой же, какой она помнила ее с детства – единственного времени, когда она была счастлива. Потом уже она не была счастливой… до недавнего времени.
До появления Земляничного дома.
Первое, на что она обратила внимание, была кровать – ее топчанчик! – а рядом мамин раскладной диван – тот же самый, что и много лет назад! Где они взяли эту мебель?! Заботливо отреставрированная, подправленная, покрытая лаком – но та самая! Бабушкина кровать стояла напротив, в нише, отгороженная ширмой с журавлями. Все такое родное и знакомое…
Эва оглянулась, благодаря мать и бабушку взглядом, полным слез.
В центре комнаты лежал простой ковер, который бабушка сама сделала из лоскутков. Маленькая Эва могла часами лежать на нем и рисовать животных. У окна стоял стол, круглый, дубовый, накрытый кружевной скатертью, около него – четыре стула, обитые старым зеленым плюшем, а на нем старая лампа, при свете которой мама читала пятилетней Эве сказки – Эва помнила эту лампу и желтый круг света от нее на столе.
Но больше всего тронули Эву две вещи: занавесочки на окне – из белого муслина, в розочках – сама она тщетно искала подобные занавески во всех магазинах, а еще – плакат на стене, на котором был нарисован клоун с веселыми глазами и красным носом. Бабушка его называла Проказником.
– Я… я не знаю, как вы это все достали! Откуда эта мебель, занавески… И Проказник!
– Мебель сохранил пан Зыгмусь из десятой квартиры, занавески и плакат я давно убрала в коробку с твоими игрушками и унесла на чердак. Они ждали нас там больше двадцати лет. И дождались!
На полке над кроватью, точно так же, как и целую вечность назад, расселись три куклы: одна настоящая, с длинными вьющимися волосами, а две – самодельные. Мама и бабушка были тогда очень бедны, и денег на дорогие подарки у них не было. Но этих самодельных кукол Эва любила больше всего на свете. А еще – книжки со сказками, которые лежали сейчас рядом с куклами.
– Вы… вы просто необыкновенные! Спасибо вам!
– Это твоя комната. Она всегда будет тебя ждать, – сказала пани Анна, сама такая же взволнованная, как и дочь.
– А скоро и вся квартира станет твоей, – добавила бабушка. – Потому что мы с мамой решили переписать ее на тебя.
– О нет, нет, – решительно возразила Эва. – Ни в коем случае! Мое место на земле – это мой Земляничный домик, а если бы у меня была еще и Кошикова – я бы чувствовала себя как на рыбах.
– На рыбах?! – Витольд широко раскрыл глаза, его, как и других, сильно удивило такое сравнение.
– Ну, враскорячку. Одна нога там, вторая здесь. А я хочу уверенно, обеими ногами стоять на своем кусочке земли. В Земляничном доме. Понимаете?
– А я говорила, что она не согласится, – подвела итог пани Зося, поворачиваясь к дочери. – Так что, Анна, ты получишь эту квартиру, хочешь ты того или нет. Я понимаю, что тебе хочется убежать от ответственности, но пора уже повзрослеть и взять свою жизнь в собственные руки.
– Мамуся…
– И никаких «мамусь». Отныне я твоя квартирантка. Хотя от арендной платы можешь меня освободить, – с улыбкой сказала бабушка. – Анджейка сказал тебе, что мы нашли отца Сесилии? – теперь она повернулась к внучке, меняя тему.
Глаза у Эвы блеснули.
Тут же с возмущением вмешалась Анна:
– Опять ты со своим «мы нашли»! Это я нашла вообще-то!
– Ладно, скажу иначе: нашелся отец той писательницы.
– И что?! Ну? Куда пропала Сесилия?
– Она… ее нет в живых.
– Ох…
– Она погибла в Афганистане.
– Ох!
– Пан Ян О’Коннор дал согласие на издание «Последнего первого дня». И он приглашает издателя, то есть тебя, Эвуся, в Дублин, чтобы обговорить условия и подробности договора.
– Меня? И речи быть не может. Я никогда не была за границей!
– Ты же только недавно вернулась с Канарских островов, – напомнил ей Анджей.
– Это была путевка! Меня привезли, накормили, отвезли обратно. А тут… я даже не знаю, какая валюта в Ирландии!
– Евро. И представь себе – там говорят по-английски. И довольно давно они покончили там с холерой и чумой. И даже руки моют перед едой! – ерничал он.
– А как я найду отель?
– Ты зарезервируешь себе номер.
– Но туда тоже надо как-то доехать!
– Можно взять такси.
– Сколько нужно дать таксисту на чай, чтобы он не вывез меня куда-нибудь в безлюдное место и не изнасиловал там?
– Детка, но это же Ирландия, а не Чечня! Вот в Чечню я бы тебя ни за что не отпустил, даже если бы ты на коленях передо мной стояла!
– В Чечне хоть говорят по-русски, это же славяне, – буркнула Эва плаксиво.
– Пожалуй, с этими славянами тебе лучше не связываться. И вообще – ты же по-русски ни в зуб ногой, зато по-английски говоришь довольно бегло, не так ли, пани филолог-романист?!
– И ты тоже. Вот и лети вместо меня.
– Я занят…
– А я на восьмом месяце беременности! Что будет, если я рожу в самолете?!
– Будет чистая прибыль, – невозмутимо ответил Анджей. – Ребенок твой всю жизнь сможет бесплатно летать Ирландскими авиалиниями.
Ему нравилось дразнить Эву.
Не найдя достойного ответа, что ей, честно говоря, вообще редко удавалось, Эва ограничилась уничтожающим взглядом в его сторону, который он, разумеется, даже не заметил.
– И кстати, я помню, ты еще совсем недавно собиралась совершить большое концертное турне в компании Стинга и Мадонны – по сравнению с этим путешествие на задворки Европы должно тебе казаться просто легкой и приятной прогулкой!
– Ирландию называют «тигром» Европы, если уж на то пошло! – возразила Эва: она почему-то вдруг почувствовала себя обязанной защищать честь родины своего нового автора.
– Облезлым кончиком хвоста тигра Европы, если уж на то пошло! – подкинул дров в огонь Анджей.
– Сам ты облезлый хвост! – Она аж задохнулась от возмущения.
– Когда ты летишь? – спросил он невинно.
– Да хоть завтра!
– Вот и договорились! – И он, довольный, широко улыбнулся.
Правда, поездку в Ирландию, которой она страшно боялась, как и всего нового, но того, с чем придется смириться (например, как Витольда), ей пришлось отложить на неделю, потому что завтра был крайне важный день для них всех: пересадка костного мозга у Каролины. Именно из-за этого Анджей вообще-то и хотел отправить Эву на другой конец света – он слишком волновался и переживал сам, а теперь ему надо было успокаивать ее и вселять уверенность в хорошем исходе дела.
Но Эва не дала себя убедить и на следующий день, невыспавшиеся и хранящие молчание, они ехали в больницу.
Каролина сидела за столиком и что-то писала в тонкой тетрадке.
Когда они появились в дверях, она подняла глаза и с усилием улыбнулась.
У Эвы при виде худой, почти прозрачной подруги защемило сердце.