«Но, мама, почему же тебе надо было влюбиться обязательно в женатого мужчину?!» – воскликнула она мысленно.
И уже совсем было собралась начать жалеть себя, оставленную без отца еще в утробе матери, как вдруг следующая мысль, пришедшая ей в голову, ошеломила ее:
– Сесилия! – прошептала она. – Сесилия была моей сестрой! У меня была сестра!
– Да, – только и смог выговорить Ян сдавленным голосом.
Он встал, вышел в другую комнату и вернулся с фотографией, вставленной в простую сосновую рамку:
– Вот она, моя доченька, как раз перед отъездом в Афганистан.
С фотографии смотрела улыбающаяся, загорелая, темноволосая девушка. Она была одета в топ без бретелек и коротенькие шорты. Лицо ее улыбалось, но в глазах светилась печаль. Была ли эта печаль отголоском этих трудных пяти месяцев или это было предчувствие собственной горькой участи – теперь уже никто никогда не сможет узнать.
У Эвы не было возможности познакомиться с сестрой, а она столько раз представляла себе, что она у нее есть, есть старшая сестра – более мудрая, прекрасная сестра, которая защищает ее, Эву, от всего мира, доверенное лицо и подруга… как они вместе ходят в кино, на дискотеку, как меняются одеждой и колготками… как, если одной грустно, вторая…
И теперь Эве было очень грустно, ужасно грустно оттого, что эта ее вымечтанная сестра, оказывается, существовала на самом деле, но теперь ее нет.
Эва заплакала. Слезы, словно горошины, катились по ее щекам, капая на стекло фотографии.
Ян, не колеблясь, обнял девушку за плечи и крепко прижал к себе. И через мгновение они плакали вместе.
– Мне так жаль, так жаль… – повторял он, а она позволяла себя утешать и просить прощения.
– А вы уверены… то есть ты уверен… папа… ты уверен, что Сесилия умерла? А вдруг она спаслась? – с надеждой спросила Эва, когда снова смогла говорить.
– Было найдено ее тело. Ее привезли в Ирландию, мою девочку, и похоронили на местном кладбище. Если ты захочешь… если ты задержишься здесь на денек – я могу отвести тебя к ней на могилу.
– Я останусь. Я бы хотела узнать тебя. Я бы хотела узнать о тебе все-все. О тебе и Сесилии.
– Я об этом и мечтать не смел…
Эва склонилась к простому красивому надгробию, поглаживая белый мрамор. Сесилия улыбалась ей с фотографии. Ян рассказывал о детстве своей дочери, очень счастливом, по его словам, – после того как они с женой решили дать их супружеской жизни еще один шанс, он ни разу не нарушил данного ей слова, до самой смерти Мари. Он любил жену и оплакивал ее всей душой. Он так горевал, и его печаль была такой глубокой, что дочь даже решила некоторое время пожить с ним.
Через год она нашла работу в международной корпорации в Дублине и, убедившись, что отец в состоянии справиться самостоятельно, начала новую жизнь. Чтобы через пару месяцев услышать приговор: неоперабельный рак поджелудочной железы. Значит, это не от стресса она так худела и мучилась болями в животе, значит, это страшная невидимая болезнь точила ее изнутри… Болезнь, которая оказалась ненастоящей, но все же так или иначе смогла забрать жизнь у Сесилии…
Судьба и впрямь иногда бывает очень жестокой.
Ян остался один. Адель, его сестра, жила в том же самом городке, но она не могла заменить ему ушедших жену и дочь. Ничто и никто не могло компенсировать ему эту утрату. До сегодняшнего дня. Вернее – до сегодняшнего утра, когда он увидел еще одного своего ребенка. Обаятельную, симпатичную, полную душевности и теплоты Эву Злотовскую, которая со дня на день готовилась произвести на свет собственного ребенка – его, Яна, внучку!
Ему внезапно захотелось стать близким человеком для этой молодой женщины, так невероятно похожей – как две капли воды! – на самую большую любовь в его жизни…
– Доченька… – начал было Ян и остановился. Его вдруг затопила волна счастья, что он снова может к кому-то так обращаться, что он может называть так живую молодую женщину, сестру Сесилии. Он подождал, пока волнение чуть спадет, и начал еще раз: – Эва, я бы хотел тебя кое о чем спросить. И не бойся отвечать – я пойму.
– Ты еще не спросил, а уже извиняешься. Типичный мужчина, – покачала головой Эва.
– Ты не возражала бы против того, чтобы… чтобы… ты не будешь против…
– Чтобы ты влез голый на крышу этой церкви? Конечно, я возражаю!
Они оба рассмеялись, и Ян снова почувствовал благодарность судьбе за то, что у него теперь есть такая умная, язвительная дочь.
– Я бы хотел полететь вместе с тобой в Польшу, встретиться там с Анной, поговорить…
– Правда?! – Эва аж подпрыгнула и захлопала в ладоши, как маленькая девочка. О таком она даже не могла мечтать! Чтобы у нее были и отец и мать – вместе! На Кошиковой! Ведь понятно, что мама с ним встретится – невзирая на то, что она натворила, исчезнув из жизни Яна и не позволив ему принять собственное решение или хотя бы как-нибудь участвовать в жизни дочери. Нет, Эва не сердилась на мать, не держала на нее зла – уже нет: с той минуты, как выяснилась правда, она примирилась со своим прошлым – с двадцатью унизительными годами в доме отчима, с такими же унизительными годами под крышей пана К. И к ней вернулась надежда и уверенность в будущем. Теперь она готова была кричать слова прощения всему миру, даже пану К., который чуть было не сломал ей шею, – потому что, если бы он не спустил ее тогда с лестницы, она так и жила бы в летаргии, ходила бы на цыпочках и боялась лишний раз вздохнуть. А так – теперь у нее был Земляничный дом, она носила под сердцем Юленьку, Витольд только и ждал, когда сможет надеть ей на палец обручальное кольцо, мама и бабушка жили на Кошиковой, издательство процветало, она спасла жизнь Каролине и – о! – даже нашла отца! И все это благодаря пану К.!
«Тпру, Пегас, это тебя уже занесло!» – остановила она себя.
– Я бы очень хотела, чтобы ты встретился с мамой. Очень, очень и очень! – Она похлопала отца по руке, и он просиял. – Поселишься на Кошиковой, там места мно-о-ого. Тебе понравится эта квартира. И Варшава. Она, конечно, не такая спокойная, как Уотерфорд или Дублин, зато в ней так не дует, реже идет дождь, и вообще там cool. Вы вместе с мамой будете искать потенциальные бестселлеры, а я их буду издавать. Создадим семейную фирму. Возьмем к себе Витольда, хотя не знаю пока, чем он мог бы заниматься… может быть, заботился бы о цветках в горшках? Потом Юленька, когда подрастет и… – Эва остановила наконец поток слов и мыслей, в котором решила все за всех и распланировала все на двадцать лет вперед.
Ян смотрел на нее ошеломленно.
– Для начала я полечу с тобой в Варшаву, – сказал он решительно. – А потом… потом как бог даст.
Эва специально не стала предупреждать маму, что приедет вместе с Яном. Пани Анна пришла встречать дочь, совершенно не ожидая того сюрприза, который приготовила для нее судьба. Она знала, что отцом Сесилии Уайтхолл – такую фамилию Сесилия получила от мужа – является некий Ян О’Коннор, но Янов О’Конноров в Ирландии примерно столько же, сколько в Польше Янов Ковальских, а в России Ивановых. Такое совпадение, что этот Ян является ее давней любовью, граничило с чудом.
Этим майским солнечным утром Анна Злотовская стояла, ничего не подозревая, в зале прилета рядом с Витольдом, глядя на двери, из которых вот-вот должна была выйти ее дочка. И вот дверь чуть скрипнула, отходя в сторону, и вдруг… Анна схватилась за сердце и отступила назад на шаг, потом еще на шаг…
Призрак из прошлого – нет, этого просто не может быть! – возник у нее перед глазами. И этот призрак шагал рядом с Эвой.
Все такой же красивый…
Это была первая и единственная мысль, которая возникла в голове у пани Анны при виде Яна. Она стояла, смотрела на приближающегося к ней мужчину и… ни о чем не думала. Она не позволяла себе даже мимолетно вспоминать тепло его рук, нежность его прикосновений, вкус его поцелуев. Нет! Хватит! Что он тут делает?! Что он тут делает – рядом с Эвой?!
Ян остановился перед Анной с огромным букетом алых роз. Эва подумала, что ее маме никогда еще не дарили столько цветов.
– Ты помнишь меня? – спросил Ян с несмелой улыбкой. Эта улыбка вообще была ему свойственна – чуть просящая, но в то же время очень искренняя, это Эва еще вчера заметила.
Анна в ответ только кивнула.
Так они и стояли друг против друга, разделенные годами разлуки и букетом роз.
– Витек, – Эва пихнула жениха в плечо, – забери у него этот веник, а то мы тут будем стоять целую вечность.
Витольд слегка опомнился от изумления и взял розы из рук незнакомца.
Эва похлопала отца по плечу и сказала тихо, но решительно:
– Ну же, обними ее наконец!
И когда Ян нежно обнял Анну, тут же спрятала лицо у него на груди и что-то горячо зашептала…
Что ж, Эва с Витольдом и букетом из сотни роз могли идти пить кофе, потому что этим двоим было, о чем поговорить.
После возвращения из Ирландии первым делом Эва отправилась в больницу. Ей нужно было убедиться здесь и сейчас! – увидеть воочию и наглядно, как возвращается к жизни ее родственная душа (хотя она и видела ее всего два дня назад).
Каролина расцветала.
Она была еще очень слаба, конечно, ведь пересадка состоялась чуть больше недели назад, но по ней уже было видно, что теперь она сражается не за жизнь, а за здоровье. За полное и окончательное выздоровление.
Она теперь улыбалась всему миру, глаза ее сияли, на лицо вернулись краски, кожа уже не была такой сухой, а на бедной голой голове начинали пробиваться первые волосы. Эва крепко прижала к груди эту голову, чувствуя, как от счастья у нее замирает сердце. Еще чуть-чуть… еще чуть-чуть – и она опоздала бы со своим даром жизни!
В дверь постучали. При виде вошедшей гостьи Эва выпустила подругу из объятий и поднялась.
«Эта Михалак» вошла в палату, подметая пол подолом длиннющей юбки.
– Привет, девчата, – сказала она весело, глядя Эве прямо в глаза.
Она знала!
Каким-то чудом «эта Михалак» проникла в сон Эвы, чтобы предупредить, что время Каролины на исходе. Чтобы подтолкнуть Эву к решению, которое спасло жизнь больной. Но как? Каким образом?!