Пришлось со смехом признаться:
– Пожалуй, вы правы.
– Перед Пасхой у всех так много хлопот.
«Ох, если бы она знала! – думал я. – Если бы мои заботы были связаны с такими же сладкими и безвредными вещами, как у нее! С тем, например, сколько всего шоколадных курочек или cornet-surprise выставить сегодня на продажу».
– Я попыталась сделать кое-что по новому рецепту. Это, пожалуй, поинтереснее обычных трюфелей и mendiants. – Она вручила мне серебряную коробочку. – Хотела попросить вас попробовать – хотя бы одну штучку, специально для меня, – и сказать, хорошо ли получилось.
Коробочка была совсем легкая, маленькая, однако оттуда исходил какой-то невероятно сложный аромат, насыщенный неведомыми специями.
– Но ведь сейчас Великий пост… – неуверенно промямлил я.
– От него уже совсем чуть-чуть осталось, – успокоила меня Вианн. – И потом, это же просто проба, а не обжорство. Мне нужно понять, хорошо ли это на ваш вкус.
Я открыл коробку. В ней лежала одна-единственная шоколадка, идеально круглая, увенчанная кружком алой глазури и, казалось, отполированная до немыслимого блеска. Как это Вианн делает их такими блестящими? – удивился я. И почему эта шоколадка так похожа на глаз?
– Ну же, Франсис, попробуйте, – подбодрила она меня.
Но я колебался. Какой все-таки странный, темный, насыщенный аромат! Вианн всегда использует только самые лучшие какао-бобы – ей их привозят пароходом с какой-то далекой плантации на западном побережье Африки – и всевозможные специи, которые шоколад впитывает и растворяет в себе. Их названия – они звучат как названия островов давно исчезнувшего архипелага, – она не раз мне перечисляла: тонка, ваниль, шафран, гвоздика, зеленый имбирь, кардамон, розовый перец. Мне никогда не доводилось путешествовать, отец мой, но эти названия словно уносят меня в иные места, на таинственные, неоткрытые острова, где даже звезды светят совсем другие, чем здесь.
Я все-таки взял шоколадку. Она была круглая, как те мраморные шарики, с которыми я очень любил играть в детстве. Некоторые из них были полупрозрачными, и мне нравилось, прижав такой шарик к глазу, медленно его поворачивать, глядя, как меняются цвета и формы предметов, которые сквозь него просвечивают. Шоколадку я целиком сунул в рот, и оказалось, что у красной глазури вкус и аромат земляники, а шоколадная сердцевина, темная и мягкая, пахнет зрелой осенью, сладкими персиками, упавшими на землю, яблоками, запеченными с корицей. Постепенно я почувствовал и все богатство ее вкуса, в котором было множество оттенков, и я различил привкус дубовой коры, тамаринда, металла и черной патоки. И я вдруг снова оказался на берегу Танн, я снова вдыхал запах дыма и земли… О, как мне захотелось рассказать все Вианн! Как мне захотелось, чтобы именно она выслушала мою исповедь…
– Я случайно обнаружила папку Нарсиса в новом тату-салоне, – вдруг сообщила она, – и решила, что ее, пожалуй, следовало бы вернуть вам. – И она быстро прибавила, заметив, что я вздрогнул: – Не беспокойтесь, я его записей не читала. Я прочла лишь первую страницу, желая понять, что это такое.
Мой рот жгло как огнем, и я с трудом выговорил:
– Значит, это оказалось у нее?
– Да, должно быть, она ее и взяла, – кивнула Вианн Роше. – Вот только не понимаю зачем.
Я взял исповедь Нарсиса и крепко прижал ее к груди.
– Как вы думаете, она это прочла?
Вианн пожала плечами:
– Думаю, да. Вряд ли она не воспользовалась подобной возможностью. Особенно если она работает на Мишель Монтур.
Я вопросительно посмотрел на нее, и она сказала:
– Да, я все знаю. Я догадалась, как только вы привели Янника к нам в chocolaterie. Мишель мутит воду с тех пор, как впервые появилась в Ланскне. А теперь, пожалуй, стало ясно, что все это время Моргана ей помогала. Видимо, именно по этой причине Мишель удалось так быстро сдать в аренду магазин Нарсиса. Они действовали совместными усилиями, стремясь подорвать ваш авторитет, Франсис… и мой тоже. Им мешали мы оба.
Теперь моя больная голова совсем пошла кругом. Вкус и аромат съеденной шоколадки был столь силен, словно меня заживо похоронили в этом сладком лакомстве.
– Ей придется отсюда убраться, Франсис, – твердо сказала Вианн. – Чего бы нам это ни стоило. Но убраться отсюда ей все-таки придется.
Я кивнул. Разумеется, Вианн была права. Меня так беспокоили происки Мишель Монтур, что я совсем позабыл о Моргане Дюбуа. Теперь же мне все стало ясно. Значит, это она стащила папку Нарсиса – и, несомненно, по наущению Мишель. Она, должно быть, с самого начала шпионила за мной, выискивая мои слабые места. Но она совершила большую ошибку, полагая, что я так уж беспомощен. И я вдруг ощутил мощный всплеск энергии. Даже голова совершенно перестала болеть. И появилась какая-то новая уверенность в себе – ничего подобного я не испытывал с тех пор, как начал читать исповедь Нарсиса. Чего же я так боялся? – думал я. Почему так медлил и никак не мог понять, что в данном случае именно я за все отвечаю?
– Вы совершенно правы, – сказал я. – А с этой женщиной я разберусь сам. Сегодня же. – И я вернул Вианн ту серебряную коробочку, в которой она принесла мне на пробу столь необыкновенную шоколадку.
– Вкусно было? – спросила она.
Я кивнул:
– Очень! Не знаю уж, что вы туда положили, но я прямо-таки новым человеком себя сейчас чувствую.
Она улыбнулась:
– Я очень надеялась, что так и будет.
И я следом за ней вышел из церкви навстречу дневному свету.
Глава девятая
Ненавижу Янника! Ненавижу! БАМ! Притворялся моим другом, а сам что-то выведывал у меня за спиной! Вызванный мною ливень уже успел превратиться в самый обыкновенный дождик, который что-то миролюбиво нашептывал в густой листве, но я по-прежнему сидела на краешке колодца желаний, подняв лицо к небесам. Здесь, на моей земляничной поляне, я могу делать что захочу: кричать и плакать, петь и танцевать, бегать как угорелая. Так что я взяла и закричала – сперва как рассерженная птица, а потом как дикая кошка – и кричала, пока горло не начало драть. У меня даже глаза щипать стало, и они сильно покраснели.
Да как они смеют?! Как смеют? Это же мой лес. Мое место. И место Мими. Возможно, именно из-за Мими я так на Янника и разозлилась. Ведь этот лес – все, что от нее осталось. Потому-то Нарсис его мне и завещал. Знал, что я буду о нем заботиться. И о ней. Потому что я на нее похожа. Он это понимал. Он знал, что я не такая, как все.
Как же я соскучилась по Пилу! Жаль, что его со мной нет. Сегодня часа в четыре он вернется из школы, сойдет с автобуса, встретится со своими друзьями, а обо мне и не вспомнит. Мама говорит, что мальчишки иногда бывают очень глупыми. Но Пилу глупым никогда не был. И мы раньше так здорово играли у реки вместе с Владом. Вряд ли он так уж сильно изменился. Если б нам удалось поговорить, то, мне кажется, я смогла бы заставить его понять…
Но я же не разговариваю. В том-то и проблема. Я могу говорить только теневым голосом, но это иногда бывает опасно. С Пилу я ни за что этим голосом пользоваться не буду. Никогда ведь не знаешь, что при этом может случиться. Если Случайность произойдет с мадам Монтур или Янником – это одно дело. А вот если с Пилу – тогда гораздо хуже. С другой стороны, Пилу ведь совсем не такой, как Янник. И если бы я рассказала ему обо всем, он наверняка меня бы понял.
Вот какие мысли бродили у меня в голове, пока я сидела в лесу и слушала, как стучат по листьям капли дождя. Крона дерева надежно меня укрывала, а вокруг разливались разбуженные дождем запахи земли и свежей зелени, а какие-то маленькие насекомые все всползали вверх по травинкам и повисали там, словно пробуя дождь на вкус. Я решила дождаться, когда Пилу вернется из школы домой, и непременно рассказать ему о Яннике, о Нарсисе и о Мими. Он меня поймет. Знаю, что поймет.
Я ждала, пока часы на церкви не пробили четыре. Школьный автобус обычно приезжает в четыре десять, и я бегом бросилась на автобусную остановку, что на бульваре Маро. Там я притаилась, поджидая Пилу. Сперва, правда, я его даже не разглядела. Он шел с девушкой. Я бы на нее и внимания не обратила, если бы не джемпер Пилу. Да, она была одета в его коричневый джемпер, который я, разумеется, сразу узнала и который был ей слишком велик. Я подбежала к ним и обняла Пилу. Девушка, одетая в его джемпер, удивленно на меня посмотрела, а Пилу без особого восторга воскликнул:
– Розетт! А ты-то что здесь делаешь?
Пришлось рассмеяться и жестами пояснить: Я здесь живу, Пилу. Потом, мотнув головой в сторону девушки, я спросила: А это кто?
Пилу оглянулся на девушку – та по-прежнему удивленно на меня пялилась – и сказал ей:
– Ты ступай вперед, Изабель, а я сейчас тебя догоню, вот только с этим разберусь.
Вот только с этим разберусь. Мне очень не понравилось, что он говорит обо мне как о какой-то помехе или неожиданно свалившейся на него работе. Я издала насмешливый клич черного дрозда, хотя особого веселья не испытывала.
Девушка снова посмотрела на меня. БАМ! Она была из той породы длинноногих девиц, которые выглядят замечательно, даже если напялят такую хламиду, как старый коричневый джемпер Пилу. Ей он был по крайней мере на два размера велик. И я решила, что при первой же возможности ее нарисую – возможно, сделаю похожей на газель: это отлично рифмуется с ее именем и вполне соответствует ее длинным ресницам и стройным ногам.
– Только не задерживайся, – сказала она, улыбаясь Пилу, и слегка погладила его по руке. Ничего такого особенного, но я хорошо понимаю, когда люди что-то говорят без слов; это легкое прикосновение, например, звучало как заявление: Он – мой.
Я выждала, пока Изабель не отошла достаточно далеко. Шла она так, словно на ней платье от-кутюр, а не поношенный коричневый джемпер, на котором иногда спит Влад. Затем, указав подбородком на то место, где она только что стояла, спросила: