Следующая лекция была с «моими», с тенорцами, у нас было пилотирование. Мы впервые должны были выйти на орбиту и оттуда пролететь по заданной траектории. Я готовилась несколько месяцев, доводя себя до изнурения в тренажёрной. Но это дало свои плоды. Движения стали увереннее и чётче, а скорость реакции в несколько раз быстрее, чем до этого.
— Я провожу тебя до ангаров, — виновато сказал Ларс.
По пути он стал рассказывать, что тогда не успел, что у него было ещё одно маленькое дело, но он прямо сейчас пойдёт в деканат и всё расскажет.
Уже у выхода на территорию учебного космоцентра, куда пропускали только тех кадетов, чьи специальности были связаны либо с техническим обслуживанием, либо с пилотированием, мы остановились, потому как у Ларса не было пропуска.
Внезапно Ларс меня крепко обнял, прижал к себе и прошептал:
— Прости меня, Ална.
— Да ладно, — я немного поразилась, что парень так расстроился. Он не казался таким чувствительным к замечаниям. — Не бери в голову, я не злюсь, просто сделай это.
И пошла через рамку, считывающую права допуска.
Оглянулась. Ларс всё ещё стоял и каким-то несчастным взглядом смотрел мне вслед. В душе заворочалось противное липкое чувство, что я что-то упускаю. Но сейчас было не до этого. Решила, что вытрясу из него всю правду по возвращении. Уж тогда-то он от меня не отвертится.
Я махнула ему и побежала, потому что увидела, что почти вся наша группа уже заходит в приветливо распахнувшиеся двери ангара.
Ура! Меня ждёт полёт.
26 глава
Птица
Какие они были красивые! Как они дружно стояли в ряд! Новенькие блестящие двенадцать космолётов. Три боевых звена, по четыре космолёта в каждом.
Эти «маленькие» звёздные истребители были рассчитаны на одного пилота. Обладали полной системой жизнеобеспечения. Даже если бы произошла аварийная ситуация, то в каждом космолёте была спасательная капсула, в которой можно катапультироваться в открытый космос, и она обеспечивала ещё четыре астрономических часа жизни. По земным меркам — четверо суток. В этой капсуле был встроенный маячок и система питания с системой утилизации органических отходов.
Сегодня вылетало два звена. Все тенорцы и я. До сих пор не верится, что меня тоже допустили к полёту. Мне казалось, что преподаватели до последнего сомневались, но чувствуя свою вину за сбой системы, когда меня чуть было не отчислили из академии, о чём я не преминула напомнить, допуск мне выдали.
Задача на первый полёт была поставлена простая. Пролететь по элипсоидной орбите, которая проходила между двух планет — обе колонизированные, пространство между ними давно изучено. Именно поэтому первокурсников и пускали на этот маршрут — никаких сюрпризов.
Военных заданий у нас пока не было, цель — не сбиться с маршрута и вернуться на базу.
Взлёт с планеты прошёл безо всяких проблем, вышли на сверхзвуковую, преодолели притяжение, и дальше уже было дело техники. На первой петле эллипса требовалось уйти на гиперзвуковую скорость и пройти половину орбиты в гиперпространстве.
Я всё сделала как надо, я в этом точно была уверена ровно до того момента, когда поняла, что не вышла из гиперпространства в заданное время.
Проверила приборы, но в гипере можно было ориентироваться только на временные интервалы, там не работала связь и не было координат.
Наконец, когда я проболталась в гиперпространстве в два раза больше положенного, звездолёт вышел из него, и в иллюминаторе я увидела совершенно незнакомую мне систему. Вернее, так — она была мне знакома по учебнику.
Это была система сорок пять КСЕ или в простонародье — Сорокапятка. Освоенных планет нет, только звезда класса жёлтый карлик и шесть планет, три из которых были газовыми гигантами, одна — остывшей безжизненной пустыней практически без атмосферы, и две в будущем могли вполне стать обитаемыми, потому что находились в разной степени формирования.
На одной из них даже была атмосфера, но пока ещё на планете фиксировалась очень высокая сейсмоактивность.
Вся эта информация пронеслась в голове. Достаточно ли мне её, чтобы принять решение?
Я попробовала связаться с базой, но связь не работала. ИИ корабля предупредил об опасном излучении, если я не сверну с текущего курса, а также о том, что недалеко от газового гиганта произошёл выброс неизвестного небесного тела, и теперь там куча обломков, опасность столкновения с которыми ИИ корабля оценил с вероятностью до шестидесяти процентов.
Я попробовала изменить курс и с ужасом поняла, что не могу ничего сделать.
Дала команду ИИ, но механический голос мне ответил, что все допуски отменены, и я являюсь членом экипажа без допуска к управлению судном.
Что за ерунда? Такого не может быть!
Я вдруг вспомнила другой ИИ, на болиде-старичке, и подумала: «Как он там без меня?»
Почему-то мне казалось, что он без меня скучает.
Похоже, мой мозг начал спасаться от стресса, если в голове, вместо того чтобы искать варианты спасения, мелькают мысли о гонках на стартреке.
«А ведь это идея!»
Я обратилась к ИИ:
— Угроза жизни члена экипажа, обеспечить эвакуацию.
В случае угрозы жизни даже самый простой член экипажа мог получить допуск к средствам спасения.
Так я оказалась в капсуле, внутри которой планировала пережить спуск на планету с атмосферой. Вероятность того, что космолёт может разбиться при приземлении, была больше пятидесяти процентов, но если я буду находиться в капсуле, то вероятность того, что выживу, приближалась к девяноста трем.
ИИ должен был выбрать наименее подверженное сейсмоактивности место и направить космолёт именно туда.
Я настроила маячок на отправку «последнего сигнала». Этот сигнал должен был пройти, потому что он шёл без расшифровки по всем частотам и диапазонам. По странному стечению обстоятельств человечество так и не придумало ничего надёжнее азбуки Морзе, и сейчас от моего космолёта и капсулы по всему обитаемому космосу разлетался сигнал SOS.
27 глава
Птица
Сколько времени прошло, прежде чем ИИ удалось найти место для приземления, я не знала. Сначала, пока ещё работали приборы, на небольшом экране было видно, сколько осталось времени до отключения систем жизнеобеспечения, но потом сухой голос ИИ заявил, что все энергоресурсы направлены на поддержание посадочной функции и сохранение жизни экипажа.
Закрыла глаза, чтобы успокоиться, и начала считать. Математические вычисления всегда меня успокаивали. Через некоторое время при попытке перемножить два четырёхзначных числа я уснула.
Я шла по лесу, деревья были огромными, я таких и не видела никогда. Будто я снова стала маленькой, и, как в детстве, всё казалось огромным. Пахло озоном как после дождя. Лесная тропинка привела меня к озеру. И я вспомнила, что именно такое озеро было в деревне у моей бабушки.
Мне тогда было около двенадцати, а моему другу, деревенскому мальчишке — одиннадцать. Меня родители оставили в деревне на всё лето, но из всех деревенских я подружилась только с ним, с Димкой. Мы с Димкой тогда нашли это озеро в лесу и считали, что это тайна, и никто о нём не знает, пока однажды не пришли и не увидели на берегу несколько палаток и туристов. А через пару дней они там то ли что-то не затушили, то ли были нетрезвыми, а только в лесу начался пожар. Вот и сейчас я шла, и хотя пожара видно не было, мне было ужасно жарко, как будто он бушевал невидимый, и всё моё тело горело. А навстречу мне бежал Димка и махал руками:
— Алёнка, бежим!
Я проснулась, открыла глаза, надо мной сверкала стеклянная поверхность капсулы — затемнённая, и, судя по тому, что дышать было тяжело, космолёт находился в свободном падении.
Хоть и с трудом, но мне удалось задать вопрос:
— ИИ, статус?
У ИИ, видимо, тоже были проблемы с голосом, потому что ответ прозвучал незамедлительно, но было очень плохо слышно — шёл треск и помехи:
— Гравитационные системы корабля повреждены, экстренная эвакуация невозможна, соприкосновение с поверхностью планеты через сто восемьдесят секунд. Прогноз: двадцать три процента.
И я поняла, что жить мне осталось меньше трёх минут.
— Что можно сделать? — задала я вопрос, лихорадочно пытаясь вспомнить, как бы я решила такую проблему на Земле. И вдруг поняла, что если бы ИИ знал, что можно сделать, он бы сделал.
И тогда память подкинула мне сцену из какого-то земного фантастического фильма, где при пожаре отсек замуровывался чем-то вроде застывшей монтажной пены. Вспомнила, что и здесь была такая опция, называлась она «режим разгерметизации».
Тогда я не думала, как буду выбираться, когда фактически окажусь замурованной в непробиваемый материал, который был в состоянии какое-то время удерживать космолёты в безвоздушном пространстве, давая возможность экипажу выжить. Такую технологию применяли в боевых действиях, и если вдруг происходила разгерметизация, то этим веществом практически моментально заполнялась пробоина. И это была одна из разработок моего «брата» Дмитрия Горича.
Отдав команду ИИ, я сквозь прозрачную стенку капсулы в последний раз успела увидеть приборную панель космолёта, прежде чем оказалась замурованной.
Сразу после этого последовал страшный удар. Но где очутилась, я не знала, оставалось только надеяться, что пред тем, как окончательно прекратить функционировать, ИИ выбрал достаточно безопасное место для посадки.
Птица
Сколько времени прошло, прежде чем вся эта ситуация начала меня угнетать, я не знала. Но через какое-то время поняла, что если продолжу лежать в этой ставшей куском камня капсуле, то никто меня так и не найдёт.
Начала думать, что есть в запасе. Такие капсулы были оборудованы всем, что может понадобиться, чтобы продержаться несколько суток, так что где-то здесь должна быть и взрывчатка.