Землянка. По ту сторону неба — страница 31 из 39

К ректору я всё-таки дошла после всех лекций и, что удивительно, Эван Декартид принял меня сразу, выслушал, и тут же связался по коммуникатору с гардами.

Гарды снова задали мне всего несколько вопросов, тут же проверили выписку из медпункта, где меня латали в регенераторе сразу после странного, так не похожего на учебный, боя. После чего запросили у ректора доступ к записям урока и отпустили.

На следующий день кадета по имени Селена больше на курсе не было, а вместе с ней исчезла и наша инструктор по боёвке, и теперь вместо неё поставили одну девушку-арету с выпускного курса.

А Линара чуть позже мне рассказала, что Селена вообще непонятно как оказалась в академии, потому что никаких документов, подтверждающих основание находиться здесь: ни перевода из другой академии, ни сопроводительных писем — не нашли.

Наутро я столкнулась с Петрой, подругой Кайры, и она с обидой в голосе произнесла:

— Я смотрю, ты добилась своего? Радуйся, Кайра не вернётся в академию.

Я промолчала, да и что я могла ответить? Разве что, это не я добилась, а Кайра сама «добилась» всего того, что с ней произошло.

43 глава

Адриан

Пошло четыре ночи лунных боёв. До того, как я получу свою алетейю, один шаг и два боя, потому что в последнюю ночь нас осталось только четверо.

Двое парней с моего курса и один из гардов, гран-капитан, тот самый, что встречал нас с Алной, когда мы вернулись в академию после «приключения» на горящей планете. Его имя Варрес, и он, похоже, не из простых. Такой молодой, а уже гран-капитан. Жаль, у меня не было времени выяснить про него подробнее.

Я был уверен в себе, хотя энергетический обмен был каким-то странным, я даже позвонил отцу, чтобы посоветоваться. Но, как оказалось, волноваться было не о чем. Сила каждого из оставшихся продолжала расти, и с каждой победой мы получали всё больше энергии, поэтому те четверо, кто сейчас ожидал своей очереди, были невероятно сильны. И даже я не мог теперь сказать, что как наследник сильнее.

В этом был риск. Если силы равны, бой может затянуться, но больше пяти ночей драться нельзя. И тогда зовут алетейю, и есть такая легенда, что тот, кому алетейя благоволит, становится сильнее в её присутствии.

Я, конечно, надеялся победить раньше и не затягивать бой, но если такое всё же случится, то хотелось бы верить, что Птица выберет меня.

Прозвучал гонг, и вышла первая пара бойцов.

Кейд и Орин двинулись первыми. Их бой был точным, быстрым и почти бесшумным. Кейд работал на опережение, Орин ловко уворачивался, отбиваясь силовыми импульсами.

Парни были сильны, я видел, как они считывают друг друга, каждый словно предугадывает, что будет делать другой. Их движения были сдержанными, выверенными, и казалось, что их бою не будет конца, потому что они дрались уже час, а никто не показывал усталости или желания признать своё поражение.

Внезапно ситуация на арене изменилась. Кейд отступил от Орина всего на миг, у меня создалось впечатление, что что-то его отвлекло. И вдруг Орин вспыхнул, его кожа пошла синим свечением, а за спиной проявились… крылья! Какие-то острые и резкие, как у хищной птицы.

Все почувствовали, даже те, кто находился за пределами силового поля, что на арене резко возросло давление. Энергетические контуры бойцов сияли так, что сложно было смотреть. Это был признак того, что кульминация, крещендо[1] боя близко.

Кейд вернулся в бой, он пытался увеличить скорость, но видоизменившийся Орин был для него недосягаем. И вдруг и на коже Кейда тоже появились линии, и они засияли серебром, как контур нашей планеты Теноры. Его удары стали быстрее, а движения точнее.

И мне показалось, что у Кейда тоже будто начали проявляться крылья. Но Орин не дал возможности Кейду использовать проявившуюся трансформацию, он сбил соперника с ног, но не стал добивать, отошёл, дал ему подняться. Правила ритуала требовали уважения к поверженному противнику.

Теперь победитель нашей пары будет драться с Орином.

Я застыл в ожидании гонга. Лёгкие работали, накачивая кислород в кровь, ощущал, как энергия вливается в ток крови, делая меня тем, кто способен шагнуть за грань возможностей. И я уже был готов выпрыгнуть на арену, но вместо гонга к началу боя прозвучал сигнал боевой тревоги — три красных гудка.

Я взглянул на стоящего на той стороне арены гарда. Варрес, судя по свечению, исходящему от него, тоже был готов сделать шаг внутрь арены и биться до победы.

Прозвучал голос императора, отца.

Я поднял голову, удивившись: «Он что, здесь?»

Но это была трансляция обращения к нации, ко всем тенорцам, где бы мы ни находились. Мы все ожидали, что когда-то наступит такой день, когда сааги перейдут черту, и вот этот час настал. Ради него всё человечество приняло наш протекторат, ради этого поколениями мы обучались в лучших военных академиях.

И сейчас император призвал всех, кто достиг возраста призыва.

Он звучал на древнем языке, поэтому сидящий на трибуне Эван Декартид, которому всё-таки разрешили присутствовать на лунных боях, вопросительно взглянул на меня.

— Война, — сказал я коротко, и голос мой прозвучал как сигнал.

Все, кто находился в этот момент на трибунах, встали и стройными рядами направились в пункты сбора. Это отрабатывалось, и все знали куда идти и в каком порядке. Я так и не сделал шаг на арену.

На лице моего противника я тоже увидел сожаление. Проклятые сааги! Возникло желание как можно быстрее разбить их и продолжить, хотя теперь неизвестно, как всё пойдёт.

Для всего живого наступил момент, когда решалось, продолжится ли вообще жизнь в этой части галактики. Долг звал нас.

Птица

В академии только и разговоров было, что о каком-то турнире, который проводился только среди тенорцев. Меня многие спрашивали, знаю ли я что-нибудь, всё же я была единственным человеком, проживающим в общежитии с тенорцами.

Я по большей части отмалчивалась, чем вызвала недовольство, которое очень чётко и зло сформулировала Миранда:

— Оказывается, ты теперь тоже смотришь на людей свысока, но помни, тебе никогда не стать теноркой, и даже если ты думаешь, что наследник тобой заинтересован, то всё это до того момента, как он женится на той тенорке, которая предназначена ему с детства.

И хотя я не стала вступать с ней в перепалку, но меня тоже посещали такие мысли. Я вспоминала наш единственный откровенный разговор с Кайрой, когда она рассказывала про свой контракт и про то, что у каждого высшего тенорца есть невеста, предназначенная ему с детства.

Но у меня не было возможности переговорить с Адрианом, а больше ни у кого об этом спрашивать не хотелось.

Адриан, да и все те, кто участвовал в боях, на занятия не ходили. Однажды я попыталась дождаться его в общем холле общежития, но пришедший Лоренс, ближайший друг Адриана, который, наверное, единственный не расстраивался, что он не успел меня «унюхать» до того, как я воспользовалась поглотителями запаха, в свойственной ему язвительной манере сообщил:

— О, Великая и единственная алетейя, если ты не соизволишь убрать свою симпатичную задницу в каюту, то двадцать несчастных парней не смогут отдохнуть и подготовиться к очередному раунду боёв за тебя, о, несравненная!

— Шут! — сказала я, но ушла.

Правда, показалось чуть позже, что возле моей двери кто-то стоял, но я не стала активировать визор, чтобы не открывать дверь, потому что не знала, смогу ли удержаться, если увижу там Адриана.

Почему-то он мне рисовался таким взъерошенным, усталым, потным, пахнущим гарью и пеплом. И когда я думала об этом, то сердце начинало биться быстро-быстро, а голос моего «кораблика», с которым мы договорились о взаимопомощи, сообщал о превышении уровня определённого гормона.

Сегодня была последняя ночь боёв. Я даже написала Дмитрию, чтобы он мне перезвонил, хотелось с кем-нибудь всё обсудить, но кому я могла рассказать о своих переживаниях? Рине? Миранде? Девочкам я так и не рассказала ни про алетейю, ни про лунные бои. И, судя по тому, что я ни разу ни от кого в академии об этом не слышала, это действительно была закрытая информация.

Единственный, с кем я могла это обсудить, был ИИ, но он не мог поохать и посопереживать или «войти» в моё положение, представив, что скоро придёт победивший всех тенорец и предъявит на меня права. Я, конечно, уже решила, что откажу, но мне всё равно было страшно.

Конечно, у меня был Ларс, с ним я могла бы поговорить, о тенорцах он знал много такого, что остальным было неизвестно. Например, он сразу сказал, что впервые слышит о каких-то там турнирах, и, скорее всего, это что-то связанное либо с войной, либо с наследованием. Он даже предположил, что на Теноре происходит смена власти, и тоже, как и остальные, уговаривал меня узнать хоть что-то.

Но отношения между нами несколько охладели после того, как я побывала на опасной планете. Ларс сам сказал, что его уже несколько раз вызывали на допрос, что на камерах обнаружили, что он был последним, кто меня видел.

— Ты, наверное, что-то им всё-таки про меня наговорила, Птица, — сказал он мне как-то, и я даже обиделась.

— С чего бы мне что-то на тебя наговаривать? Ты вообще-то мой единственный друг здесь, в академии.

После этого разговора мы вроде бы помирились, но холодок, который возник, всё равно остался. Хотя на общих лекциях мы всё равно садились вместе и обедать ходили тоже вдвоём.

Тенорцы с младших курсов, те, кто не участвовал в боях, если так совпадало, что они тоже в это же время обедали, смотрели на нас так, будто мы делали что-то запрещённое.

— Почему они так смотрят? — задавался вопросом Ларс.

— Откуда я знаю, — привычно отмахивалась я.

— А мне думается, что знаешь, но не хочешь говорить, — улыбался Ларс, но дальше выпытывать не старался.