– Это как?
– «Почил с миром» – значит, не мучился перед смертью. А пожил он на свете, хвала Небесам, подольше многих… Только недавно слёг в больницу. Но и там особо не страдал, скончался во сне. Видишь, какой спокой- ный?
– Ага, – согласилась я. – А можно его потрогать? Я осторожно…
– Да, конечно.
Мои пальцы коснулись Дедулиной кисти. Та была холодной и уже превратилась в вещь.
– Мне страшно! – пропищала сестрица, молчавшая до сих пор.
– Почему, Кисэ? Прожить долго и почить с миром – это ведь хорошо! Ну ладно… пойдём уже. За нами ещё длинная очередь.
Обернувшись, я узнала двоюродных сестрёнок – Юри в школьной форме и Ами в чёрном платье. У обеих глаза на мокром месте.
И только в прихожей я наконец увидела тётушку Мицуко, а рядом с ней – Юу в чёрной рубашке с длинным рукавом. Глаза наши встретились, и он посигналил мне долгим тревожным взглядом. Тётушка Мицуко цеплялась за него, как утопающий за соломинку, и лицо её было мокрым от слёз.
– Всё в порядке, Мицуко, – повторял Юу и гладил мать по спине, напоминая скорее мужа, чем сына. – Всё хорошо…
– Вечером начнётся всенощное бдение, – сказал папа, когда мы вернулись в отведённую нам комнату. – А завтра – похороны.
– Как же всё это внезапно! – вздохнула мама. – Ну, до вечера ещё есть время. Вы, наверно, устали… Может, отдохнёте немного?
– Мне плохо, – заявила сестра и повалилась на футон прямо в школьной форме.
– А ты, Нацуки?
Но я лишь покачала головой. Мои нервы были натянуты как струны. Глаза совсем не были сонными. А кончики пальцев зудели от прикосновения к Дедулиной кисти.
Фигурку Юу я заметила из окна. Его чёрная ветровка маячила в глубине сада.
Выскользнув из дома, гудящего от хлопот, я побежала к нему.
– Юу!
Он обернулся.
– Нацуки? Ну как ты?
Его руки и ноги заметно выросли, и лицо уже не казалось слишком большим. Но всё-таки он пока оставался ниже меня, а пропорциями походил на забавную куклу.
– Что ты делаешь?
– Собираю садовые цветы. Ты же в курсе, что Дедулю похоронят в земле?
Я покачала головой.
– Нет… А как это?
– Его не будут сжигать. Просто выроют яму и закопают как есть, целиком.
– Да ты что… Серьёзно?!
На похоронах, которые я всю жизнь смотрела только по телевизору – в любовных драмах или детективах, – покойника сжигали в печи, а потом вся родня собирала его обугленные кости палочками для еды[23]. До сих я была уверена, что Дедулю похоронят точно так же. Но теперь не знала, что и думать.
– А до тех пор – ну, как считает Бабуля, – ему будет одиноко лежать просто так, и хорошо бы насобирать для него цветов из нашего сада.
– И я с тобой!
– Хочешь, я принесу тебе ножницы?
– Юу, послушай. У меня к тебе огромная просьба, – сказала я, уткнувшись взглядом в землю. – Возможно, это наша последняя встреча…
– Как? – Он удивлённо уставился на меня. – Почему? Вы переезжаете на край света?
– Ну просто… я больше не смогу сюда приезжать, – тихонько ответила я. А он всё таращился на меня, не понимая, что происходит. – Ты не нашёл звездолёт?
Он выдержал паузу – и покачал головой.
– Нет. По дороге сюда я добрался до старой молельни. Прочесал там всё вокруг, но звездолёта нигде не уви- дел.
– Значит, нам уже не успеть. Но… мы всё равно женаты, верно? А времени уже совсем в обрез! Поэтому… Пожалуйста, Юу… Я хочу, чтобы ты занялся со мною сексом.
– Ч‐чем?! – то ли выдавил он, то ли просто икнул. Но я продолжала как заведённая:
– Прошу тебя, Юу. Пока это тело не перестало быть только моим… женись на нём тоже!
Мой голос задрожал и сорвался.
Юу, похоже, обалдел не на шутку.
– Но это же… делают только взрослые. У нас ничего не выйдет!
– А ты никогда не думал, что ты не хозяин собственной жизни?
На пару секунд он замялся, подбирая слова. Затем тихонько ответил:
– Ну да… Мы, дети, себе не хозяева. Нашими жизнями командуют взрослые. Если тебя бросит мать, тебе будет нечего есть. Без взрослых ты не можешь ни пойти, ни поехать куда тебе хочется, так ведь? Вот и у остальных детей то же самое… – Он присел на корточки и потянулся к цветам на газоне. – Потому нам и приходится выживать, чего бы это ни стоило. Пока не вырастем.
Я присела рядом. Его ножницы, лязгнув, сре́зали стебель подсолнуха. Превратившись в трупик, тот склонился к нему на плечо, но Юу подхватил его и обнял, точно младенца. Глядя на это, я снова забормотала:
– Понимаешь… Меня скоро могут убить. Вот я и хочу стать тебе настоящей женой, пока не умерла. Всем телом… а не детскими обещалками.
Юу остолбенел.
– Ты что говоришь, Нацуки? Кто это собирается тебя убить?
– Один взрослый. Сопротивляться ему бесполезно.
– И что, тебе… даже некого о помощи попросить?
– Он очень сильный. Нам, детям, такого не одолеть. А взрослые слишком заняты своими большими делами, чтобы спасать мелюзгу. Ты это знаешь не хуже меня.
Юу замолчал. Подсолнух в его руках обронил лепесток. Я подняла голову.
– Кажется, их уже можно есть?
– Кого?!
– Подсолнухи. – Я ткнула пальцем в почерневшую сердцевину цветка. – Семечки уже высохли. Может, пора собирать урожай?
В конце каждого лета Бабуля всегда присылала нам семечки. А потом наступала осень, и я часто лузгала их в нашем садике, вспоминая её подсолнухи.
Поднявшись, я протянула руку и погладила чёрную корзинку цветка. Сразу несколько семечек выпало мне на ладонь.
– Это не те же, что Бабуля рассылает нам всем в подарок? – уточнил Юу, глядя на них с опаской.
– Кажется, да. А ты что, раньше никогда не собирал семечки?
– Нет.
Все добытые семечки я тут же отправила в рот.
– Ещё чуток незрелые.
Никакого вкуса я по-прежнему не ощущала. Даже у этих семечек. Единственное, что поняла, – они ещё сыроваты.
Немного поколебавшись, Юу тоже сунул пару семечек в свой маленький рот.
– Как-то невкусно…
– Ну кто же их пробует сырыми! – сказала я важно, хотя сама сгрызла уже чуть не пригоршню. – Вот дозреют – тогда самый смак!
Беспокойно двигая челюстями, Юу проговорил:
– Нацуки. Я твой муж и сделаю для тебя что хочешь. Но… ты правда этого хочешь? И думаешь, что это тебя спасёт?
– Да.
Он неуверенно покачал головой. Но всё же сказал:
– Ну ладно.
– Так ты согласен? Правда?!
– Ну да. Я ведь твой муж… Значит, сделаю всё что смогу.
И он чуть заметно улыбнулся.
Я посмотрела на мужа, который пока ещё был ниже меня ростом.
– Я тоже, Юу! Как твоя супруга, я тоже сделаю для тебя всё что смогу! И буду оберегать тебя от всех напастей!
– Моя суп… чего?
– Ты что, не знаешь слова «супруга»? Ну это… спутница жизни. Как ещё объяснить? В общем, твоя семья!
Будь под рукой словарь, я, конечно, проверила бы, откуда взялось это странное слово – «супруга». Но Юу так и просиял.
– Вон как! Значит, если мы супруги, то… у меня есть семья?
– Ну конечно!
Скрытые от всего мира тенью подсолнухов, мы с Юу сцепили руки. Его кисть была мягкой, как у девчонки.
На следующее утро, когда я снова надела чёрное платье и спустилась вниз, Дедуля уже лежал в гробу посреди гостиной. То была самая большая комната, где обычно расставляли столики, и все, кто был в доме, рассаживались на подушках вокруг, чтобы вместе поесть. Но сегодня мои тёти-дяди, одетые в чёрное, сидели на коленях рядами вдоль стен и слушали, как читает молитвы священник.
Вскоре все поднесённые к алтарю благовония догорели, и гроб с телом пора было выносить из дома наружу. Следуя инструкциям дядюшки Тэруёси, все задвигались туда-сюда, выстраиваясь в процессию: кровные родственники – здесь, старшие сыновья – там, за каждым – их отпрыски и так далее.
– Ну что, Юу? Поможешь нести гроб?
Юу легонько кивнул.
– Тогда вставай здесь… А ты, Ёта, как более кровный, сдвинься сюда, поближе…
– Я тоже хочу нести гроб, – сказала я. И тут же заметила, как у папы отвисла челюсть.
– Ты же девочка, Нацуки! – протянул растерянно дядюшка Такахи́ро.
Я застыла, не понимая, о чём он.
– Но ты можешь идти за ним, положив руку сверху, – нашёлся дядюшка Тэруёси. – Тогда вставай тут!
И я встала, как велено, сразу позади гроба.
– Ну что… двинули?
Один за другим все вышли в прихожую, обулись – и, соблюдая порядок в строю, вынесли гроб наружу.
Я оглянулась. За мной, рука об руку, шагали только мама с сестрой. Остальные женщины – сначала тётушки, потом кузины – следовали за Бабулей. Все они были одеты в чёрное и напоминали колонну муравьёв на тропинке в лесу.
По тропинке меж рисовых полей гроб доставили к деревенскому кладбищу, которое мы все посещаем на каждый Обон. На самом краю участка в земле была вырыта большая четырёхугольная яма.
Вот это да, подумала я. Когда это мои дядюшки успели выкопать такую дыру, если вчера они допоздна занимались всенощным бдением?
– Кто это сделал? – спросила я папу.
– Деревенские, – ответил он. – Все вместе пришли и вырыли.
Гроб опустили в яму.
– Ну вот, – сказал дядюшка Тэруёси. – Будем прощаться?
В крышке гроба приоткрыли окошко, и дядюшка Такахиро хриплым голосом произнёс:
– Что ж! Вот и пора тебе на покой, старина!
Все тётушки, как по команде, посмотрели на Дедулю и зарыдали.
Папа же лишь разок бросил взгляд на покойника и буркнул:
– Не волнуйся… В такую жару разложишься быстро!
Вскоре окошко закрыли, а по кругу пустили лопату, чтобы каждый смог бросить в могилу по горстке земли. «Этак придётся закапывать его аж до ночи!» – прикинула я. И удивилась, когда дядюшка Тэруёси вдруг объявил:
– Ну, вот и всё. Пошли домой!
– Но он же ещё не закопан… – шепнула я папе. – Разве так можно?!