Вместо ответа в меня полетели мои чёрные мокасины.
Перепачканы были и колени, и бёдра. Обычно папа из себя выходил, если кто-нибудь лез в машину, не отряхнувшись как следует. Но сегодня он своими руками затолкал меня в салон, не проронив ни слова.
Мама с сестрой уселись на заднем сидении, зажав меня с обеих сторон. Покуда машина не тронется, я ещё могу убежать, решили они – и вцепились мне в локти так, что кости заломило от боли.
Когда машина тронулась, я бросила последний взгляд на своё родовое гнездо. И даже заметила чью-то фигуру в окне, но чью именно – разобрать не успела.
Мы долго неслись по шоссе. Потом сестрица запищала, что ей нужно в туалет, и мы заехали на сервисную стоянку.
– Я тоже хочу в туалет, – сказала я.
– Только смотри, без фокусов… Даже не думай! – предупредила мама. И, проводив меня до самой кабинки, замерла в ожидании под дверью.
Запершись изнутри, я тут же скинула обувь. В голове у меня проносились воспоминания о том, как когда-то мы с Ётой и другими детьми играли в сокровища. Каждый должен был спрятать какое-нибудь сокровище – ракушку или диковинный камешек – так, чтобы все остальные подольше его искали. Лучше всех прятал сокровища Юу. А я – лучше всех находила.
Ещё утром, когда обувалась, я почуяла что-то странное. И теперь, как только скинула обувь, вытащила стельку из мокасина.
Чутьё не обмануло меня. Я нашла твоё сокровище, Юу. То, что ты спрятал сюда ещё прошлой ночью.
ОБРУЧАЛЬНАЯ КЛЯТВА:
1) Не держаться за руки ни с кем другим.
2) Не снимать кольцо даже на время сна.
3) Выживать, чего бы это ни стоило.
Клянёмся!
Нацуки Сасамото
Юу Сасамото
Эту клятву мы дали друг другу, когда поженились. Целый год Юу хранил этот листок как самое ценное сокровище. И, как видно, уже вчера на самом краешке приписал: «Помни: ты обещала!»
Прижимаясь лопатками к двери уборной, я бесшумно осела на корточки. По другую сторону моих век зияла кромешная мгла. Я чувствовала Юу в себе – там, где наши внутренние органы соединились, – и это чувство не исчезало. Я проваливалась во мглу по ту сторону век, и эта бездонная мгла была такого же цвета, что и Открытый Космос, в котором мы с Юу утонули ещё вчера.
Время шло, а я всё вглядывалась в эту мглу, еле сдерживаясь, чтобы не закричать.
Глава 3
По моей лодыжке как будто что-то ползло. «Жук?» – подумала я и глянула вниз. Оказалось, развязался шнурок у кеда. Но руки были заняты целой кучей пакетов из супермаркета. Опускать их на землю ради такой ерунды, а потом опять собирать? Это уж слишком, решила я и зашагала дальше, похлёстывая шнурком по асфальту. Благо шагать уже оставалось совсем чуть- чуть.
Многоэтажка, в которой я обитаю теперь, расположена возле станции, в каких-то пятнадцати минутах ходьбы от дома моего детства.
Замуж я вышла три года назад, когда мне стукнуло 31. Тогда же родители и уговорили нас с мужем снять квартиру именно здесь. Я сперва была против: мотаться на работу в Токио со станции «Мирáй Нью-Таун»[26] – не ближний свет, да и после моих холостяцких депрессий хотелось сменить обстановку. Но теперь привыкла: как ни крути, это очень удобно, когда и станция, и все нужные магазины находятся буквально за углом.
Минералку могла бы заказать, как обычно, по интернету, ругнула я себя на ходу, перехватывая пакеты поудобнее. Так нет же – повелась на распродажу, схватила аж две бутылки, вот теперь и страдай…
Поутру ветерок с балкона казался прохладным, и я накинула плащ, в котором теперь изнемогала от пота. Хотя октябрь уже начался, солнце припекает почти по-летнему.
– Я дома! – кричу я, заходя в квартиру. Муж возится на балконе с цветами. Услышав меня, он выглядывает из-за шторы и приветливо машет рукой.
– Наш толстяк совсем пересох! – сообщает он.
– Ну этот можно не поливать до самой весны. Я читала, что к зиме он сбрасывает все свои листья и засыпает, а весной отпускает новые.
– Что, серьёзно? Ох уж эти растения! Просто инопланетяне какие-то…
Мой муж – человек простодушный и впечатляется от чего угодно. Слушая мои объяснения, он склоняется перед цветком, как перед бюстом какого-нибудь героя, и с почтением трогает толстый стебель.
– Это что! Ты бы видел, какие растения в Акисине, – продолжаю я. – Такие буйные, словно хотят тебя проглотить… Не будешь их вовремя подстригать – пиши пропало: матушка-природа отвоюет обратно и твой дом, и все твои поля с огородами!
– Обожаю слушать твои истории про Акисину, – отзывается муж. – У меня-то все предки из Токио. В трёх поколениях! И для меня всё это и правда звучит как фантастика. Да… было бы здорово когда-нибудь туда съездить.
При этом он вовсе не льстит – ему и правда нравятся мои истории. Вернувшись с балкона, он глядит на меня с восторгом.
– Вспомни ещё что-нибудь! Недавно ты упомянула какую-то комнату с шелкопрядами… И что же там было?
– Ну, я сама не видела, только слышала от дядюшки… В общем, когда дядюшка Тэруёси был маленьким, взрослые задумали разводить шелкопрядов. В тесной комнатке на втором этаже. Поначалу их держали там в бамбуковых корзинах и кормили листьями шелковицы. Но росли они ужас как быстро, а размножались ещё быстрей. И уже очень скоро по всему огромному дому ползали жирные мохнатые гусеницы…
Муж слушает меня зачарованно, как ребёнок, которому рассказывают волшебную сказку. Заражаясь его любопытством, я уже к середине рассказа начинаю верить, что даже эта дядюшкина история случилась не с ним, а со мной, – и с азартом выуживаю из памяти новые и новые приключения.
– А ещё, говорят, в Акисине каждой весной покупали по пять молодых курочек. И два или три года выращивали в курятнике, чтобы те несли яйца. А потом бедняжкам сворачивали шею – и поедали их на Обон и на Новый год…
– И ты тоже поедала задушенных курочек на Обон?
– Возможно. Я плохо помню, но… кажется, в моём детстве уже не было никакого курятника.
– Как же это прекрасно! – восхищается муж. – Прямо дары настоящей жизни, как она есть… А вот я в жизни не встречал другого мяса, кроме как в упаковке из супермаркета. Чёртов Токио! Тому, кто хочет научиться жить по-человечески, здесь делать нечего…
Мой муж, как и многие уроженцы мегаполиса, испытывает неодолимую тягу к жизни в деревне. Зато в доме, где растили меня, по Акисине скучать не принято, так что я с удовольствием ностальгирую с ним.
Слушая мужа, я ставлю кастрюлю с водой на плиту.
– Что ты сегодня ешь? – интересуется он.
– Хотела спагетти сварить. Но вот поговорила с тобой, Тόмоя, и решила сделать сόбу…[27] По словам дядюшки, из тех курочек они готовили суп с луком и грибами-сиитакэ́. Что-то вроде утиного супа по-окинавски. Вот я и подумала: отличный бульон для собы!
– Хм-м… Звучит и правда заманчиво!
Я вскрываю пакетик собы, отмеряю порцию на одного, высыпаю в кастрюлю. Мы с мужем редко едим вместе – даже по выходным, как сегодня. И в этом ещё один плюс нашего партнёрства.
Сам он готовкой не заморачивается – просто покупает в ближайшем мини-маркете какие-нибудь обеды в коробках или рисовые колобки. Его мать готовить никогда не умела, и к домашней стряпне он с самого детства не приучен. Впрочем, я и сама поступаю так же, когда устаю, – хотя сварганить какую-нибудь лапшу для меня ещё быстрее и проще.
– Я, пожалуй, немного посплю, – объявляет муж.
– Давай. Зря, что ли, сегодня выходной?
– И не говори…
Конечно, убраться из родительского дома я мечтала давно. И всё же главное, чему я радуюсь, живя теперь здесь, – это даже не близость к станции, а дешёвая арендная плата, благодаря которой наша бездетная семейная пара может позволить себе снимать обычную двушку с просторной кухней – и спать при этом раздельно.
Муж достаёт из холодильника минералку, наливает в стакан, выпивает, уходит к себе. Я в его комнату не захожу никогда. Лишь изредка замечаю случайно за приоткрытой дверью, как аккуратно выстроены на стеллажах его любимые книги и фигурки, которые он бережно хранит с малых лет. Что он, что я – по жизни мы оба большие любители надолго убегать в свою норку от внешнего мира; но хотя бы теперь, слава богу, никто не пилит нас за это, как в детстве.
Сев за стол, я поедаю гречневую лапшу по рецепту из своих же воспоминаний о дядюшкином рассказе. Никакого вкуса в ней нет. Балконную дверь муж оставил открытой, и ветер с запахом осени покачивает край скатерти, свисающей со стола.
Когда мы встретились, мой будущий муж работал на полной ставке в семейном ресторанчике на окраине Токио. А я до тех пор подрабатывала по вызову – в компании, сдававшей в аренду строительное оборудование. Но срок моего контракта истёк, и я наслаждалась вынужденной свободой, проедая свои сбережения и подыскивая очередную подработку.
Конечно, я понимала: чем дольше сижу без дела, тем «бледнее» выгляжу на собеседованиях. И решила подыскать что-нибудь новенькое за пару недель, а пока устроить себе «осенние каникулы» и отдохнуть как следует. Всё-таки постоянные сверхурочные на прежнем месте совсем меня измотали.
Радость от этих «каникул» омрачало, пожалуй, только одно. Разгуливая по улицам средь бела дня, я вдруг поняла, что все кварталы вокруг нашей многоэтажки просто кишат моими старыми знакомыми и приятелями школьных лет. Одни, оставаясь холостяками, по-прежнему жили с родителями, другие завели свои семьи, но большинство тех, кто решился на ипотеку или, как мы с мужем, снимает квартиру, так и живут там же, где их выкармливали.
И чем больше я слушала их рассказы о том, что именно родной городишко – идеальное место для воспитания детей; что здесь куда проще, чем в Токио, найти подходящую няньку для малыша, не говоря уже о «бесплатных» старичках-родителях у тебя же под боком, – тем отчётливее перед моим тоскующим взором громоздился всё тот же образ Фабрики по разведению людей, что так пугал меня в школьные годы.