– Нацуки! Ты чего там? – окликнул меня муж, обернувшись. Я вздрогнула и побежала их догонять. А стайка ворон на другом берегу уже вовсю расклёвывала подношения, которые мы в очередной раз оставили нашим предкам.
Наш отпуск заканчивался через месяц. Большего мы с мужем позволить себе не могли. Дальше закончатся все наши сбережения, да и обитатели Фабрики молчать не станут. Очень быстро найдут нас здесь – и утащат обратно с собой.
– С отъездом лучше успеть до зимы, – предупредил нас Юу. – Снега здесь знатные. Первого этажа бывает вообще не видать!
Муж был явно расстроен. Но, как ни жаль, мы ведь знали, что месяц отдыха – наш предел, думала я. И рассчитывать на большее было бы иррационально…
С дороги перед самым домом открывался вид на огромную гору. День ото дня её склоны всё больше краснели, а ещё через месяц вся гора оказалась укутана яркой осенней парчой.
Вернувшись с очередной прогулки, мы пожарили пирожки с овощной начинкой – и, уплетая их, обсудили, кто чем займётся в течение дня. Юу решил повозиться в саду, а муж захотел отправиться на поиски щавеля. Я не знала, встречается ли щавель такой поздней осенью, но муж твёрдо решил найти хоть что-нибудь, и его было уже не остановить. Мой рот по-прежнему не распознавал никакого вкуса, так что, даже найди он свой ненаглядный щавель, я не смогла бы насладиться его неповторимой кислинкой. От этой мысли мне стало грустно, и я решила прибрать немного на кухне.
– Как же меня вдохновляют эти стаканы! – вздохнула я. – Может, если дядюшку попросить, он разрешит мне забрать один с собой?
– Об этом лучше спрашивать тётушку Рицуко, – отозвался Юу. – Возможно, она ими дорожит…
– Я поняла.
Садовая листва за перильцами веранды уже подёрнулась красными сполохами.
– Впервые в жизни я вижу Акисину осенью! – воскликнула я. – Раньше, когда бы я ни приехала, здесь всегда было лето… Даже не представляю, каково будет здесь, когда всё завалит снегами!
– Здешний снег похоронит всё, – отозвался Юу, не глядя на меня. – До самой весны…
– Понимаю. Но представляю с трудом.
– Это потому, что ты смотришь только на то, что тебе хочется видеть! – внезапно уколол меня Юу.
Опустив голову, я вполголоса буркнула:
– А другие люди не так?
– Другие люди не отворачиваются от вещей, которые им не нравятся, и стараются с ними ужиться!
С первого дня, как только я призналась ему, что я настоящая инопланетянка, болезненная догадка подтачивала меня изнутри.
Может, Юу презирает меня?
– Какая шикарная смена пейзажа! – мечтательно протянул муж. – Тотальный осенне-алый – на тотальный зимне-белый… Я всю жизнь прожил в Токио. И ни разу не видел настоящих сугробов. Это должно быть потрясающе… Как прекрасные сны наяву!
Взгляд Юу чуть потеплел.
– Ну, в реальности эти сны намного грубее… – заметил он мужу с улыбкой.
– Но именно в этой грубости – самая суть деревни! Много бы я отдал, чтобы однажды здесь перезимовать! – бормотал муж как заведённый, даже понимая, что мы всё равно не останемся.
– Я смотрю, это место поразило тебя в самое сердце, дружище! Не так ли? – отозвался на это Юу. В своей обычной манере – не отказывая, но допуская.
То был настоящий Юу, каким я его знала. Даже когда тётя Мицуко практически затыкала сыном дыру, зиявшую на месте покойного мужа, и даже когда я заставляла Юу жениться на мне, он не противился напрямую. Подчинения и уступки – вот какое ноу-хау он выбрал себе для выживания.
– О да! Не то слово! Страсть как хотел бы посмотреть, каково здесь зимой. Но, боюсь, уже не судьба… Никогда не знаешь, что с тобой сотворит эта чёртова Фабрика, – пробормотал муж уже чуть слышно.
Мы чуяли это оба. Уже очень скоро Фабрика пришлёт к нам гонцов. Ненавязчиво, но неизбежно нас утащат отсюда и бросят обратно в цеха. Моего мужа заставят работать, меня – рожать. И до скончания моих дней все вокруг будут рассказывать мне о том, как это прекрасно.
Я готовилась к этому. И только ждала, когда же он настанет – день, когда меня отформатируют окончательно и я в кои-то веки стану Идеальной Деталью.
Ни моя утроба, ни тестикулы моего мужа нам не принадлежат. Скорей бы меня откомпостировали. Чтобы больше уже не мучиться. И начать каждый день улыбаться прекрасной иллюзорной реальности, в которой мы все обитаем.
Мои молитвы, похоже, были услышаны. «Гонцы» от Фабрики прибыли в Акисину буквально на следующий день.
Я успела позавтракать и чистила в ванной зубы, когда во входную дверь постучали.
– Иду-у! – закричала я и побежала в прихожую.
За дверью стояла моя сестра. И держала за руку мою племянницу. Увидев меня в пижаме, та презрительно усмехнулась.
– Нацуки! У нас гости? – спросил Юу, выглядывая из кухни. При виде моей сестры лицо его окаменело.
– Привет, Юу! Давненько не виделись. Я – Кисэ. Помнишь меня?
– Э‐э… Да, конечно. Тысячу лет…
– В общем, вы тут зависли слишком надолго, – сказала сестра. – Мама начала психовать. И я приехала на разведку.
Она говорила как пьяная, чуть растягивая слова. Или насмотрелась сериалов и просто копирует очередную телезвезду?
– О, Кисэ? Рад тебя видеть! – громко объявил муж, выныривая из гостиной. И уж он-то переигрывал даже больше моей сестры.
Муж ненавидел Кисэ.
Она была одной из тех, кому Фабрика даровала спасение. С раннего детства сестра ни с кем не дружила и не могла вписаться ни в один коллектив. Но Фабрика успела отформатировать ей мозг – и всего за несколько лет превратила её в образцовое устройство, фанатично преданное Фабрике.
Каждый раз, когда мужу приходилось с нею пересекаться, он ворчал потом по углам:
– Из всех кукол на Фабрике эта самая омерзительная!
Я пригласила гостей на кухню, предложила им чаю. Моя племянница, которая весной должна пойти в первый класс, радостно забегала по дому.
– Вы же не собираетесь зависать здесь навеки, не так ли? – проговорила сестрица, повернувшись ко мне. К пирожкам, что пожарил Юу, она даже не прикоснулась, сказав, что уже пообедала.
– Разумеется, нет, но…
– Как муж и жена, вы не должны слишком долго стеснять собой людей. И уж тем более мешать Юу жить своей жизнью. Ты однажды уже постаралась. Может, хватит?
От этих слов Юу побелел как стена.
– Короче, вы должны срочно вернуться назад и жить дальше как все нормальные пары! – подытожила сестра. – Ты же согласен со мной, Томоя?
– Э‐э-эм-м… – невнятно проблеял муж и жадно, забыв о приличиях, набросился на жареные пирожки.
– Ну я-то здесь лишь затем, чтобы проверить, что вы ещё живы. Очень уж мама психует. Всё-таки здесь живёт Юу, а ты припёрлась с законным мужем и вообще…
– Простите… Боюсь, я не должен всё это слышать. Может, вас лучше оставить наедине? – очень вежливо выдавил Юу. Возможно, ему стало неловко за то, что мы так долго позволяем этой нахалке нести околесицу.
– Ты, Юу, и тогда не был виноват. Но разве о вас больше не судачат в деревне? Вот и я беспокоюсь. Кто знает, чего ещё от вас ожидать?
По тону сестры было ясно: говорит она не за себя. Так говорят исключительно от лица Мировой Общественности. Этому её таланту я даже слегка завидовала.
Моей племяннице наскучило бегать по дому, и сестра поднялась.
– Ну а теперь… нам, пожалуй, пора!
– Какая жалость! – радостно воскликнул муж и кинулся раздвигать перед ними все двери до самого выхода. – Неужто не посидите ещё чуть-чуть?.. Поболтали бы не торопясь… Так жаль, так жаль… – повторял он, разворачивая ботиночки гостей у порога носками наружу.
– Я ещё вернусь, – пообещала сестра.
Похоже, она знала, как сильно муж ненавидит её. Покорно стерпев всю его клоунаду, она не упрекнула его ни словечком, когда выходила вон.
Я проводила её до машины.
– Ты что, вела машину по этой дороге? Сама?!
– Ну да.
– Так ты теперь классный водитель? С ума сойти! А в детстве, помню, тебя вечно тошнило в горах…
– Кстати! – словно бы спохватилась сестра. – Ты в курсе, что все эти митингующие на станции опять в новостях?
Это было сказано так некстати, что я не сразу сообразила, о чём она.
– Помнишь, не так давно студента зарезали? Убийцу-то вроде нашли. Да сам этот убитый, Игасаки-сэнсэй, был такой смазливый, что историю его убийства раскрутили по всем каналам. И теперь журналисты кричат, что схема убийства – точная копия того, что уже случилось лет двадцать назад. Так что семья жертвы снова вышла на митинг и скандалит во всех новостях. Обычно дом, в котором случился такой кошмар, жильцы покидают. Но эти даже не думают оттуда съезжать! Все соседи на их улице просто в шоке. И теперь поговаривают, что, возможно, сами же родители его грохнули. А улики, понятно, скрыли – и теперь надеются, что дело замнут. Полная жуть, короче!
– Ничего себе…
– Помнится, ты помогала им памфлетики раздавать? Может, снова помочь захочешь?
– Я подумаю.
Когда рокот её машины совсем затих вдалеке, я вернулась в дом. Мои ноги слегка подкашивались.
Муж стоял посреди алтарной и громко кричал:
– А‐а-а! Проклятые упыри! Они всё-таки притащились сюда!
Он наступил на мой матрас, поскользнулся – и, чтобы не упасть, ухватился за мои плечи.
– Её мозги прошиты на все сто… Значит, я снова перестану быть тем, кто я есть?! И всё из-за этих тварей?!
– Спокойно, Томоя. Моя сестра не в силах заставить нас вернуться. Все, что она может, – это давить нам на психику, чем и занималась только что. Мы всё ещё можем оставаться здесь, сколько нам нужно.
– Ты видела её глаза? Это же безумие! Она смотрела на нас как на преступников и забавлялась как кошка с мышкой: «Сегодня я вас, так и быть, отпущу…» Да что она о себе возомнила, дрянь?! Какого чёрта я должен перед нею оправдываться?!
Юу, следивший за этой сценой с открытым ртом, наконец встрепенулся. И, похлопав мужа по плечу, произнёс:
– Успокойся, дружище. Холодает уже… Не пора ли погреть наши задницы под котацу?