Когда наконец можно стало снять жгут, а марля оставалась белой, мы сели все втроем рядом на тротуар, спиной к стене, глядя, как пожарные напоследок для порядка поливают дымящиеся остатки нашего павильона. Катастрофа, конечно. Но могло быть хуже.
К нам подошла Кассандра. От дыма и инея ее наряд превратился в лохмотья. Я посмотрела на свой костюм — ага, очень похоже на бедняжку, выкопанную из груды щебня после землетрясения. Но у меня было ощущение, как будто какая-то часть моего тела еще придавлена холодильником, а Кассандра сияла, словно фея-крестная только что сообщила, что ей полагаются новое бальное платье и хрустальные башмачки.
— Тент сгорел начисто, — объявила она радостно. — Зато ничего из того, что было рядом, не пострадало. Просто невероятно, как быстро приехали пожарные. Джерико говорит, что они тут из лучших в штате.
— Джерико — кто это? — устало спросил Вайль.
— Спецполицейский, — ответила Кассандра. — Джерико Престон.
Я взметнула руку, и мы с Кассандрой хлопнули друг друга по ладони.
— Что за ликование? — поинтересовался Коул.
— Видение Кассандры сегодня сгорело вместе с этим пожаром, — ответила я. — То есть у них с Престоном еще может что-то получиться.
Он тут же рухнул перед ней на колени, прижал руки к сердцу:
— Молю тебя, о воплощение красоты, скажи, что это неправда! Неужто ты отдала свое сердце другому?
— Не надоело дурачиться? — спросила она, но засмеялась.
Коул встал на ноги.
— Не знаю, как вы, — сказал он, — а меня после пожара вдруг дико пробило на что-нибудь вкусненькое. Полезем в холодильник? У тебя такой вид, Вайль, что тебе не повредило бы что-то бодрящее.
Вайль кивнул.
— Только сначала душ.
— Это если я раньше тебя туда не попаду, — возразил Коул, смерив его взглядом. — И почему-то мне кажется, будто сегодня я могу тебя опередить.
— Нам всем надо помыться, а нагреватель в фургоне такой нагрузки точно не выдержит. — Я подумала о ключе от номера, спрятанном у меня в ящике для оружия, и вдруг мой дурацкий поступок заиграл новой гранью. — Я возьму себе номер в отеле. И у меня будет долгий и горячий душ, а вы тут давайте обходитесь своими трехминутными сменами.
— Замечательная идея, — отозвалась Кассандра. — А мне с тобой можно?
Я задумалась. Либо придется ей открыть мой странный поступок, либо как-то изощренно прикинуться, будто я только снимаю номер, который на самом деле уже сняла. А знаете что? А вот хрен с ним. Ей только до меня дотронуться, она тут же узнает правду во всех подробностях.
— Естественно, — ответила я. — Пойдем в нашу девичью комнатку.
Кассандра помогла мне встать:
— А, да. — Я посмотрела на Вайля. — Вы тут как-то без нас обойдетесь с часок?
Он кивнул в каком-то странном оцепенении. Уходя вместе с Кассандрой, я услышала слова Коула:
— Что это было?
— Это нас обвели вокруг пальца, ответил ему Вайль. — Скажи спасибо, что они на нашей стороне.
Глава 19
Кассандра настояла, чтобы я в душ я пошла первой — моя идея, мой номер и мое непонятное сновидение, без которого вообще ничего бы этого не было.
— Ты понимаешь, что вся эта история вертится вокруг твоих отношений с Мэттом? — спросила она, когда я закончила объяснять, откуда у меня ключ-карта.
Я кивнула.
— Вот жалко, что Грегори тогда ушел. Уверена, что он мог бы помочь. Может, ему позвонить?
— Я тут вспомнила еще одного человека, с кем можно поговорить, — ответила я, и больше мы эту тему не затрагивали.
Какое приятное ощущение после душа, как будто отмылся до скрипа. Я сидела на кровати, перещелкивая каналы и думая, что могла бы сама сниматься в рекламе мыла, когда в дверь постучали.
Наверняка Коул. Морда типа «сдаюсь на милость победителя», пришел проситься в горячую воду.
Я открыла.
Дэвид, неотразимый в своей темно-синей броне, выпалил с порога:
— Жасмин, они идут сюда!
— Как они нас нашли? — прошептала я. У меня в мозгу какой-то малыш проскакал на взмыленной лошади по извилинам с криком: «Вампиры! Вампиры идут!»
— Мэтт мог им сказать.
Я ударила его в плечо — сильно.
— Мэтт никогда бы нас не предал!
Судя по лицу Дэвида, он так не считал, но у него хватило ума смолчать.
Он выглянул в коридор, осмотрелся. Я тем временем прицепила наплечную кобуру, застегнула портупею потуже.
Чисто, показал он.
Я осторожно вышла за ним.
Светло-желтые стены. Бордовый ковер с крупным растительным орнаментом. Золотые светильники. Ощущение буржуазной обыденности, чем-то врубающей ощущение ужаса. Еще бы саундтрек из Хичкока — и можно прямым ходом следовать в дурдом.
Дэвид ткнул меня в плечо.
— Соберись! — прошипел он.
Уж кто-кто, а твой близнец чует, когда ты воспаряешь мыслью. Его не обманешь.
С нашего места лифта не было видно, но лестница всего через две двери слева. И этаж всего второй — очень недолго спуститься в вестибюль, добраться до поджарых черных мотоциклов, что ждут нас снаружи. Но это если повезет, а нам не повезло.
Распахнулась дверь на лестницу, и не меньше дюжины людей-охранников бросились к нам. Дэвид полоснул по ним из «М4», свалил, наверное, шестерых, остальные подались назад, давая нам возможность повернуться и бежать.
Мы бросились по коридору, тревожно переглянувшись при звонке лифта, остановившегося на нашем этаже. Из ниши, где оказалась кабина, вышли Джесс и Мэтт, неестественно красивые и непривычно жестокие. У обоих по шее струилась кровь, но они это вряд ли заметили, надвигаясь на нас.
— Ах ты стерва! — заорал на меня Дэвид. — Ты им дала умереть!
Эти слова взорвали меня гранатой.
— Нет! — крикнула я в ответ. — Они могли жить! Они могли быть сейчас с нами!
— Ну вот. Зачем бы нам такое? — спросил Мэтт, широко улыбаясь, и новые клыки блеснули кровью из его собственных губ.
Ярость охватила меня, внезапная и непобедимая. Она горела во рту и в пальцах, каким-то краем сознания я поразилась, что волосы у меня не вспыхнули пламенем.
— Ты мудак! — заорала я на него. — Превратился, значит? Кретин, трус, МУДАК!
Я бросилась на него неудержимым зарядом гнева, имея одну только цель: измолотить гада и вышвырнуть его к чертям из Додж-сити.
И ударила так, что у самой сердце чуть не лопнуло. Он упал навзничь, увлекая с собой Джесс. Дэйв у меня за спиной все выкрикивал исковерканные и злые слова, и я их слышала и понимала, но не могла бы перевести.
— Давай, давай! Давай! — кричала я ему.
В конце коридора светилось широкое окно, и я бросилась туда, как спринтер-автогонщик, ударила ногами и пролетела насквозь, прикрывая лицо, чтобы осколки резали только ноги, руки и плечи — небольшая цена за свободу. Упала на подогнувшиеся колени, покатилась, как тот бедняга слаломист, пропустивший ворота на олимпиаде и чуть не упавший вниз со склона. Быстро поднявшись, я успела добежать до края парковки, и тут он меня поймал.
Я обернулась, рыча как загнанный в угол барсук.
Вайль отпустил меня, поднял обе руки вверх, показывая, что у него нет оружия.
— Ты пошла в гостиницу принимать душ, — сказал он. — Я не должен был отпускать тебя без охраны. Должен был знать, что ты можешь заснуть. Кирилай предупредил меня, что ты в опасности. — Он посмотрел на меня, и глаза у него наполнились слезами. Следующие его слова я еле услышала и запомнила, наверное, только потому что потрясена была, услышав от него ругательство. — Твою мать! Ты посмотри, до чего я тебя допустил.
У меня начали болеть раны по всему телу. Огромной волной накатила слабость.
— Вайль… что-то мне нехорошо. — Я посмотрела на себя — кровь и стекло покрывали меня примерно в равных количествах. И здоровенный кусок стекла торчал из правого бедра. — Вот это точно придется зашивать, — сообщила я заплетающимся языком и отключилась.
Глава 20
Следующие два часа тихо проплыли медленной лодочкой через зомбиленд. В основном я просто таращилась в никуда. Я заверила озабоченного и начисто лишенного чувства юмора доктора Даррила, что не собиралась совершать самоубийства и что на этой неделе ему не придется снова меня видеть. Я согласилась пообщаться со специалистом по расстройству сна и даже не удивилась, что таковой существует. Но когда мы с Вайлем вышли из приемного отделения, я бросила в урну карточку с датой визита.
— Зачем ты это сделала? — спросил Вайль недоуменно.
— Это через три недели. Мне ни за что не прожить так долго с этими кошмарами.
Мы взяли такси до гостиницы, и я подождала снаружи, пока Вайль разбирался с портье. Все было очень цивилизованно, и в конце они пожали друг другу руки. Лучше бы орали. Если бы я видела, что тетка злится на меня за разбитое окно, то меньше чувствовала бы себя пациенткой дурдома.
Уверив его, что могу дойти обратно до фургона, я тут же поймала себя на желании, чтобы Вайль меня понес. Это могло бы уменьшить его чувство вины — такое жаркое, что хватило бы на неделю отапливать Ватикан. Я не видела в этом смысла — его же там не было. Но он чувствовал, что должен был быть, потому что он схверамин. Даже спрашивать не надо, и так понятно. А чувство вины — оно никогда не играет честно.
— Есть хочешь? — спросил он. — У нас с собой сандвичи.
— Да нет, спасибо.
— Замерзла?
— Да нет, пожалуй.
— Устала?
— Чуточку.
— Тебе надо спать, — сказал он и пристукнул тростью по земле. — Ладно, не важно.
Его взгляд пробежал по моим забинтованным рукам, остановился на ноге.
— Она не болит, — сказала я.
— Но будет.
Это да. Скоро действие обезболивающих прекратится, и начнется одно сплошное «ой».
И что сказать? «Я тебя прощаю»? Надменно. «Могло случиться с каждым»? Очевидно. «Это моя проблема»? Только если я собираюсь вечно быть одинокой. Но должны быть какие-то слова, чтобы оттаяло ледяное лицо Вайля, это подавляющее чувство вины «я-не-смог-тебя-защитить».