За окном лило и гремел гром – должно быть, первая гроза в этом году. Утренний свет тихонько колыхался и подрагивал от дождя, и хотелось снова уснуть, и чтоб непременно приснился медведь и кресло тёти Фуфы.
В доме было тихо, только вздыхал где-то вчерашний запуганный пёс, которого привезли Джахан с Хабаровым. Он долго не хотел идти в дом, а когда его всё же уговорили, почти бегом бросился в угол между диваном и книжным шкафом и там остался, сколько его ни звали.
…После работы я вернусь домой и куплю собаку. Не очень большую, чтобы можно было брать в самолёт. И не очень маленькую, чтобы можно было поговорить. Я буду выбирать собаку долго и со вкусом, возможно, даже посоветуюсь с Дашкой. Впрочем, какой из Дашки советчик!..
Думать о собаке и Дашке было приятно.
Макс намеренно усилием воли запрещал мыслям вернуться к тому, что стало ему очевидно ночью.
Он знал, что всё правильно, но сначала он встанет, умоется и выпьет кофе, а уж потом будет проверять. Во всём должна быть система.
Он всегда мылся холодной водой, но в тамбовском «частном секторе» вода была какая-то уж совсем ледяная. Макс сильно озяб и растирался полотенцем до красноты, до боли.
Одевшись, он зажёг на кухне газ, погрел над пламенем конфорки руки и поставил чайник.
Джахан не появлялась, хотя всегда вставала раньше всех.
Макс сварил кофе – зёрна мололись в ручной мельнице, которую он таскал с собой, на чашку холодной воды примерно три большие ложки кофе, так его когда-то научили в Италии, отрезал кусок сыра и задумчиво съел.
…Я прав, прав. Ну конечно, я прав!..
Кофе поднялся коричневой шапкой, и за секунду до того, как закипел, Макс снял его, осадил пену и снова дал подняться. Теперь нужно подождать, пока осядет гуща. Он подождал.
Вот теперь можно пить и проверять любые гипотезы.
Он отрезал себе ещё сыра и забрал кусок вместе с чашкой в комнату.
…Значит, «гром», «засов», «телефон», «выселок», «логарифм», «обобщение», «сноповязалка».
И «вомбат»! Там ещё был «вомбат», вдруг вспомнилось ему.
Всё моментально сошлось, и он поглядел на пирамиду слов.
…Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев, погибший странной смертью в библиотеке имени Новикова-Прибоя!..
– Макс, сварить тебе кофе?
Он ничего не ответил, разглядывая пирамиду, и Джахан заглянула в дверь.
– Зайди.
Она вошла и встала у него за спиной.
Вдвоём они ещё некоторе время смотрели на пирамиду.
– Поедешь туда? – Джахан кивнула на листок с выписанными словами.
Он кивнул.
– Это прямо по твоей части, – заметила она. – Но всё равно будь осторожен.
Он задрал голову и посмотрел на неё снизу вверх.
– Я всегда осторожен.
– Мне просто захотелось тебе это сказать. Наверное, я старею, Макс.
– Ну. – Он поднялся. – Никто из нас не молодеет. Это было бы странно.
– Я приготовлю тебе завтрак, – поспешно сказала она. – Только дай мне десять минут.
Она вышла, и через некоторое время до него донеслось, как в большой комнате она разговаривает с собакой.
…Никто не молодеет, это точно!.. Что они станут делать, когда их время выйдет окончательно и они больше не будут пригодны для оперативной работы?.. Нет, есть, конечно, некие аналитические отделы, службы сбора информации и всякое такое, где постаревшие агенты находят себе занятия! И что с того? В работе ради заработка ни один из них не нуждался – их долго и тщательно учили преуспевать практически на любом поприще, и Макс точно знал, что сделать какую угодно карьеру совсем не сложно. Есть элементарные законы психологии, и если их соблюдать, вожделенная карьера, гарцующая в отдалении, как дикая лошадь, быстро окажется прирученной, взнузданной и стреноженной!..
…И всё же. Что они станут делать?.. Звонить друг другу по телефону? Вместе отдыхать в санаториях? Писать мемуары – гриф «Для служебного пользования»?
Почему-то Макс никогда не представлял себе жизнь «после», ему это и в голову не приходило. Как никогда не представлял себе, что с ним будет после смерти родителей!
Они должны были жить вечно – у них не получилось.
– Завтрак готов, Макс.
В расписной пиале была ложка овсянки с орехами и мёдом. На тарелке солёный творог с кинзой и укропом, завёрнутый в тонкий лаваш. В плошке жареный арахис. В чайнике чай.
Овсянка была воздушна и приветлива, как сливочные июльские облака.
Макс проглотил ложку и спросил:
– Где ты всему этому научилась?
– Бабушка научила, – отозвалась Джахан. – Она считала, что женщина должна уметь всё – и шелка носить, и глину месить. Вот тогда она настоящая женщина!.. И она очень гордилась моей профессией. Считала, что это самое лучшее для девушки.
Макс взглянул на Джахан:
– А какая у тебя профессия? По бабушкиной версии?
Та улыбнулась:
– Я врач, Макс.
– А-а.
В дверях показался пёс, видимо, привлечённый звуками и запахами завтрака. Всем видом он выражал сомнения в том, что его примут и покормят. Опущенный хвост свисал почти до пола и не шевелился.
Джахан положила ему в миску овсянки, а сверху ещё вывалила полбанки тушёнки.
Пёс подошел, понюхал – они наблюдали за ним. Повернулся и посмотрел на них с изумлением. Потом снова уставился в миску. Хвост дрогнул и качнулся из стороны в сторону. И ещё раз, посильнее.
– Мы его смущаем, – сказала Джахан и отвернулась.
Пёс принялся жадно есть. Уши у него вздрагивали, и по бокам как будто прошла волна. Смотреть было неловко, Макс тоже отвернулся.
– Куда мы его денем?
– Хабаров решит, это его собака. Нет, не так. Это собака дяди Саши, и он поручил её заботам Хабарова.
– А есть возможность поручить её заботам дяди Саши обратно?
– Я не знаю, – призналась Джахан.
Они допили чай и разошлись, уговорившись встретиться у Даши в номере, если до вечера ничего не случится.
Первым делом сразу после завтрака Даша на своём самокате угодила в дорожно-транспортное происшествие.
Усатый мужик на «Газели», сбивший её на пешеходном переходе, махал руками и орал как резаный. Даша рыдала и не могла ступить на ногу. Целёхонький самокат валялся рядом. Толпа, моментально собравшаяся вокруг них, попеременно сочувствовала то шофёру – совсем оборзели эти молодые, сами под колёса бросаются, по сторонам не смотрят, небось в телефон пялилась, вот и допялилась! – то Даше – гоняют, сволочи, как хотят, правил никаких не соблюдают, вон и переход для них не указ, а если б коляску с младенцем сбил?!
Приехала патрульная машина, из неё выбрались сержант с лейтенантом и, оглядев зарёванную Дашу, сразу приободрились и заулыбались.
Мужик-газелист по тому, как они заулыбались, понял, что плохи его дела, того гляди срок впаяют!..
– Да она сама под колёса бросилась, – убеждал он лейтенанта, чуть не плача. – Христом Богом клянусь!.. Не было её, точно не было, и вдруг уже под машиной моей лежит!
– Видеорегистратор есть? – оглядываясь на красотку, с которой разговаривал сержант, спрашивал лейтенант. Ему хотелось тоже поговорить с красоткой!
– Да какой, в борозду, видеорегистратор, начальник! – чуть не плакал газелист. – На что он мне, я больше шестидесяти даже по трассе не иду! Не виноват я, ты послушай меня, не виноват! Сама она бросилась! Может, она психическая!
Беловолосая красотка была не похожа ни на какую «психическую», и лейтенант – понятно! – заранее принял её сторону.
– Ладно тебе, дядя! Сбил на переходе человека, так и отвечай по закону. Протокол составим, свидетелей опросим, чего теперь!..
Однако ясное как божий день дело быстро стало выворачивать совсем в другую сторону.
Красотка, усевшись в патрульный «фордик», призналась, что сама виновата. Она всхлипывала, вздрагивала, прятала глаза и говорила, что не может допустить, чтобы из-за неё пострадал человек. Ещё с работы его выгонят, а у него наверняка семья, дети!..
Как же всё произошло? А вот как: она катила себе на своём агрегате по тротуару. Модная штука, в Москве все на таких катаются! И улицу переходить вовсе не собиралась!.. Она по тротуару катила, в правой руке у неё был эспандер – красотка показала зелёный бублик из литой резины. Она всегда ходит с эспандером, чтобы тренировать кисть. Ей важно тренировать кисть, она художник! И этот эспандер у неё как-то выскользнул и ускакал на проезжую часть. Красотка бросилась за ним, а тут дядька на «Газели»! Да он и не задел её, она сама от страха упала, когда увидела, что прямо на неё машина едет! Не виноват дядька, ни в чём не виноват!..
Лейтенант переглянулся с сержантом. Сроду у них таких происшествий не было, чтобы жертва выгораживала виновника!.. Даша покивала – всё, всё правда! Сама виновата!
Лейтенант порывался составить протокол – так положено, нельзя без протокола, – но красотка в два счёта убедила его, что никаких протоколов не нужно, зачем?..
Потом как-то так вышло, что они с сержантом предложили подвезти её до гостиницы, чтоб она джинсы переодела – на коленке была дыра. По дороге заговорили о байках, о повальном увлечении мотоциклами, о том, что по весне из-за байкеров этих у патрульных работы прибавляется, и не помогает ничего, ни штрафы, ни агитация, ни плакаты с трупами и горелыми железками – всё равно гоняют, как придурки бешеные, ну и разбиваются, конечно… Красотка сочувствовала – она вообще оказалась понимающей. Лейтенант по гибэдэдэшной базе посмотрел владельцев двух каких-то мотоциклов, она попросила. Сказала, что вот эти гоняют, как беспредельщики полные. Лейтенант, который не мог оторвать от неё глаз и сидел рядом с водителем спиной вперёд, обещал при случае беспредельщиков остановить и прочистить им мозги.
На прощание красотка его поцеловала.
Когда он выволок из багажника её самокат, она трогательным движением заправила за уши белые гладкие волосы, улыбнулась, глядя ему в глаза, чмокнула в щёку и умчалась под шикарные своды «Тамбов-Паласа».
– Яка гарна дывчина, – обиженно сказал сержант, которого не поцеловали и вообще не обращали на него внимания. Он родился в Харькове и время от времени выражался по-харьковски.