– Да не закроют нашу библиотеку, – пробормотала Галя. – Что вы, сколько народу к нам ходит… Как вы думаете, Алексей Ильич?
– Вот я в московском ТЮЗе «По щучьему веленью» смотрел, до сих пор помню!.. Это сколько ж мне тогда было? Ну, девять, не больше!.. А помнится же!.. Нас родители из Калача на экскурсию привозили. Там Третьяковка всякая, Царь-пушка, пятое-двадцатое. И в театр ходили! Ох, сильная вещь была!..
Настя засмеялась.
– Вот «По щучьему веленью» всё теперь и выходит, – распалился писатель. – Емеля на печи лежит, а печь его везёт, и куда привезёт – большой вопрос.
– Так ведь искусство! – возразил Хабаров. – Вас в детстве в театр водили, товарищ писатель? Нравилось вам?
– В Москве бывать не приходилось, мать одна меня тянула, не разгуляешься. А тут, в Тамбове, ходили с классом, конечно…
– Сказки смотрели? – привязался Хабаров.
– Ну, и сказки тоже.
– А какие, какие?
Писатель вздохнул, вспоминая.
– Про кота в сапогах, – признался он. – Такой был кот роскошный, а усищи!.. Я тогда по малолетству думал, что он настоящий. И на двух ногах ходит, и разговаривает человеческим голосом.
– Ну вот и выходит, хорошо, что сказки ставят! Или плохо?
– Да я про другое говорю! Галя, положи мне ещё запеканочки. Я про то, что гибнет культура и вскоре совсем погибнет!..
– Да нууу, – протянул Хабаров. – Вот Светлана Ивановна и девочки не дадут ей пропасть. А? Не дадите?
Настя опять засмеялась. А Галя вздохнула – уж больно ей нравился московский проверяльщик. Руки какие – сильные, красивые! А волосы – густые, чистые, как будто золотые искры переливаются, или, может, выгорели так! И глаза – ясные, весёлые, а уж как улыбнётся, пиши пропало. Ему бы артистом быть, чтоб по телевизору показывали, а он в хозяйственном управлении!..
– Я в пол-одиннадцатого, – сказал Хабаров Светлане Ивановне, – отойду ненадолго по делу. Может, Настя с Галей за меня продолжат? Вы уж сделайте милость, помогите, девушки. А я вернусь и подключусь.
– Я с удовольствием! – пискнула Галя.
Светлана Ивановна пожала плечами:
– Да, пожалуйста. Всегда рады.
– Что же запеканки-то не покушали, Алексей Ильич? Я пекла, старалась. Пётр Сергеевич мою запеканку очень любил.
– Он же один жил, да? – спросил Хабаров. – Сам себе и готовил, и стирал, и убирал?
– Ох, вы, мужчины, все как под копирку, – сказала Настя со вздохом. – Вам самое главное, чтоб за вами стирали и убирали!..
– Всё правильно, – поддержал Мурашов-Белкин. – Женщина как была в средневековом рабстве, так и осталась. Домашняя прислуга, и больше ничего.
– Как же ничего? – удивился простодушный проверяльщик. – Вот наши девушки! На работу ходят, по домам не сидят.
– Да то-то и оно-то, что теперь женщина ещё и на жизнь должна заработать! Не только подать-убрать-постирать, но и зарплату принести! Рабство и есть.
– Эмансипация, – поправил проверяльщик. – Равенство полов. Все одинаково работают и зарабатывают.
– Не больно-то мужчины разбежались с нами одинаково работать!.. – вдруг вспылила Светлана Ивановна. – Мы отсюда, из библиотеки, сразу в магазин бежим, потом домой, а там вторая смена – обед поставь, посуду помой, у кого детки, уроки проверь! А тут и третья – в огороде тоже само ничего не вырастет! Вон наш Петя, такой понимающий мужик был, такой душевный, а попросишь, к примеру, грядку вскопать, ни за что не станет!.. Сто причин найдёт для отказа!.. Не любите вы, современные мужчины, работать! Разучились совсем.
– А жена? – задал вопрос Хабаров. – Ушла от него, что ли? Из-за грядок?
– Какая жена? – не поняла Светлана Ивановна. – Ах, да не было у него никакой жены, может, по молодости только, но он не рассказывал, а я не расспрашивала. Один он жил, одинёшенек.
– Да вроде не старый ещё, – удивился Алексей Ильич.
Светлана Ивановна махнула рукой:
– Должно быть, нагулялся! Помню, говорил он мне, что, мол, все свои обязательства выполнил, и новых ему не хочется. Для себя пожить хотел человек. Любимым делом занимался – любил он библиотеку нашу, от души любил!.. А ещё мечтал антоновку восстановить, какой она раньше была – каждое яблоко с кулак величиной, жёлтое, на свету прозрачное, надкусишь, сразу сок брызнет!.. Нет сейчас такой антоновки…
Зазвонил телефон.
Светлана Ивановна сняла трубку и позвала Хабарова.
– Кто там? – спросила Галя у Светланы Ивановны, когда тот отошёл к телефону.
Та рассердилась:
– Господи, ещё ты встреваешь! Выдумала себе чепуху какую-то! – Но Галя смотрела так жалобно, что Светлана Ивановна продолжила, понизив голос: – Ну, девица какая-то, из управления, секретарша вроде!
Секретарше Галя обрадовалась – хорошо, что не жена. Впрочем, не может быть, чтоб такой мужчина жил бобылём на манер Петра Сергеевича!..
Хотя и директор бобылём не был, это Галя точно знала…
Светланочка Ивановна с писателем принялись за свои бумаги, Хабаров с Настей за опись, а Галя вернулась в читальный зал, развернула карамельку, сунула за щёку, вздохнула и стала рисовать на бумажке и мечтать.
…Вот бы москвич в неё влюбился, сделал предложение и забрал с собой. А что, так бывает, по телевизору то и дело показывают!.. Приезжает столичный житель в провинцию, влюбляется в простую девушку и увозит её, и там, в столице, у неё начинается совсем другая, увлекательная жизнь! Свадьбу они, конечно, здесь сыграют, в Тамбове. Чтоб все видели. Чтоб все знали!.. Светлану Ивановну пригласят, Настю, всех родственников и соседей. Соседки, материны подруги и врагини, станут качать головами – надо же, какого жениха Галька-то отхватила!.. Видный, достойный, да ещё из Москвы!.. Сидела-сидела, никто не брал, и вон как жизнь повернулась!.. А она, Галя, такой хорошей женой будет, самой лучшей! Она же всё, всё умеет, о чём он там говорил, – и готовить, и стирать, и уют наводить! Борщ у неё даже лучше, чем у матери! А в отпуск сюда, в Тамбов, они на машине приедут, на джипе. Наверняка у такого мужчины джип. Галя представила себе, как она на джипе подкатывает к материной хрущёвке, и во дворе всё замирает, все смотрят, как она выходит – туфли на шпильке, платье с корсажем, а сама загорелая, только с заграничного курорта!.. А муж ей ручку подаёт – ну, как в кино, как в кино. И подарки всякие, сюрпризы то и дело. Галя в журналах читала, что правильные мужчины своим жёнам разные приятные сюрпризы делают. И работать он её устроит не в библиотеку, а в министерство, непременно в министерство! Там, должно быть, красиво и богато, кругом ковры, компьютеры, кондиционеры разные, кофемашины…
Галя вздохнула, перевернула листок и продолжила рисовать.
…Хоть бы раз с таким мужчиной по улице пройтись. Вот все обзавидуются, оглядываться будут, перешёптываться наверняка.
Тут она сообразила, что это можно устроить. Вполне можно!..
Она посмотрела на часы, достала из ящика круглое зеркальце в розовых пластмассовых завитушках, пригладила щёткой волосы и намазала губы липким перламутровым блеском. Вскочила, одёрнула юбку и подхватила сумку.
– Светланочка Ивановна, я сбегаю домой, – умоляющим голосом сказала она, заглянув за перегородку. – Я кота забыла утром впустить, представляете?
Начальница зацокала языком, понимая, что случилась почти трагедия:
– Беги, конечно! Если народ придёт, я тебя подменю! Вот бестолковая, как это ты так? Выпустить выпустила, а обратно не пустила?
– Сама не знаю как.
– Ну, беги, беги!..
Галя выскочила за калитку, немного отбежала, снова посмотрела на часы, поминутно оглядываясь, перешла улицу и стала разглядывать разложенные на пластмассовом столе у тётки-торговки носки, гольфы и лифчики.
– Любой размер есть, – равнодушно сказал тётка, скользнув по Гале взглядом.
– Хорошо, хорошо.
Хабаров долго не появлялся, и Галя замучилась с этими лифчиками и носками, да и тётка смотрела всё подозрительней.
– Выбрали чего, девушка?..
Галя купила капроновые носки за пятьдесят рублей, рассудив, что впереди лето и носочки всегда пригодятся, и тут только увидела Хабарова. Он быстро шёл по той стороне улицы.
– Алексей Ильич! – закричала Галя и замахала носками. – Подождите, Алексей Ильич!
Тот оглянулся и приостановился. Галя подбежала.
– А я кота забыла впустить, – заговорила она на ходу. – Он у нас самостоятельный, сам гуляет! Его только из подъезда нужно выпустить, а потом обратно забрать! А я забыла!
– Бывает, – сказал Хабаров, несколько растерявшись. – Вам в какую сторону?
– А? Да мне туда, туда, – и она махнула рукой. – Пойдёмте?
Она взяла Алексея Ильича под руку, и они пошли.
– Нравится вам у нас в городе? – спрашивала Галя. – Или в Москве лучше? У нас хорошо, особенно летом! Тепло, яблоки! В Москве, конечно, лучше, я понимаю!.. А вы там где живёте, в центре или на окраине? У нас в центре красиво, зато на окраине участки большие. У вас участок есть?
Она твёрдо держала Хабарова под руку и шла всё медленней, то и дело стреляя по сторонам глазами.
– Вы к нам в отпуск приезжайте! Непременно! – Тут она заглянула ему в лицо. – С женой и с детками! У вас жена и детки есть?
– Как не быть, – улыбнулся Хабаров. – Марфе тринадцать, а Тёмочке на той неделе два стукнуло. Такой бутуз! Да я вам фотографии покажу, хотите?..
Галя пала духом.
…Марфа, да ещё Тёмочка двух лет!..
Не женится на ней столичный проверяльщик, не заберёт в Москву, не повезёт на курорт. Моментально она почувствовала себя рядом с ним несуразной, плохо одетой, слишком навязчивой. И правда – что привязалась к человеку!.. Зачем ты ему нужна? У него вон… бутуз.
– Это хорошо, когда детки есть, – упавшим голосом молвила Галя и вытащила руку у Хабарова из-под локтя. – Не скучно.
– Не скучно, – согласился Алексей с сочувствием. Он всё понимал, но ему нечем было ей помочь.
– Вон наш Пётр Сергеевич! – продолжала Галя. – Умер, а близких никого нету, и деток нет.
– Он всегда один жил?
– Пётр Сергеевич? Один-одинёшенек.