– Что вы переводите?
– Разное!.. Что попросят. Всякие сложные инструкции, иногда документы. Студентам курсовые делаю. У нас есть филологический факультет, там английский и французский преподают, а студенты всегда ленятся сами курсовые писать. Статьи из журналов часто заказывают, школьной лексики не хватает!.. Я и подумала, что вам нужен перевод!
– Вы работаете переводчиком? – Макс не очень представлял себе, как именно можно работать переводчиком в Тамбове.
– Не-ет. – Она удивилась. – Я так подрабатываю. Дома и в картинной галерее! А работаю на телевидении редактором.
…Переводчик, редактор, книга по музейному кураторству, картинная галерея. Нужно перестать забавляться и начинать думать всерьёз.
– Я тогда скажу в библиотеке, что книгу вам отдала, хорошо? А то они с меня спрашивать будут, там у них строго!..
Она вдруг смутилась, и Макс понял, в чём дело.
– Максим Шейнерман, – представился он ещё раз. – Искусствовед.
Елизавета посмотрела на него. Он улыбался, но почему-то ей показалось, что он насторожен или даже рассержен. Только что он был совсем другим.
– Максим Шейнерман, – повторила она медленно, вспоминая. – Да, сейчас … Подождите, у вас же тоже есть книга! Правильно? «Весёлый новый век» о мирискусниках!
– Всё верно. Как это вы вспомнили?..
– Мне вашу книгу Пётр Сергеевич тоже не дал! – Она засмеялась. – Сказал, что я могу посмотреть иллюстрации! Они прекрасно подобраны!
…Да. Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев!..
– Вы у нас в Тамбове по делам? Или у вас здесь родственники?
– Я собирался посетить картинную галерею.
– Слушайте, это замечательно! – Она явно пришла в восторг. – Хотите, я вас провожу? Здесь недалеко! Нет, вы не подумайте ничего такого, просто к нам не каждый день приезжает Максим Шейнерман! И это чудеса, что мы с вами так случайно познакомились!
Ни в чудеса, ни в случайности Макс не верил.
– У меня есть знакомая Елизавета Хвостова, – начал он. – Она коллекционер. Я когда увидел ваше имя в карточке, подумал, что, может быть, вы родственница…
– Нет, вряд ли, – живо отозвалась Елизавета-вторая. – У нас никого нет, ни двоюродных, ни племянниц.
– То есть вы совсем одна?
– В каком смысле? У родителей дом в пригороде, а здесь раньше бабушка жила. Дед давно умер, его в войну совсем малышом в Германию угнали, он после этого болел долго и умер рано. А бабушка сейчас с родителями живёт. – Елизавета объясняла всё это очень обстоятельно и как-то так, что Макс слушал с удовольствием.
…Интересно, какие у неё родители и бабушка? Он попытался представить. Родители наверняка инженеры, или так – отец военный, а мать врач. Бабушка… кем может быть бабушка такой вот Елизаветы Хвостовой? Учителем литературы, пожалуй. Она должна быть в очках, коротко стриженная, громогласная и очень деятельная.
– Ваша бабушка учительница литературы?
Она удивилась.
– Нет, бабушка – врач. Почему вы так решили?.. Мама – учительница литературы!
– Я всё перепутал.
Она засмеялась.
– А паспорт вы не теряли? – спросил он.
Елизавета удивилась:
– Теряла! А почему вы спрашиваете? Я в Москву ездила и где-то там посеяла. Потом целая история была, в поезде теперь тоже нужно показывать паспорт! Ну, я как-то выкрутилась. Пойдёмте?.. Я только обуюсь.
Они вышли на улицу, Елизавета поправила шарф и потянула носом воздух.
– Как я люблю весну! – воскликнула она. – Особенно здесь, у нас! Скоро всё зацветёт, сады будут в такой дымке. А ведь ещё даже не май. То есть всё впереди. Вы в Москве живёте?
– В основном в Прибалтике. В Москве я работаю.
Она значительно покивала, признавая, что есть такие особенные люди, которые живут в одном месте, а работают в другом. Например, живут в Париже, а работают в Нью-Йорке, это так здорово!..
– У вас очень старый дом.
– Да, – подхватила Елизавета, – начало прошлого века. Совсем дряхлый старичок. Я всё боюсь, что его снесут или он сам рухнет. Вот ужас.
– В таких домах, должно быть, неудобно жить.
– Не очень, – согласилась Елизавета, помедлив, и спрятала нос в шарф, ветер был сильный и свежий, словно со снеговых гор. – Но я люблю, чтоб была история, понимаете? У вещи или у дома. Или у человека!
– Пожалуй, понимаю.
– Конечно, щели, конечно, дует, а как же! Зимой рамы ватой забиваем, и всё равно несёт. Двери не закрываются, сквозняк. Ну и что? Зато окна какие, потолки! Вы обратили внимание на балки?
– Обратил, конечно.
– Ну вот! Когда смотришь на эти балки, хочется сделать что-нибудь великое.
Макс засмеялся.
– Нет, правда! И самое главное, всё есть. Газ есть, горячая вода есть. Чуть-чуть бы подлатать нашего старика, он бы ещё сто лет прожил!
– Это вы про дом?
– Это я про дом.
Некоторое время они шли молча.
Елизавета время от времени косилась на искусствоведа с мировым именем. Искусствовед как раз очень походил на человека, который живёт в Женеве, а работает, допустим, в Лондоне – иначе зачем ему мировое имя!.. Он был смуглый, ухоженный, словно до блеска отмытый. Отросшие волосы шевелил ветер. Одежда – подогнанный пиджак, футболка, узкие джинсы, легкомысленное пальтецо и кеды – делала его похожим на персонаж из модного журнала. Елизавета любила модные журналы с фотографиями! На фотографии в журнале он сошёл бы за концептуального режиссёра, популярного писателя, или – да, искусствоведа.
Как его занесло к ней в дом?.. Правда чудеса!.. Сейчас в галерее он наделает переполох, а как же иначе!.. Она предвкушала и веселилась.
Её немного смущало, что он словно чем-то недоволен. Впрочем, какая ей разница!
– А кем вы работаете в галерее? – в конце концов спросил Макс. – Тоже переводите?
– Ну да, – кивнула Елизавета. – Статьи из Pictures and Arts и из Museum International. Письма всякие. У нас очень хорошая галерея, мы часто на выставки ездим, то в Бельгию, то в Голландию. Не самые знаменитые музеи приглашают, но вполне респектабельные.
– И вы тоже ездите?
– Меня пока не берут, – беззаботно откликнулась Елизавета. – У меня всё впереди, так говорит наш управляющий.
– Какой оптимист, – пробормотал Макс.
…Чем объяснить, что некая Елизавета Хвостова уже встречалась с ним совсем в другом месте и совсем по другому делу?.. Совпадение? Не бывает таких совпадений, хотя нельзя сказать, что имя какое-то небывалое, редкое. Имя как имя. Всё остальное вполне логично – книга нашлась и, судя по штампу, была на самом деле взята из библиотеки имени Новикова-Прибоя, адрес в карточке указан верный, девушка не была ни взволнована, ни обеспокоена его визитом.
Посмотрим, что будет дальше.
Тамбовская художественная галерея располагалась в просторном доме в стиле классицизма – высокие окна, строгие портики, мраморные ступени. Вокруг был «старый Тамбов» – особняки, липы, сквер на той стороне, львы по обе стороны подъезда. У львов были немного облупившиеся носы, и морды от этого казались удивлёнными.
Девушка потянула на себя тяжеленную дверь с латунными украшениями. Макс дверь перехватил.
– Я вас провожу сразу к управляющему, – говорила Елизавета на ходу. – Сейчас все на месте, до обеда ещё далёко. Хотя обедаем мы на работе, домой ходить как-то не принято. Я однажды ушла, и мне потом выговор сделали. То есть не в прямом смысле – выговор, а пожурили просто.
…Даже если бы она не была так красива…
Нет, нет, не так. Если бы она была совсем некрасива, но так же улыбалась, говорила и двигалась, от неё всё равно невозможно было бы оторваться.
– От вас невозможно оторваться, – сказал Макс Шейнерман ей в спину.
Она оглянулась:
– А?..
– Я говорю, пожурили – хорошее слово.
– Здравствуйте, Алиса Петровна, – громко сказала Елизавета в сторону деревянной будочки с надписью «касса». Будочка ютилась в углу просторного вестибюля, в окошке горел жёлтый свет и выглядывала любопытствующая старушенция. – Мы к управляющему!
Голоса гулко отдавались от высоченных потолков и стен мраморного парадного. Три широкие ступени вели к другой, большой, лестнице, которая полого поднималась к высоким окнам, занавешенным римскими шторами. У лестницы перед турникетом сидел человек в форме и читал газету.
Завидев Елизавету, он сначала посмотрел поверх очков, потом определил их на лоб и посмотрел под очками, задрав щетинистый подбородок.
– Яков Андреевич, мы пройдём?
Вахтёр солидно кивнул и нажал кнопку. На панели загорелся зелёный глазок, и турникет провернулся.
…Пётр Сергеевич Цветаев совершенно точно был большой шутник, но вряд ли он мог спрятать то, что они ищут, именно здесь! Вся охрана – благожелательный дедок с газетой и турникет. Или это первое впечатление, а на самом деле тут Форт-Нокс?
– Ну вот, наша галерея. Сейчас как раз выставка художников двадцатых годов. Можно потом сходить посмотреть. Это ужасно интересно! На чём они писали, уму непостижимо! На картонках, клеёнках, на резинках каких-то! Одна работа есть на кафельной плитке, представляете? То есть художник нашёл где-то кусок кафельной стены или выломал в богатом доме и написал картину.
– Я знаю, – кивнул Макс. – Я сталкивался с такими работами.
Елизавета вдруг остановилась, так что он чуть не налетел на неё.
– Вы меня извините, – сказала она совершенно искренне. – Я морочу вам голову своими копеечными познаниями, а вы…
– Искусствовед с мировым именем, – подсказал Макс.
– Правда извините!..
…Ему хотелось ухаживать за ней: пойти на выставку художников двадцатых годов и там поразить её воображение глубокими знаниями. Продекламировать сонет Шекспира, и непременно по-английски. Пригласить покататься на яхте и пройти весь Ботнический залив – вдвоём, без всяких сопровождающих. Слетать на выходные в Берлин или съездить в Москву – в Берлине сейчас выставлен весь авангард, а в Москве Зинаида Серебрякова.
…Это всё невозможно, но самое невозможное, что он больше никогда её не увидит.