– Хотите, я ее найду?
– Кого? Лену? Да мы сейчас зайдём в костюмерную, и все дела.
Елизавета шла очень быстро, и он не сразу приноровился, отставал от неё на шаг.
– А правда, зачем вы пришли?
– Повидаться, – сказал Макс. – Давно не виделись.
Она посмотрела на него и засмеялась.
– Я вас утром даже не стала на нашу программу приглашать, вы же всё равно не согласитесь! А программа у нас неплохая, правда! Называется «Разговоры запросто».
– Многообещающе звучит.
– Мы всех гостей города стараемся приглашать, ну всех! И артистов, и политиков, спортсменов тоже. И в первую очередь своих, городских, конечно, только своих у нас мало, они все уже кончились давно. Подержите!
Елизавета сунула ему папку и двумя руками потянула тяжёлую дверь:
– Лена! Лена, вы здесь?
– Да, да, – отвечали из глубины помещения, звук был глухой, как из погреба. – Сейчас иду!
– Мы опаздываем уже, а Наталья голая!
Следом за Елизаветой Макс протиснулся в тесное помещение, завешанное одеждой. Пожалуй, он никогда не видел такого количества тряпок, предназначенных прикрывать человеческую наготу!.. Одежда висела на рейлерах, громоздилась в ячейках шкафов, низвергалась с потолка на крючьях, вылезала из гардеробов – на дверях гардеробов тоже висела одежда. Здесь были костюмы, платья, блузки, жилеты, сорочки – отдельно и всех размеров. В ряд стояла обувь, явно ношенная, сначала мужская, потом женская, и ряд терялся в глубине комнаты. Обувь явно эволюционировала, от старомодных ботинок на «манной каше» к современным кроссовкам и кедам. Макс подумал, что там, в начале, должно быть, стоят сапоги и валенки, как же иначе, а ещё дальше лапти и опорки!
Худенькая темноволосая женщина выбралась из-за тряпичных курганов. На вытянутых руках, как на подносе, она несла нечто летящее, воздушное, свешивающееся на две стороны.
– Там пятно было, – озабоченно говорила женщина, – на самом видном месте. Я в прошлый раз не заметила. Когда Наташа его посадила! Пришлось быстренько застирать. Но уже всё, всё, бегу!..
– Зачем такая прорва одежды? – спросил Макс. – Для кого?!
Худенькая женщина улыбнулась. Улыбка у неё была дивная.
– Для ведущих, конечно. Да вы не удивляйтесь, тут, считай, склад. С шестидесятых годов одежда хранится. Мне говорят, чтоб выбросила, а как я могу?.. Жалко. Там у меня костюмы, в них детки встречали Гагарина, когда он в Тамбов приезжал. Телевидение снимало, специально для съёмки костюмы пошили, они все целы. Как же выбросить?
Елизавета придержала дверь, чтобы Лена с летящим и воздушным в руках смогла выйти, и сказала Максу:
– Теперь в студию! Или вам к директору нужно? Вы же, наверное, к нему пришли? Это на втором этаже, только я вас проводить не могу, у меня там гость наедине с коньяком. Гиблое дело!
– Я пришел пригласить вас на свидание, – сказал Макс. – Сегодня вечером, после вашей съёмки. Мы даже сможем выпить коньяку.
Елизавета страшно удивилась.
– Меня? – переспросила она недоверчиво. – На свидание?
Макс вдруг рассердился.
– Вы мне понравились, и я приглашаю вас на свидание. Что тут особенного? Или у вас дети и внуки?
– Нет, нет, ничего особенного, – торопливо произнесла Елизавета, словно оправдываясь. – Я с удовольствием, конечно. Я всегда пью коньяк по вечерам после съёмок с… малознакомыми мужчинами!..
…Если окажется, что она мой враг, подумал Макс Шейнерман отчётливо, я застрелюсь.
– Тогда давайте за мной, я вас там где-нибудь посажу, ладно? У нас гостевого редактора нет, я совмещаю, чтоб денег было больше, мне придётся к гостю уйти.
– Ничего, я подожду.
Тут она решила его предупредить:
– Это всё может затянуться.
– У меня полно времени.
…Всё ему нравилось, всё приводило в хорошее настроение, обычно ему не свойственное. В тебе, мальчик, некогда говорили тёти Фуфа и Марочка, сосредоточена вся скорбь еврейского народа! Мальчик всегда был серьёзен и жизнь воспринимал всерьёз – как трагедию. Веселился он редко и словно с оглядкой – на прошлые и будущие беды.
На Тамбовском телевидении он веселился от души, и Елизавета Хвостова полностью соответствовала его веселью. Утром она была одета как-то по-другому, а теперь на ней были плотная белая маечка с длинными рукавами и широченные шёлковые штаны на помочах. Видимо, и помочи, и штаны были придуманы неспроста, потому что всё это казалось чертовски сексуальным, особенно когда лямки падали с узких плеч и она поправляла их рассеянным движением, а они то и дело падали!.. И шёлк, полоскавшийся вокруг длинных ног и открывавший узкие щиколотки, всё время хотелось потрогать, Макс был уверен, что он тёплый на ощупь – от её тела.
Всю съёмку он простоял за спиной у человека, переключавшего монитор с одной камеры на другую. Должно быть, это для чего-то требовалось. Ненадёжный гость, о котором беспокоилась Елизавета, оказался на редкость скучным дядькой в жёлтом негнущемся костюме и при бороде. Макс даже толком не понял, кто он, то ли депутат, то ли какой-то чиновник.
– В аспекте майских указов президента, – говорил мужик с тоской, – нам ничего не остаётся, как соответствовать и отвечать на современные вызовы в плане градостроительства, а также строительства дорог и домов. К третьему ква рталу текущего года мы планируем закончить начатое в первом, а также во втором ква ртале, а именно, ликвидацию аварийного прорывного колодца на улице Тургенева и заделку промоин весеннего паводка на улицах Луначарского и Циолковского совокупно.
Ведущая билась до последнего – надо отдать ей должное!.. И Макс отдавал. Когда она выскочила из-за шкафа с волосами торчком и в одном белье, он решил было, что она убогая дурочка и совсем ни на что не способна, но оказалось, способна! Она спрашивала бородача о дешёвых ипотечных кредитах, о земельных участках – из-за них, насколько понял Макс, в Тамбове разгорелась какая-то баталия, – о тротуарах с пандусами для пенсионеров и молодых мамаш, но ничего не вышло. Гость не сдавался. С монотонным упорством он продолжал гнуть своё – про ликвидацию, систему мер и непонятно к чему пришедшиеся майские указы.
– Съёмка окончена, всем спасибо, до субботы.
– Больше никогда, – в сердцах сказала Максу давешняя Тамара Павловна, – вот клянусь, никогда больше его не позовём! Это жуть что такое!
– Да ладно вам, Тамарочка, – потягиваясь, проговорил человек у монитора. – В следующем месяце опять позовёте! Кого ещё звать-то? Город у нас маленький, откуда гостей брать?
– Нет, нет, Богом клянусь, в последний раз!
Народ медленно расходился из студии, а Елизаветы Хвостовой всё не было.
Наконец она прибежала, запыхавшаяся и красная.
– Проводила, – выдохнула она. – Он мне до самой машины продолжал рассказывать!
И захохотала. Тамара Павловна захохотала вместе с ней, и Макс заулыбался.
– Главное, спрашивает: я хорошо выглядел? А сняли красиво? – И опять захохотала. – У меня, говорит, левый профиль рабочий, а правый нерабочий! У него! Профиль!.. Можно я пойду, Тамара Павловна? А то меня вот… Максим… ждёт.
– А вы знаете, откуда это пошло – рабочая сторона, нерабочая сторона? – спросил Макс, когда они выбрались на весеннюю улицу. – Этот ваш гость сказал – профиль.
– Нет, откуда?
– Когда кинематограф только начинался, очень сложным делом было поставить свет в студии так, чтобы не было теней. Никто не умел этого делать!.. И лампы были несовершенные, и плёнка, и киноаппараты. Человек в кадре мог стоять только определённым образом, ну, я не знаю, так, чтобы тень от его носа не падала на лицо партнёра! Вот это и называлось – рабочая сторона. Снимают только с этой стороны!
Елизавета слушала с большим интересом.
– По-моему, первых артистов так и гримировали, только пол-лица, которые предполагалось снимать. Но тут я не уверен. Куда мы пойдём?
– А куда мы пойдём?
– Туда, где красиво. Где у вас красиво? В городском саду? На центральной площади?
Елизавета Хвостова немного подумала.
– Пойдёмте к театру. Там есть чудный сквер, можно посидеть на лавочке. И сам театр мне нравится! Вообще мне кажется, у нас везде замечательно. Вы не смейтесь – мне так кажется, и всё тут!.. Я в Москве училась, в университете, мне там тоже нравилось, но домой хотелось страшно! У нас и зимой хорошо, и летом. А когда сады цветут!.. У родителей яблоневый сад, самый настоящий.
Теперь Макс слушал с большим интересом.
Он слушал и раздумывал, взять её за руку или не брать. И волновался от своих раздумий.
– Не просто пять деревьев, а именно сад. Тут в Тамбове всегда было принято иметь сады. Потому что всё растёт, что ни посади!..
– Антоновка? – спросил Макс, вспомнив, что он на службе. – Я знаю, покойный директор библиотеки занимался прививками, хотел возродить антоновку.
– Да, да, – подхватила Елизавета. – Он мне рассказывал и показывал даже!
– Вы были у него дома?
– Ну-у, нет, конечно. Но я в библиотеку часто хожу, и с Петром Сергеевичем мы дружили. То есть он со мной дружил, конечно! У него книг полно было именно про сорта яблок, и так интересно написано. И веточку он мне показывал, как прививать. Это непростое дело.
– Сейчас не модно ходить в библиотеки, – сказал Макс. – Сейчас модно ходить в антикафе. А в Тамбове библиотека популярное место, удивительное дело!..
– У нас книжные магазины не очень, – пояснила Елизавета. – И в последнее время так дорого книжки покупать!.. А читать хочется. Я без книги жить не могу, нет, не в том смысле, что сразу умираю, просто мне неинтересно. Книга… как человек, понимаете? Бывает друг, бывает враг. Бывает пустомеля.
– Пустомеля, – повторил Макс и взял Елизавету за руку.
Рука была тонкая и крепкая, в замшевой перчатке.
– В библиотеку много народу ходит! Мы с Никитой то и дело встречаемся, он в нашей школе учился, а сейчас работает в гостинице «Тамбов-Палас». Такое шикарное место!
– Я знаю.
– Вы там остановились?
Макс покачал головой.