Она вышла на крыльцо и зажмурилась – мощные фары светили прямо в лицо. Навстречу ей из машины выбрались двое в синей форме. Люди расступались, пропуская их.
Было очень холодно, и крупные звёзды дрожали над дальней Белухой.
– Здравствуйте, – поздоровалась женщина в синей форме. – Что у вас?
– Девочка двенадцати лет, воспаление аппендикса. Ждать было нельзя, аппендэктомию я провела.
– Самостоятельно? – удивилась прибывшая женщина.
Джахан ничего не ответила.
– Ну, посмотрим. Проводите нас.
Джахан проводила их к больной. Смотрели они недолго.
– Забираем, – сказала женщина. – От греха подальше. В больнице надёжней.
– Согласна.
– А родственники? Мать где? Костя, давайте носилки. Вы молодчина, – женщина посмотрела на Джахан. – Вот я не знаю, решилась бы или нет… В одиночку, без сестры, с примитивными инструментами!
Джахан опять ничего не ответила.
– Вы здешний фельдшер?
Джахан вздохнула:
– Здешний фельдшер в запое. А я… просто здесь живу.
– Но вы врач?
– Да.
– Молодчина, – похвалила женщина опять. – Проводите меня к матери.
Они вышли в коридор, и первым делом Джахан нос к носу столкнулась с Хабаровым.
– Привет, Джо, – сказал Алексей. – Я рад тебя видеть.
Джахан уставилась на него.
Хабаров был в лётной куртке и синем свитере, он тащил сложенные носилки, казавшиеся совсем лёгкими, игрушечными – таким огромным был Алексей.
– Где мать-то? – поторопила женщина в синей форме. – Нам бы отправляться!
– Это ты прилетел на самолёте? – спросила Джахан.
Хабаров кивнул.
– Почему?
– Я теперь здесь работаю. Меня перевели из Анадыря в Горноалтайск.
Джахан, презиравшая всякую слабость и ненавидевшая распущенность, взялась рукой за стену и медленно опустилась на стул. Хабаров поправил под мышкой носилки.
– Что вы там застряли?! – сердито прокричали с крыльца. – Граждане, где мать ребёнка?
– Ты не подала в отставку, – сказал Хабаров.
– Нет, не подала.
– Передумала?
Джахан кивнула.
– Лёша! – Женщина в синей форме заглянула в коридор. – Несите с Костей девочку, и поехали! Что мы время тянем!..
Хабаров зачем-то погладил Джахан по голове и протиснулся мимо неё в смотровую.
Она ещё посидела немного, потом спустилась с крыльца, медленно пробралась сквозь толпу, обошла тяжёлую машину, по-прежнему молотившую двигателем и светившую фарами, и побрела по ночной поселковой улице домой.
…Они разберутся без меня. Я сделала всё, что могла. Мне бы сейчас как-нибудь домой добраться.
Она превосходно видела в темноте, но на этот раз почему-то всё время спотыкалась то ли от усталости, то ли от потрясения.
Как он сказал?.. Меня перевели из Анадыря в Горноалтайск?.. Значит, он всё для себя решил, а она, Джахан, так ничего и не решила.
Она добралась до дома, где было тепло, темно и хорошо пахло, содрала с себя и покидала в угол одежду и первым делом открыла в душе горячую воду, почти кипяток. У неё был электрический нагреватель, и насос исправно качал из скважины воду.
Она долго грелась под душем, поворачиваясь то одним боком, то другим, и всё думала, думала. Потом, натянув тёплую пижаму, сушила волосы и всё думала!.. Голова гудела, как под напряжением, и стреляло в ухе. Джахан подула феном и в ухо тоже.
Тесто для лепёшек, поставленное из лучшей барнаульской муки, выпирало из кастрюли. Джахан погладила его, попросила ещё немного потерпеть и снова накрыла полотенцем.
У неё был план: выпить кофе, очень крепкого и очень много, додумать до конца и принять решение. Она всегда старалась жить по плану.
Но как только она уселась на диван, ожидая, когда закипит чайник, все планы рухнули. Ей так мучительно и непреодолимо захотелось спать, что она дала слабину.
Одну минуточку, сказала она себе, вытягивая ноги. Я подремлю только одну минуточку. Ничего не случится, если я просто подремлю.
Когда она проснулась, в окна ломилось солнце. Его было много, весёлого, жёлтого. Иногда, очень редко, осенью на Алтае бывает именно такое!..
Джахан потянулась, повернулась на другой бок, устраиваясь под тюрханом – лёгким и тонким меховым одеялом, – и снова закрыла глаза.
…Что такое вчера было? Девочка с аппендицитом, санитарный самолёт, ночь, Хабаров в лётной куртке!.. Ей приснился такой странный сон.
Ей никогда не снятся сны, а тут вдруг приснился!..
– Вставай. Пора.
Джахан открыла глаза. Перед её носом была гобеленовая обивка дивана – кажется, Париж и бульвары под дождём. Диван она выписала из Москвы, из мебельного салона.
Шикарный такой диван, ничего не скажешь.
– Я чай заварил. Как мог, так и заварил. Хотел пироги печь, но… не решился.
Джахан подтянулась и села. И осторожно осмотрелась.
– Хочешь чаю?
Хабаров что-то делал возле стола, оглядывался на неё через плечо.
Джахан потёрла лицо обеими руками.
– Подожди, – сказала она и откинула тюрхан. – Подожди, ты здесь?
– Я здесь, – ответил Хабаров, подошёл и сел рядом. В руках у него была пиала с чаем. – А ты где?..
Тут она сообразила, конечно. Это не сон. Была заболевшая девочка, операция, ночь и он, Хабаров.
Она взяла у него пиалу и сделала глоток. Чай был крепкий, вкусный. На Хабарова она старалась не смотреть.
Некоторое время они молчали. Джахан пила чай.
– У тебя там тесто, – проинформировал Хабаров. – Я в него потыкал, но оно всё равно вылезает из кастрюли.
– Зачем ты в него тыкал?
– Чтобы оно совсем не вылезло.
– Что было ночью? Я ушла и не знаю.
– Я видел, как ты уходила, – пояснил Хабаров и погладил её по голове, как вчера. – Мы добрались до базы, потом я отвез девочку в Горноалтайск. Она в больнице, всё нормально. Врачиха эмчеэсовская всё приставала ко мне, кто ты такая. Она хочет, чтоб тебе объявили благодарность в приказе.
– В каком приказе?
– По МЧС.
– А ты теперь будешь служить здесь, – утвердительно сказала Джахан.
Он кивнул.
– Зачем?
Это был опасный вопрос и на него существовал только один ответ, и этот очевидный ответ пугал её, и всё же ей очень хотелось, чтобы он сказал: я без тебя не могу, я должен быть рядом, я всё понял и осознал!..
– Ты знаешь, – произнес Хабаров задумчиво, откинулся на спинку дивана и вытянул ноги, – со всех сторон получается какая-то глупость. Я тебя люблю, ты меня тоже любишь, но есть искусственное препятствие, как в плохом кино! Только в плохом кино препятствием обычно бывают злодеи, а у нас нет никаких злодеев, но мы не можем договориться. Я решил с тобой договориться.
Это было несколько не то, чего ожидала Джахан.
– О чём?
– Я не могу тебе обещать, что со мной никогда и ничего не случится. И с тобой тоже!.. И ни при чём тут наша работа, – с досадой произнес он, поняв, что она собралась возражать. – Нет никаких гарантий, вот что я хочу сказать. Вообще никаких. Самолёт может упасть. Поезд сойти с рельсов. Машина разбиться. Я могу угореть в бане, а ты подавиться бананом!..
Джахан слушала очень внимательно и не сводила с него глаз.
– Это какая-то неправильная теория, – продолжал Хабаров. – Мы боимся друг за друга, поэтому нам лучше вовсе не видеться!.. Я правда так больше не хочу. У меня одна жизнь. А у тебя?
– Я точно не знаю, – подумав, ответила Джахан.
– Ну, хорошо, точно мы не знаем. Но может, попробуем… пожить? Или сразу сдадимся на милость будущим бедам?..
Она молчала и смотрела на него.
– В любом случае всё кончится плохо, – продолжал Хабаров. – Мы умрём, и все умрут, и собаки сдохнут, и деревья засохнут. Ничего хорошего не будет.
– Ты так считаешь?
– Я считаю, что на всё это нужно наплевать, – сказал Хабаров решительно, – и попробовать пожить. Пока есть время. Пока никто не умер – неважно как, от работы или от несчастного случая!.. Зачем мы теряем время?.. Мы с тобой потеряли его очень много. Зачем?..
Джахан подумала, отдала ему пиалу и подтянула колени к груди.
– Ты же боец, – сказал Хабаров, подбадривая её. – Ты всегда всё доводишь до конца. И вдруг струсила.
– А работа? – спросила Джахан глупым голосом. – Как мы будем вместе работать?
– Мы и работали вместе, и спали вместе, и у нас получалось. Ну, что нам делать, если у нас такая жизнь?! Мы же не можем придумать себе другую!..
– Не можем, – согласилась она.
– Тогда давай поживём этой. Смотри, я буду служить в Горноалтайске, а ты здесь лечить людей. Это же рядом, подумаешь, семьдесят километров! Я стану уезжать на дежурство, а ты будешь меня ждать. Ты меня научишь здесь жить, я же не умею. Ты мне всё покажешь.
Он аккуратно пристроил пиалу на валик дивана, подвинулся и обнял её за плечи. Джахан задумчиво пристроилась к нему.
– Мы огород разведём. Ты разводишь огород?
Она покачала головой.
– Ну и ладно. Значит, я без тебя разведу. Теплицу построим. Я в Оксфорде видел розы, целые лужайки роз в человеческий рост высотой. Мне с тех пор хочется вырастить такие же. И огурцы. У вас тут небось огурцы не растут.
– Год на год не приходится.
– А у меня вырастут. И ты меня познакомишь со всеми своими, кто тут у тебя есть.
– У меня есть конь Орлик.
– Вот, и с Орликом познакомишь!.. Я в седле держусь так себе, плоховато.
– Придётся научиться, – сказала Джахан. – Тут в горы только верхом. А если зимой, то на лыжах. Но на лыжах далеко не уйдёшь.
Хабаров прижал её покрепче.
– Алтайцы считают, что я шаманка, – продолжала Джахан. – Я даже немного говорю по-алтайски.
– Ты и есть шаманка, – согласился Хабаров. – А я буду тебе помогать. Не мешать, а помогать! – добавил он энергично. – Вот увидишь, так будет интересней. И проще. А если тебе здесь надоест, на базе в Горноалтайске есть общежитие для семейных. Я буду брать тебя туда.
Джахан засмеялась.
– В общежитие? – уточнила она. – На военной базе?
– А что тебе не нравится?
– Ты такой чудной мужик, – протянула она. – Тебя послушать, всё так просто!