Илья Сергеевич отволок обе корзины на кухню и поднялся в люкс «Николай Романов».
Там он первым делом положил записную книжечку в сейф, запер его и стал стаскивать сапоги.
…Вряд ли Лилия Петровна вдруг решила сжечь какие-то свои записи среди леса, а книжку выбросить. Значит, её забрал убийца. Выходит, он возвращался лесной дорогой и решил тут же избавиться от улики. Что-то там было записано такое, что его напугало или могло выдать, и он об этом знал. И это уж точно не мог быть бывший Зоин муж Петрович, которого милиционер Гошка задержал «на квартире» спящим!
Нужно узнать, был ли у Лилии Петровны телефон и кому она в тот день звонила. Как это сделать? Если бы загадочный директор Олег Павлович не исчез, можно было бы спросить у него. Наверняка ему известно, что именно ярославские следователи обнаружили на месте преступления. Вполне возможно и даже скорее всего в папке, которую директор передал Илье, были сведения на этот счёт. Значит, папку утащил убийца. Тогда получается – он о ней знал?
…Уравнение разбухало, разъезжалось, теряло стройность и всякое подобие логики. Как её искать, эту самую истину?
…Он сам виноват. Убедил себя, что решение на поверхности, нужно только как следует проанализировать условия задачи, и ошибся!.. Сейчас он даже представить себе не мог, где его искать, это решение. Записная книжка в лесу только добавила в несусветное уравнение очередное неизвестное, и непонятно было, как разложить его на составляющие, в какую часть отнести, с чем объединить.
Вспомнив, что ещё в лесу ему страшно хотелось есть, Илья заспешил, нацепил кеды и сбежал по лестнице. В полутёмном холле кто-то сидел спиной к окну, он пробежал было мимо, но остановился и с изумлением оглянулся.
– Да, да, это я, – зашипела Ангел с раздражением. – Я тебя специально тут караулю, чтобы ты при всех на меня глаз не пялил!..
– Что такое?!
– Это вчера Катерина меня побрила, – сказала она, стараясь, чтобы прозвучало лихо, и погладила себя по ёжику на голове. Ей было так стыдно, что даже дышать стало трудно. – Ничего, они отрастут.
Илья Сергеевич закрыл рот, взял её за плечи и повернул к окну.
Без жёстких сухих косиц, вечно мотавшихся по обе стороны бледного скуластого лица, она оказалась совсем другой, а он-то был уверен, что всегда умеет видеть полотно, а не раму!.. Щёки совсем исчезли, кожа как будто расправилась, странные светлые глаза стали больше.
– Что ты на меня уставился?! – Она вырвалась и отступила. Шея у неё пошла пятнами, и ему показалось, что она сейчас заплачет. – Ну, я знаю, что урод, и что теперь, застрелиться?! И не смей ничего говорить, и жалеть меня тоже не смей, потому что…
Илья обнял её и прижал к себе – изо всех сил. Некоторое время она вырывалась, а потом затихла. Илья чувствовал, как колотится её сердце.
Не отпуская её, он шагнул в угол, к лестнице. Улыбаясь, потёрся щекой о её голову – с одной и с другой стороны.
Они стояли под лестницей и обнимались изо всех сил.
– Ужасно, да?
– Нет, что ты.
– Я же вижу!
Он поискал слова и нашёл не сразу:
– Тебе очень… подходит такая, – он с усилием вздохнул, – причёска. Так… элегантно.
– Ты опять врёшь, да?
Он покачал головой и прижал её покрепче.
– Если тебе правда нравится, ты извращенец, – пробормотала она ему в плечо.
– Видимо, так и есть.
Этот ёжик вместо волос действовал на него странно и очень сильно. Не останавливаясь, он гладил её по голове, тискал, наступал, и в конце концов она оказалась прижатой к стене под лестницей. Он ничего не замечал.
Целовались они долго, в голове у него всё заволокло туманом, но не холодным, болотным, а жарким, красным, предметы потеряли очертания, и не осталось мыслей.
– Подожди, – сказала ему в ухо Ангел. – Остановись. Так нельзя.
Но он точно знал, что можно.
Она оказалась свежей и какой-то острой на вкус, как августовская малина. И вся она была литой, стройной, выпуклой, словно нарисованной и изваянной специально для него, и это было совершенно новым. Он не подозревал ни о чём подобном!.. Ему и в голову не приходило, что есть человек, во всём ему подходящий.
Она вдруг засмеялась с изумлением.
– Ты не врёшь, – сказала она, – тебе правда нравится. И ты не изращенец!..
Илья промычал невразумительное.
У них над головами затопали ноги, и они затаились, прижавшись друг к другу.
– Нам нужно идти, – прошептала Ангел, когда шаги затихли. – Всё вкусное съедят.
– Почему Катерина тебя побрила? Как она догадалась?
– Я чесалась в коридоре, – объяснила Ангел. – И она увидела. Она немножко их расплела, а потом побрила.
– Так красиво, – восхитился Илья Сергеевич и посмотрел на неё. – Так необычно.
…Наверное, следовало сказать правду – так возбуждающе, так сексуально! – но он не мог выговорить эти глупые слова.
– Артобалевский – её муж, – сообщила Ангел. – И он с ней разводится.
– Я догадался.
– Как?!
– Катерина сказала Клавдии, что её муж решил с ней развестись. Потом приехал Артобалевский, а делать ему здесь совершенно нечего, только с кем-то встретиться. Кто-то кому-то угрожал на лестнице, я слышал. Потом Артобалевский орал, что всё будет так, как ему надо, и стукнул меня дверью. Потом мы выпивали, и он рассуждал, что жизнь устроена паршиво и одной любви на всю жизнь быть не может. А мы говорили совершенно о другом! И Катерина явно чем-то расстроена.
– Она не расстроена, – возразила Ангел. – Она не может без него жить.
– Видимо, ей придётся научиться.
– Ты не понимаешь.
Он взял в ладони её щеки, поцеловал в губы долгим поцелуем – августовская малина и свежесть! – и погладил по голове кончиками пальцев.
– Как красиво, – повторил он.
Завтракали они долго, Илья ел и никак не мог остановиться. Все давно разошлись, а он всё ел. Клавдия выглянула из кухни – она была раскрасневшаяся, в белом переднике и высоком колпаке, – посмотрела, как он ест, и сама вынесла ему ещё горку блинчиков с перетёртой сладкой брусникой.
Завидев её, он вскочил. Клавдия надавила ему на плечо и заставила сесть.
– Только смотри! – непонятно сказала она и погрозила ему толстым пальцем.
Он покивал, не в силах оторваться от еды.
– А куда ты должен смотреть-то? – уточнила Ангел, когда Клавдия скрылась.
– Вообще, – объяснил Илья Сергеевич. – Хочешь блинчик?
Они ели огненные блины, сидя плечом к плечу.
– У тебя здесь брусника, – и он пальцем провёл по её губе. – Отчего же ты не читаешь мне свои стихи?..
– Они плохие.
– Ты же поэтесса!
– Никакая я не поэтесса! Написала десять стихотворений.
– Про любовь?
Она кивнула.
– Я просто всем говорила, что пишу стихи. Надо же чем-то заниматься, а с работы я уволилась.
– Кем ты работаешь?
– Корреспондентом. Пишу на автомобильные темы, на разных соревнованиях бываю.
– Интересно?
Она подумала немного:
– Иногда бывает интересно, а иногда не очень.
– Это логично. Работа не бывает интересной всегда, чем ни занимайся.
– Тебе небось всегда интересно!..
– Мне тоже не всегда. Лекции читать скучно, хотя я хороший лектор.
– Так говорят твои студентки? – осведомилась Ангел.
Он посмотрел на неё. Как она ему нравилась, удивительно даже.
– У меня в основном студенты, – сказал он. – Я на физтехе читаю! Но студентки тоже бывают.
– Умные?
– На редкость, – признался Илья Сергеевич. – Почти как ты. Хотя ты, разумеется, самый выдающийся женский ум из встреченных мной за последнее время.
Она вдруг быстро и сильно укусила его в предплечье, просто впилась зубами. Он отдёрнул руку и на секунду прижал к себе её голову.
– Не смейся надо мной, – велела Ангел.
– Как можно!
Потом они ещё долго пили кофе, шептались, рассказывали друг другу истории. Ангел пальцем подбирала с тарелки остатки сладкой брусники, а Илья смотрел, как она подбирает.
Неожиданно распахнулась дверь, и в ресторан стремительно вошла девушка – совсем незнакомая. Не взглянув, она пролетела мимо, зашла за колонну, где стоял ещё один столик, на секунду остановилась, подумала и выскочила из зала. Процокали и затихли её каблучки.
– Ещё кто-то приехал, – сказала Ангел. Девушка была очень красивой и поэтому не понравилась ей.
– Должно быть, тоже поэтесса, – предположил Илья. – Или писательница. Ну что? На колокольню?.. Или сначала в магазин «Народный промысел»?
– Зачем тебе в магазин?
– Я должен купить жилетку из овчины. У меня вся одежда не по сезону.
«Народный промысел» Илья сначала обошёл со всех сторон – Ангел неотступно следовала за ним. В листьях сидела чёрная собачонка и зарычала, когда они прошли мимо.
– Ты ждёшь? – спросил у неё Илья. – Ну, жди, жди.
Он порассматривал деревья, словно нарисованные маслом на голубом фоне, и дом порассматривал тоже.
– Хороший домишко, – сказал он. – Я люблю старые дома.
Зои Семёновны не было за прилавком, но как только они вошли и звякнул колокольчик, она стала спускаться по лестнице.
– Зоя Семённа, – громко произнес Илья. – Доброе утро! Я привёл к вам ещё одну покупательницу!..
– Добро пожаловать, – Зоя Семёновна откинула доску и зашла за витрину. – Ой, а я вас не узнала!
– Я причёску поменяла, – буркнула Ангел, ощетинившись, и вдруг уставилась на Зою.
Илья усмехнулся. Он тоже удивился, впервые увидев Зою без куртки, пучка и очков.
– Зоя Семёновна тоже поменяла причёску, видишь? Она совсем не такая, как нам казалось раньше. Покажите нам маленький домик, Зоя, – попросил он. – Можно посмотреть?
Увидев домик, Ангел ахнула, наклонилась и стала водить носом. Илья Сергеевич над домиком встретился глазами с хозяйкой.
– Позовите Матвея, – попросил он.
Зоя перестала улыбаться. Её лицо – молодое, живое – вдруг куда-то делось, пропало. Вместо него оказалась застывшая старушечья маска.
Илья Сергеевич тоже больше не улыбался.