— Оставь, — сказал Маран. — Потом разберусь. — И взяв покрывало за угол, одним движением сдернул его с постели вместе с листами, которые разлетелись по всей комнате, как птичья стая. Впрочем, никто из них этими птицами не любовался, они смотрели друг на друга…
Дан понял, что о нем забыли, и поспешил притворить за собой дверь.
Следующее утро Дан провел один на лужайке перед домом. Он сидел на старинной деревянной скамейке с изогнутой спинкой и читал, время от времени поднимая голову и с удовольствием обозревая подступавший почти к самой вилле желто-красный осенний лес. Ника и Дина отправились в город за продуктами, Дану эта операция представлялась бессмысленной, поскольку все можно было заказать на дом по «фону» или сети, но Нике, как любой женщине, нравилось самолично делать покупки, и Дан давно понял, что тут ничего изменить нельзя. Человек способен на многое, но есть вещи, которые выше его разумения и его сил. Отучить женщину ходить по магазинам может один господь бог, и то если переиграет весь акт творения с самого начала. Так что он только безмолвно кивнул, когда Ника сообщила ему о своих планах, оделся потеплее, взял книгу и пошел на лужайку. Марана с Наи не было ни слышно, ни видно, и Дан даже засомневался в собственном диагнозе, возможно, он не так понял, и они действительно куда-то уехали… Потом он вспомнил взлетевший в воздух отчет. Эффектно, ничего не скажешь. Ох уж этот Маран! Ему бы кино снимать… Он посмотрел на их окно, но окно было закрыто, и он опять решил, что их нет.
Маран появился во время обеда, вернее, в его конце, когда поскучневший Дан молча доедал свой бифштекс под непрекращавшийся щебет Ники с Диной.
— А мне поесть дадут? — поинтересовался Маран. — Или все съели?
— Суп будешь? — спросила Ника, вставая.
Маран кивнул, и она ушла на кухню.
— А где Наи? — спросил Дан.
— Наверху.
— А почему обедать не идет?
— Если она одолеет сегодня лестницу, — сказал Маран, придвигая к себе салат, — значит, мне пора на пенсию.
Дина поглядела на него сердито, но Маран подмигнул ей, и она спросила только:
— Может, отнести ей поесть?
— Ты становишься все очаровательнее, — сообщил ей Маран, не отвечая на вопрос. — С нашей стороны преступно скрывать тебя от общества. Тебе надо чаще встречаться с людьми. С мужчинами в том числе.
— Отнести или нет?
— Отнеси.
Дина вышла, Маран посмотрел ей вслед и со вздохом сказал:
— С бакнианскими женщинами неладно, Дан. Они совершенно разучились желать. Мы испортили их своей постоянной готовностью. Надо это как-то менять. Внести коррективы в заповеди.
— Какие коррективы?
— Да не знаю. Начать им отказывать, что ли?
— Начни, — согласился Дан.
— Я? Боюсь, что я уже неспособен на столь глубокие внутренние переделки.
— Глубокие?
— Конечно, Дан. Это тоже почти инстинкт. Но что-то делать надо. Мне-то хорошо, я устроился, как говорит Лайва, лучше всех…
— Точно? — спросил Дан.
— Абсолютно. Однако я не закоренелый эгоист и думаю о других. Но не призывать же мне всех торенских мужчин искать себе женщин на Земле. Куда же тогда денутся земные мужчины?
— В Лах, — усмехнулся Дан. — Начнут ухлестывать за прекрасными лахинками, которых так усердно рекламирует Патрик.
— Боюсь, что лахины не отдадут своих женщин без боя, — заметил Маран.
— Тогда не знаю. Сражаться за женщин наши не станут. Разленились.
Появилась Ника с подносом. Дан с одного взгляда понял, что разноцветный гарнир к бифштексу она раскладывала сама, без помощи кухонного автомата и очень при этом старалась. Обратил на это внимание и Маран, чего обычно не делал, правда, его безразличие к еде после Палевой несколько уменьшилось, но не настолько, чтобы превратиться в интерес.
— Ручная работа? — спросил он, немедленно берясь за ложку и приступая к супу. — Спасибо.
— Конечно, у Наи это получается лучше, — сказала Ника самокритично. — Но я попробую наверстать свое в сфере обстановки.
— Какой обстановки? — спросил Дан, потом вспомнил. — Ах да, дом!
— До чего ты забывчив, Даниель, — шутливо упрекнул его Маран. — Я-то думал, ты усиленно вносишь предложения и высказываешь пожелания. А ты, как и я, предпочел позицию наблюдателя.
— Нет у меня никаких пожеланий, — сказал Дан. — Кроме одного.
— Какого? — поинтересовалась Ника.
— А чтобы эти дома были недалеко друг от друга.
Маран рассмеялся.
— Почти то же самое я вчера говорил Наи. Только с большей точностью. Чтобы я мог дойти до Дана пешком — так, по-моему.
— Есть, шеф, — сказала Ника. — Будет сделано. Собственно, мы с Наи это уже обсуждали. Не дожидаясь руководящих указаний… А где, кстати, Наи? Надеюсь, она не больна?
— Нет, — ответил Маран, переходя к бифштексу. — Она просто устала с дороги.
— Какой дороги? — удивилась Ника. — Вы куда-то ездили?
— Ага. В путешествие.
— Какое еще путешествие?
— Далекое.
— Куда это?
— На край.
— Край чего?
— Пропасти.
— Что ты морочишь мне голову? — обиделась Ника. — Какой еще пропасти?
— Лунной. — Маран положил вилку и нож и сообщил: — Я придумал замечательный аттракцион. На Луне ведь глубокие пропасти и слабое тяготение. Представьте себе, что вам цепляют к поясу длинный-длинный стальной трос и сбрасывают в пропасть. И вы падаете. Очень долго. А трос все разматывается, разматывается. Уже близко дно, сплошь покрытое торчащими скалами. Скалы похожи на зубы акулы. И ощущения ваши подобны им же, такие же острые. Вы уже видите каждый камушек, вас озаряет — все погибло, трос лопнул или отцепился, последняя минута жизни, вы зажмуриваетесь. И тут трос натягивается, останавливая вас в полуметре от смерти.
— Ужас, — сказала Ника.
— Нет, — ответил Маран, — блаженство.
— Блаженство ужаса.
— Или ужас блаженства, — отозвался Маран в тон.
— Безумная идея.
— А Наи она понравилась.
— Ну Наи любая твоя идея по нраву, — заметила Ника саркастически.
— Она даже предложила усовершенствование.
— Какое?
— Лотерею. Трос прикрепляют только половине игроков. Ты прыгаешь в пропасть, не зная, есть он или нет.
— О боже мой! Да она тоже сумасшедшая!
— Некоторые виды безумия заразны, — сказал Маран, пряча улыбку.
— Это мне известно. Однако до сих пор я думала, что твой вирус чисто мужской. В любом случае, Дану твоя идея наверняка по вкусу. Но не мне, извини.
— Не зарекайся, — сказал Маран. — Когда-нибудь эта идея может увлечь и тебя.
— Не думаю.
— Увидим. А пока я предложу другую, возможно, она понравится тебе больше.
— Какую?
— Отметить завтра наш скорый отлет.
— Это мне ближе, — согласилась Ника. — Зовем Патрика, Артура и Мита, так?
— Так. Кстати, как у Дины с интером?
— Неплохо. А что?
— Говорить будем на интере. Мит объявил, что готов выдержать экзамен.
— Мит выучил интер? — удивился Дан. — Уже успел?
— Пришлось. Как, по-твоему, почему он появлялся так редко? Я сказал ему, что он полетит только, если к отлету будет свободно говорить на интере.
— Суровый ты какой, — покачала головой Ника.
— Было бы очень оригинально, — усмехнулся Маран, — если б на незнакомой планете, в ситуации, когда надо решать и действовать молниеносно, члены экспедиции объяснялись через переводчиков. Не находишь? Ну ладно. Спасибо. О деталях приема поговорим вечером. А пока я, с вашего разрешения, пойду немного отдохну.
— Это слово я слышу от тебя в первый раз, — заметила Ника.
— Могу же я устать! Во мне все-таки нет встроенного термоядерного реактора, что бы там не утверждал Поэт… Почему ты так на меня смотришь, Ника?
— Иногда у тебя вид счастливый до неприличия, — сказала Ника.
— Ты считаешь, что я получил больше, чем заслуживаю? — спросил Маран серьезно.
— Ну что ты! Просто я никогда не подумала бы, что ты можешь так измениться. Другое лицо, другой голос. Шутишь, смеешься… Вообще стал… проще, что ли?
— Это он дома такой, — возразил Дан. — Видела б ты его в штаб-квартире Разведки. Или в Бакне, когда он говорил в Старом зале. Ей-богу, Маран, ты был главой государства больше, чем… чем тогда, когда ты был главой государства.
— Королевское достоинство больше проявляется в отречении, чем на троне, вещь известная, — сказала Ника.
— Великий Создатель! — вздохнул Маран. — Я, пожалуй, пойду, а то вы договоритесь до бог весть чего.
Маран не разрешил Наи провожать его в космопорт. Собственно, он был абсолютно прав. В последнее время он регулярно, до завтрака или за завтраком, просматривал либо прослушивал сводку новостей и обзор газет. За два дня до старта, Дан, войдя в гостиную, увидел, что тот стоит у большого монитора и хмуро смотрит на экран. Перед тем, как сесть за стол, он кинул на него только что снятые с принтера листы и сказал:
— Боюсь, девочка, что нам придется попрощаться здесь. Я уже надеялся, что до нашего отлета ничего не появится, но…
— Папа ведь обещал, что постарается пока придержать это, — с досадой сказала Наи, беря свежеотпечатанный газетный лист. — Твоего имени здесь нет, — заметила она, проглядев статью.
— Пока нет.
Дан взял другой лист. Статья в половину газетной страницы была посвящена кевзэ. Началось. Он представил себе, какие вопросы в порту могут задать Наи журналисты, и молча согласился с Мараном.
— А если все-таки?.. Я могу остаться в флайере. — Наи смотрела просительно, но Маран покачал головой.
— Нет, — сказал он твердо.
— Может, и ты не поедешь? — спросил Нику Дан, но та заупрямилась.
Как Маран и Наи прощались, Дану увидеть не довелось, они не спустились к завтраку, Маран вызвал Дана по «кому», рабочей связью они уже обзавелись, и, не включая изображения, торопливо сказал: «В девять ноль-ноль в флайере». Он вышел из дому ровно без одной минуты девять, когда Дан, занявший место у пульта, уже нетерпеливо поглаживал клавиши, пробежал, натягивая на ходу куртку, через луг, забрался в флайер и молча сел на заднее сидение.