Всего лет за пять до этой встречи Чьерикати был папским представителем в Барселоне. В его свите состоял рыцарь Родосского ордена Антонио Пигафетта из Виченцы. Этот молодой ломбардец пустился вместе с Магелланом в плавание и возвратился в Европу на корабле «Виктория».
Незадолго до приезда русского посла в Рим Пигафетта под кровлей Ватикана докладывал папе Клименту Седьмому об открытии Магелланова пролива.
Нельзя представить себе, что Герасимов не расспросил монсеньора Чьерикати об итогах плавания Магеллана.
В Венеции же, во Дворце Дожей, Дмитрий Герасимов видел летописца Марино Сануто, который хорошо знал Пигафетту и читал еще в рукописи книгу о его скитаниях в лазурных морях.
Сануто описал величавого седобородого «скифа» в черно-красной одежде, подбитой отборными соболями.
Но это еще не все. Проследив за путешествиями московских послов при Василии Третьем, мы узнаем, что вскоре после того, как корабль «Виктория» бросил якорь в порту Севильи, ко двору короля испанского прибыли гости из Московии. В составе посольства были Иван Засекин-Ярославский и пытливый толмач Власий.
Несколько слов о русском посольстве в Испанию 1524–1525 годов.
Во-первых, сведения об Испании собирались на Руси еще в конце XV века.
В 1490 году архиепископ новгородский Геннадий писал митрополиту Зосиме: «Сказывал ми посол цесарев про шпанского короля, как он свою очистил землю; и из тех речей и список к тебе послал…»[110].
В 1524 году, как известно, Испания находилась в состоянии войны с Францией за Италию. Габсбурги относились неприязненно к французскому королю, и поэтому московские послы не могли следовать в Испанию через Францию. Новые подробности касательно выбора пути установлены лишь в недавнее время.
Оказывается, венецианец Марино Сануто, о котором только что была речь, следил за движением московских послов, так же как и за пребыванием Дмитрия Герасимова в Италии.
Сануто указал, что русские двинулись из Вены на Фландрию. Но в Венском архиве хранится письмо к Карлу Пятому от его брата Фердинанда. Австрийский историк Г. Юберсбергер, видевший эту бумагу, еще в 1906 году заявил, что люди из Руси ехали в Испанию через Фландрию и Англию.
Посещение Англии русскими людьми в 1524 году оставалось неизвестным до… 1954 года, когда Я. С. Лурье выступил с небольшой, но весьма содержательной статьей[111].
Речь идет о морском путешествии от Голландии до Испании, с заходом в Англию. Значит, Осип Непея не был в 1556 году первым русским человеком, отправившимся в Британию после мнимого «открытия» Московии Ченслером!
Путь к Пряным островам
Теперь мы остановимся на тех сведениях, которые были получены учеными Западной Европы от московитов и немедленно введены в обиход.
И. И. Засекин-Ярославский, называемый Герберштейном почему-то Посеченем, С. Б. Трофимов и толмач Власий, побывав при дворе Карла Пятого, возвращались через Австрию в Москву.
Фердинанд, инфант Испанский, эрцгерцог Австрийский и герцог Бургундский, приказал ученому епископу венскому Д. Иоганну Фабру записать рассказы русских людей.
Во время этих бесед толмач Власий переводил речи своих товарищей на немецкий язык и латынь. Кроатские и далматинские переводчики, присутствовавшие при собеседованиях, без особого труда понимали русских. Опрос послов происходил 23 августа 1525 года[112].
Иоганн Фабр записывал рассказы о Ледовитом море, обширнейшее побережье которого уже находилось под властью Москвы. При этом упоминались имена Гекатея, Плиния, Амония Историка и других ученых и пиитов древности, делались сравнения Ледовитого моря с морем Черным.
Засекин-Ярославский и дьяк Трофимов говорили, что азиатские области Московии намного пространнее ее европейских земель. Они рассказывали о белых медведях, бобрах, соболях, куницах. Это дало Иоганну Фабру повод к размышлению, отчего у полярных медведей именно белые шкуры.
«Причиной того весьма можно почесть господствующий на севере холод, производящий всегда белизну, как учит философия», — писал Иоганн Фабр.
Он замечал, что русские меха — самые лучшие и дорогие в мире и за ними приезжают торговцы из самых отдаленных стран.
Менее чем через месяц после встречи с русским посольством венский епископ закончил работу над своим донесением, отправленным Фердинанду. Уже в 1526 году эту записку издали отдельной книгой, и ученые Западной Европы, в том числе Англии, Испании и Фландрии, где только что побывали русские послы, узнали о Ледовитом море и северных народах, живущих на его побережье.
Через год англичанин Роберт Торн, живший в Испании, предложил английскому королю Генриху Восьмому снарядить поход к полюсу и берегам ледяной Тартарии[113]. Торн принес британскому послу в Испании, Эдварду Лею, карту, где явственно был показан свободный морской путь вокруг Азии.
Торн надеялся достичь Китая, Малакки, Индии, обогнуть мыс Доброй Надежды и возвратиться в Западную Европу, но не смог осуществить своей мечты, так как умер в Севилье в тот год, когда вручил свою карту Эдварду Лею.
И Лей и Торн, без сомнения, знали о приезде московских послов в Испанию и читали не только Иовия, но и книжку венского епископа, где приводились русские сведения о необозримом побережье Ледовитого или Кронова моря, уходящем на восток от Московии.
Дмитрий Герасимов и Истома высказали мысль о возможности достижения Пряных островов и Китая Северным морским путем. В Риме в 1525 году Герасимов говорил Павлу Иовию, что в древности китайцы плавали не только в Индию, но и в «Золотой Херсонес» — Малакку, куда они привозили собольи меха. Где же китайцы брали соболей, как не на берегах холодного Скифского моря? Значит, Китай лежит где-то неподалеку от скифских берегов.
Дмитрий Герасимов смело начертал будущий морской путь в Китай. Путь этот можно было начать от устья Северной Двины. Вот что написал со слов русского посла римский ученый Павел Иовий Новокомский (Джьози):
«Достаточно известно, что Двина, увлекая бесчисленные реки, несется в стремительном течении к северу и что море там имеет такое огромное протяжение, что по весьма вероятному предположению, держась правого берега, оттуда можно добраться на кораблях до страны Китая, если в промежутке не встретится какой-нибудь земли…»[114].
Так Герасимов прокладывал еще никем не изведанный путь от Северной Двины до берегов Китая. Дмитрий Герасимов рассказывал и об огромном участке морского побережья к западу от двинского устья, ранее разведанном Герасимовым, Истомой и Власием, вплоть до Дании.
Эти люди знали и об огнедышащих горах Севера, извергающих дым и пламя. Речь идет о вулканах Исландии. Русские послы-путешественники говорили также, что на Севере лежит «земля Енгранеланд», которая «прежде была подвластна новгородцам», как пометил в своих записях Герберштейн.
Не так уж и важно, что именно русские называли «землей Енгранеланд» — собственно Гренландию или Шпицберген, который часто считался ее восточным продолжением. Гораздо важнее то, что в Западной Европе к тому времени успели забыть об открытой Гренландии и русские люди напоминали о ней западноевропейским ученым.
Толмач Власий, бывавший в Дании и Испании, прекрасно понимал, что от Геркулесовых столпов до страны Золотой Бабы можно пройти морским путем, держась близ западных берегов Европы, огибая Скандинавию и Лапландию.
Так русские люди в XVI веке изучали просторы мира и волей-неволей наметили исполинский восточный водный путь от крайнего запада Европы до полуострова Малакки.
Мечта Герасимова, известие о плавании Истомы нашли отклик у Себастьяна Кабота. Через два года после выхода в свет книги Павла Иовия два корабля из Бристоля отправились в поход к берегам Северной Тартарии.
Мореходы устремлялись к Китаю и «Золотому Херсонесу».
Загадочный Аниан
Древний римский географ Помпоний Мела говорил, что путь через Северный океан приводит в Восточное море, мимо земли, обращенной к востоку. За этот землей, за необитаемыми странами и областями возвышается мыс Табин. Он стоит у моря. Табин сделался хотя и призрачным, но все же путеводным маяком на пути в «Пряные страны».
Русские книжники, бывавшие в Западной Европе, познакомились с творением Помпония Мелы еще по первому печатному изданию 1471 года. Но стоит помнить, что уже в первой половине XVI века на Руси появился перевод: «Космографiя Понъпонiя Меле».
Матвей Меховский подвергал сомнению описание Севера у Мелы и замечал, что римский географ сообщает «подробности, как будто виденные во сне».
Сведениям Мелы не верили после устных русских рассказов о Югре. Но мыс Табин долго существовал в воображении иноземных ученых, хотя никто в точности не знал, где он находится. Древние помещали его сначала в Индийском океане, затем мыс-скиталец стал постепенно перемещаться на север и северо-восток. Нечто подобное происходило и с Золотой Бабой.
Дмитрий Герасимов еще был жив, когда на картах мира появился пролив Аниан, и у космографов мира родилась догадка о том, что именно этим проливом можно пройти к берегам Америки, Китая, что Аниан — страж морского пути в Индию и к Пряным островам.
Дряхлый Дмитрий Герасимов жил в Новгороде. В те годы составитель карты Московии космограф Баттиста Аньезе на своих чертежах уже постарался связать Атлантику с Восточным океаном, показав между ними на севере сплошную водную полосу.
В 1538 году Герард Меркатор первым провел на всемирной карте раздельную черту между материками Азии и Америки, опровергая этим самым мнение о том, что Новый Свет является восточным полуостровом Азии.
Через два года Себастьян Мюнстер, издавая в Базеле творения Птолемея, нанес на карту пролив между Азией и Америкой. В то время Мюнстер имел под рукой «портоланы» — морские карты Баттисты Аньезе. На Мюнстера повлияли также рассказы Меховского о Кореле и Югре. Базельский космограф уже знал о «городе Сибири», Оби и Золотой Бабе. В 1540 году широкий пролив между восточным берегом Азии и Америкой появился на одном из глобусов, изготовленных в Нюрнберге. Через два года испанец Мендоза Коронада — разумеется, без всякого успеха — отыскивал проход из Атлантики в Тихий океан.