Не был ли Кольский «поморенин» проводником на голландских кораблях? И что это за «темная земля», виденная Афанасием? Ею могли быть уже известный поморам Грумант (Шпицберген) или более дальний край, куда хотели послать кормщика Павла Нишеца, — заповедная, но в какой-то мере приближенная к Коле ледяная Гренландия.
К могучему Енисею
В конце XVI столетия началось движение русского народа в сторону Енисея. «Ислендь река за Обью» была известна землепроходцам еще во время первых сибирских разведок Строгановых. В те годы Иван Грозный уже именовал себя повелителем всей Сибирской земли и обладателем северных стран.
Поморы, встретив в 1595 году голландских мореплавателей у Югорского Шара, рассказывали иноземцам, что холмогорские торговые люди каждый год ходят за Обь, к устью новой большой реки.
«Самоедский король», который беседовал с голландцами несколько дней спустя, подтвердил известие поморов и прибавил, что за Обью действительно есть две реки и мыс, стерегущий проход в огромное море. Этим морем можно пройти в теплые страны.
Через три года из Москвы отправился отряд Федора Дьякова «для проведывания Мангазейской страны даже до реки Енисея».
В том же 1598 году туда двинулись землепроходцы с реки Выма, главою которых был Василий Тарабукин.
Богатая, уже известная промышленным и торговым людям страна простиралась от Туры и Таза до Енисея. В нее проникали открытым морем, огибая Ямал и оставляя остров Белый в левой руке. Плыли и через самый Ямал по реке Мутной, перенося суда волоком в реку Зеленую.
Восточнее Обской губы простиралась Тазовская губа, вполне достойная названия Мангазейского моря. На этом заливе всегда властвовали жестокие ветры. К его восточному побережью и примыкала страна Мангазея. На ее землях задолго до построения города Мангазеи были возведены русские становища и городки. Новую область оставалось только объявить владением московской короны.
В те времена у трона русского царя стоял огромный глобус, отлитый из чистого золота. На исходе XVI столетия это изображение земли можно было бы украсить новыми названиями, впервые прозвучавшими на весь мир.
Тюмень, Тобольск, Тара, Пелым, Березов, Сургут, Нарымский, Томский и Кетский остроги были построены в суровой Сибири в невероятно короткий срок.
Оглянитесь на северо-запад, на другие твердыни, которые, как маяки, указывали путь к Лапландии: Пустозерск, Мезень, Архангельск, Великий Устюг, Соль-Вычегодская, Холмогоры, Вологда, Каргополь, Соловки, Кандалакша, Кола, Печенга… Все они сторожили великий путь от Лопской земли до могучего Енисея.
Но для открывателей было еще неясно — когда, за каким новым студеным устьем для них откроются просторы желанного Теплого моря.
Как и когда начиналась борьба за обладание Енисеем? Ответ на этот вопрос я нашел на страницах сочинений Исаака Массы[131].
Между 1584 и 1605 годами было совершено несколько последовательных и хорошо подготовленных походов на енисейские берега. Во всех этих путешествиях принимали участие, вероятно, одни и те же люди, среди которых был и «капитан Лука», о котором упоминалось выше.
При царе Федоре Иоанновиче, как повествует нидерландец Исаак Масса, русские исследователи переправились через Обь и пошли на северо-восток. При этом был пересечен и Енисей.
Надо думать, путешественники достигли реки Попигай, впадающей в Хатангский залив, где бывали подземные пожары каменного угля. Землепроходцы в один голос говорили о «горящих горах» на Северо-Востоке.
Вместе с русскими в этом походе участвовали служилые татары и проводники-тунгусы, часть которых осталась на новых местах для овладения наречиями северных племен.
В Москву были доставлены жители тундр. Северяне удивляли московитов меткой стрельбой из луков.
Между 1598 и 1605 годами семьсот открывателей двинулись за Обь и Енисей. К этому времени относятся удивительные рассказы об их встречах с неведомыми смуглыми людьми Востока, все время повторявшими слово «Ом», слухи о парусных кораблях, виденных на северо-восточных реках, сказания о незримых колоколах, звучавших в просторах вновь обретенной страны.
В 1604 и 1605 годах по приказу сибирского воеводы (а в то время нм был Никита Пушкин) были построены морские суда для плавания к устью Енисея. Эти корабли повел вниз по Оби «капитан Лука». Одновременно к устьям Оби и Енисея двинулись сухопутные отряды. Исаак Масса на основе русских рассказов писал, что Лука умер во время этого похода. Но его люди достигли Енисея, встретились там с теми, кто шел сушей, и возвратились вместе с ними в Тобольск.
Открытия, сделанные обь-енисейскими отрядами, были настолько важны, что тобольский воевода выехал в Москву для личного доклада царю.
Несмотря на то, что уже шла война с первым Самозванцем, Борис Годунов нашел время заняться сибирскими делами.
Подробное описание походов на Обь и Енисей и в области, лежащие к востоку от этих рек, было сдано для хранения «среди сокровищ государства».
Львы, изваянные из золота и серебра, стоявшие у кованых дверей московской сокровищницы, стерегли эту летопись подвигов первых исследователей Енисея.
Сибирский доклад бесследно пропал, очевидно в страшные годы Смутного времени. Исаак Масса, знавший о существовании этой рукописи, зловеще предсказывал исчезновение драгоценного свитка.
Недобрые гости Московии
Среди недобрых гостей, посетивших Московию перед появлением первого Самозванца, были люди, побывавшие до этого в Южной Америке, на Филиппинах и в Индии, путешествовавшие по Теплому морю.
Глубокую разведку Московии надеялся провести «Гишпанские земли чернец» Николай Мело. При обыске у него были отобраны послания шаха персидского к папе и королю испанскому.
Мело, португалец по происхождению, с 1578 года жил в Мексике. В городе Пуэбло-де-Лос-Анжелос, близ побережья Мексиканского залива, Мело поступил в орден нищенствующих монахов-августинцев.
На пятом году жизни в Мексике отец Николай получил новое назначение. Из страны, столь прославившей имя Жуана де Фуки, «гишпанский чернец» отправился на Филиппины, где прожил до 1599 года. Там он сблизился с молодым японцем, принявшим католичество под именем Николая, и решил везти этот живой трофей в Европу.
Николай Мело тащил японского «брата» Николая за собой в Мадрид.
«Отец» Мело и «брат» Николай на пути заехали в Гоа, столицу Португальской Индии, и через Ормуз прибыли во владения персидского шаха. Там они пристроились к свите английского искателя приключений Антонио Ширли, собиравшегося ехать послом от шаха в Венецию, Мадрид и ко двору императора германского.
Вскоре Ширли и Мело со своим крещеным японцем вступили в Московию, собирая, каждый по своим способностям, сведения о русских крепостях, рынках и путях сообщения.
В свое время Филипп Второй и Альба обращали особое внимание не только на Колу и Архангельск, но и на Волгу на всем ее протяжении.
В числе чипов персидского посольства Ширли находился некий Урудж-бек, который, едва успев доехать до Мадрида, крестился и превратился в Дон-Хуана Персидского.
Вскоре Дон-Хуан поднес Филиппу Третьему книгу, в которой весьма старательно были описаны русские крепости от Астрахани до Архангельска. Дон-Хуан писал, что Московское государство простирается до Оби. Ему удалось подробно изучить Вологду, Тотьму, Устюг Великий, Холмогоры, Архангельск…
С этими людьми — Ширли и будущим Дон-Хуаном из Персии — и ехал по Руси «отец» Мело. Но в Москве он сбежал от своих спутников, заявив, что Антонио Ширли отнял у него, бедного нищенствующего монаха, тысячу золотых и около сотни алмазов.
Московские власти, задержав Мело и молодого японца на дворе лекаря-фрязина из Милана, подробно исследовали причины появления столь дальних гостей на Руси. В итоге Мело и «брат» — японец были отправлены в ссылку на Соловецкие острова. Там они пробыли шесть лет, убеждаясь в добротности крепостных стен, одетых новым камнем в год основания Архангельска.
Мело и японец Николай были первыми выходцами из Южной Америки, Филиппин и Японии, появившимися на Руси. Их не только видели, но и, разумеется, подробно допрашивали в Москве. Рассказы Мело должны были дополнить сведения о Западном полушарии, которые наши предки черпали из переводных космографии.
Любопытно, что на Руси «гишпанский чернец» составлял описание своего пребывания в Америке.
Чтобы не возвращаться больше к этому недоброй памяти испанскому и папскому соглядатаю, скажем несколько слов о его дальнейших приключениях.
В 1606 году Самозванец узнал, что Мело со своим «индейцем», как называли японца Николая, находится за стенами Соловков. Лжедимитрий приказал освободить Мело и отправить его с грамотами в Мадрид.
Когда Мело с японцем ехали в Москву, они попали в руки людей Василия Шуйского. Филиппинские монахи были снова отвезены в заточение — в Борисоглебский монастырь, что близ Ростова Великого.
Когда «двор» Марины Мнишек жил под надзором в Ярославле, Николай Мело вступил в тайную переписку с самозваной царицей Московии. Его письмо от 12 июля 1607 года содержало историю пребывания «Гипшанской земли чернеца» в Америке.
Монах сумел разжалобить Маринку-самозванку, и она стала принимать меры к освобождению «отца» Мело.
Это удалось лишь в 1612 году, когда она разыскала монаха в Нижнем Новгороде. Там он был заточен после пребывания в ростовском монастыре.
Что же касается японца Николая, то Мнишек спасти его не успела: он в 1611 году был казнен в Нижнем.
Слуги папы Римского впоследствии пытались сделать из японца католического мученика, распуская слух, что «брат» Николай за отказ принять православие был заживо сожжен страшными московитами.
Николай Мело метался, как загнанный зверь, от Коломны и Лебедяни до Воронежа и Астрахани. Вместе с Мнишек и Иваном Заруцким он убежал на Яик, где в 1614 году был поймай и закован в кандалы.
Так кончились похождения папского посланца, прошедшего путь от Мексики и Манилы до Москвы. Без сомнения, русские еще при Годунове узнали от Мело о Мексике, Японии и Филиппинах, о морских путях, связывающих эти страны Теплого моря. Только поэтому пришлось вспомнить этого старого волка, побывавшего под знаменами вице-короля Мексики и в таборах «воровских казаков» атамана Ивана Заруцкого