Так Василий Тюменец выяснил положение Китайского царства по отношению к Теплому морю.
Джон Меррик, рыцарь и член тайного совета короля Иакова, после возвращения Тюменца пуще прежнего стал приставать к боярам с требованиями насчет Индии и Китая.
В Гамбурге некоторые немцы-пираты поговаривали, как доносил русский посол, что «Архангельский город добре плох и взять де его мочно невеликими людьми».
Какая-то «голландская баба» из Москвы, переодетая мужчиной, появилась в Новгороде Великом. Вслед за этим туда, на двор Якова Пунтусова, стали доставлять оружие из Немецкой земли.
Яков Пунтусов… Да ведь это кровавый Делагарди, покровитель Маржерета, измывавшийся над новгородцами и ладожанами! Он пытался возвести на русский трон Филиппа, шведского королевича, и испытывал терпение новгородцев, принуждая их пригласить Филиппа владеть ими.
Когда Чемберлен корпел над своим планом взятия Архангельска, Маржерет из Гамбурга поддерживал связи с Мерриком и сам напрашивался к нему для захвата Московии. Меррик, принимая посредничество при заключении Столбовского мира и общаясь с Делагарди, вновь воскресил в своей душе мечту о захвате русского Севера.
Насколько упорны были эти злобные и алчные враги русского народа! Нет, не зря была закрыта Мангазея. Старые русские историки, да и кое-кто из наших современников не могли понять мудрости тобольских воевод и писали о них как о самодурах, которые лишь по какой-то своей непонятной блажи прочно заколотили ледяное «окно» в Западную Европу и Китай.
Но где же Теплое море? Не впадает ли в него великая река к востоку от Енисея?
VII. СЛЕД ВЕЛИКИХ КОЧЕЙ
Гулящий человек Пенда
В Сибири и за ее пределами совершаются замечательные события, так или иначе связанные с поисками выходов в восточные страны или определением границ Сибири.
Возможно, что уже в 1615 году гулящий человек Пенда с сорока удальцами вышел из ворот Туруханского зимовья и направился в свой удивительный поход к той самой великой реке, о которой мангазейцам глухо говорили тунгусы[141].
В то время Семен Горохов уже жил где-то на Нижней Тунгуске.
Долго ли, коротко ли, но Пенда, не раз зимуя в пути, дошел до Чечуйского волока и построил свое последнее зимовье на вершине Юрьев-горы, на самых подступах к Лене.
Затем он первым вышел на простор могучей реки и поплыл по ней мимо устьев многоводных притоков. Он прислушивался к звону призрачных колоколов, глядел, не покажутся ли из-за речной излучины диковинные корабли.
Как говорят изустные предания, Пенда достиг области, где потом был построен Ленский острог, повернул обратно и довел свои суда до самых верховьев Лены.
Он пробрался Братской степью на Ангару, спустился по ней до Енисея и уже хорошо знакомой дорогой вернулся в Туруханское зимовье.
Пенда проходил под бревенчатыми стенами только что срубленного Енисейского острога, еще хранившими запах прозрачной смолы.
Тайна Таймыра и Иван Петлин
Никто до наших дней не раскрыл полностью тайны знаменитых находок у побережья Таймыра, хотя написано об этом было немало[142]. Остатки разбитого судна с палубой, солнечные компасные часы, перстни с изображением сказочных птиц, русские нательные кресты, ножи с именными надписями славянскою вязью, монеты, похожие на серебряную чешую, лазоревые бусы, обрывки цветного сукна и златотканого кружева, полозья от парт, человеческие кости — вот далеко не полный перечень находок на угрюмом острове Фаддея и в заливе Симса.
Кто смотрелся в бронзовое зеркало с изображением Китовраса в венце, державшего жезл? В чьих руках была тяжелая пищаль, ствол которой изглодала ржавчина трех столетий?
В советской науке принято мнение, что морской корабль — коч, вышедший с запада, обогнув мыс Челюскин, потерпел бедствие у восточного края Таймыра. Часть отважных мореходов сошла с разбитого судна, успела спастись и зазимовала на том месте, где советские исследователи нашли остатки избушки.
Голодовка сразила этих героев Таймыра, и они погибли, оставив по себе память: голубые бусы, перстни с рисунком павлина, наперсные кресты, с которыми не расставались русские люди.
Историки так объясняют направление пути отважных мореходов. Торговые и промышленные люди из Мангазеи поставили перед собой цель обогнуть Таймыр и пройти морем в устья новых рек, вероятнее всего Хатанги или даже Лены.
Я не намерен этого оспаривать. Я лишь поведу читателя по следу Ивана Петлина и напомню о некоторых его разговорах в Китае с «подьячими» богдыхана.
Считают, что плаванье «таймырского» коча происходило около 1617 года или несколько раньше.
Иван же Петлин с Андреем Мундовым и Петром Кызыловым вышли из Томска на Пекин 9 мая 1618 года.
Важно помнить, что Петлин поехал в Китай по приказу воеводы тобольского Ивана Куракина, которому подчинялась Мангазея и были подведомственны все сибирские морские дела.
Иван Куракин знал Джона Меррика и все его повадки насчет Китая и Индии, так как виделся с ним во время посольских приемов в Москве.
Незадолго до снаряжения «таймырского» коча и за год до начала похода Ивана Петлина, а именно в 1617 году, Меррик опять плакался русскому царю о дорогах в Китай. Тогда английскому послу было сказано, что московское правительство отправит гонца в Сибирь с приказом узнавать, «где Китайское государство и как богато, есть ли чего добиваться».
Без сомнения, именно князь Иван Куракин и должен был в первую очередь выполнить это важнейшее поручение Москвы, к которому был давно подготовлен самой жизнью.
Иван Петлин со своими спутниками, повидав вершины голубых Саян, преодолев кремнистые пустыни Монголии, влетел, пригнув голову, на своем сибирском коне в ворота Великой Китайской стены у Калгана, которые показались ему слишком низкими и тесными.
Уже у подножия Великой стены томский казак стал размышлять о том, далеко ли от нее Теплое море. «А другой конец пошел на всток до моря, четыре месяца», — заметил Петлин[143].
Множество ценных сведений собрал Иван Петлин в Пекине. Но его неотвязно преследовали мысли о морских границах Китая, о китайских корабельных путях. Видимо, это было хорошо преподано ему Куракиным через томского воеводу.
В Пекине Петлин узнает прежде всего, что «до моря от большово Китая, сказывают 7 ден». Затем Иван Петлин настойчиво расспрашивает, с какой стороны света иноземцы приходят морем в Китай.
Китайский «подьячий Бичечи» на этот вопрос отвечает, что иностранцы «прибегают с Чермного моря, со встоку и с полудни». Петлин не успокаивается на этом и продолжает расспрашивать Бичечи, не было ли слышно о том, что какие-нибудь иноземцы «шли дорогою дороги проведывать».
К чему было так настойчиво задавать подобные вопросы, когда до этого Петлину было разъяснено, что Китай имеет связи с восточными и полуденными, странами?
Но Петлин говорил как о недавнем и заведомо известном ему событии, что кто-то предпринял поиски морского пути в Китай.
Судьбу этого предприятия и выяснял Петлин в Китае. И мы поневоле настораживаемся, когда Петлин задает удивительный вопрос: не было ли слышно в Китае «про разбой корабельной»? Иными словами, прибывший с берегов Томи русский наводит справки о том, не знают ли китайцы о случае крушения иностранного корабля на море.
Петлину ответили вновь, что китайцы не знают, «где бы на море корабль разбило».
Ничего не мог выпытать Ивашка Петлин у китайских «подьячих» о том, как они представляют себе положение Оби. «Оби де мы реки великие не знали и не слыхали», — ответствовали китайские чиновники.
Несколько утешился Иван Петлин лишь тем, что получил от «брацкого татарина Куштана» сведения, что Сибирь связана с Китаем рекой Каратал, по которой ходят купцы с товарами.
Осенью 1618 года храбрые томские казаки поехали домой с грамотой богдыхана: «Валли Китайской царь» звал русских людей торговать в его государстве.
Иван Петлин не успел еще достичь и сибирских границ, как в декабре 1618 года Джон Меррик заявил, что дорога в Индию отыскана, «но далеко оборачиваться — в 3 года, это время долгое». Но он опять упоминал о Сибири.
Какое же путешествие имел в виду Меррик?
По сроку, о котором он упоминал, это не похоже на сухопутный поход Ивана Петлина: расстояния до Китая сушей были уже приблизительно известны.
Меррик снова требовал открыть англичанам устье Оби, но получил отказ.
Прошел какой-нибудь месяц, и на реке Лавуе сошлись представители Московии и Швеции. Главой русского посольства был Федор Барятинский, строитель Сургута и первый его воевода. (Читатель помнит, что торговля с Китаем в XVII веке началась у стен Сургута.) И хотя речь в основном шла о таком важном деле, как утверждение основ Столбовского мира, шведы вдруг пустились в расспросы о Сибири и Китае.
«Ныне великого государя нашего люди до того государства дошли», — сообщил шведам Федор Барятинский и прибавил, что Китай стоит на морской губе.
Рядом, кутаясь в соболью шубу, стоял английский «радетель» Джон Меррик, посредник при заключении мира со шведами. Он тут же начал жаловаться шведам, что московиты не пропускают англичан на Восток.
Разговор со шведами происходил 22 января, а Иван Петлин только к троицыну дню того же 1619 года добрался лишь до Томска. Следовательно, на берегу Лавуи шел разговор не о петлинском хождении в Пекин, а о каком-то другом походе в сторону Китая, начатом незадолго до этого.
Князь Иван Куракин сразу же после появления Петлина в Сибири послал в Москву донесение об итогах путешествия томских казаков в Монголию и Китай[144].
Известно несколько списков отчета Ивана Петлина. Но я не уверен, изучали ли исследователи тобольское донесение Ивана Куракина, просматривали ли они мангазейские бумаги «о морском ходу» за 1616–1619 годы, хранившиеся в известных «Портфелях Миллера». Вдруг там мелькнет известие, объясняющее, почему именно Иван Петлин так усиленно расспрашивал в Китае про предполагаемый «разбой корабельный»?!