- Кто это сделал? - прерывающимся от негодования голосом спросила она.
- Я, - сказал Саша. - Простите, пожалуйста!
- Он нечаянно! - зашумели ребята. - Он и не играл с нами.
- Без защитников! - возвысила голос Алевтина Илларионовна. - Коновалов! Пойди сюда!
Саша побрел в учительскую.
- Теперь ни за что не отдаст мяч, вредная она, - бросил Саше вслед Пипин Короткий, главный футболист школы.
Штаны его висели на заборе. Он был в трусах и в синей майке. На голове у него топорщилась кепка, надетая козырьком назад.
Кому из вас не случалось, провинившись, стоять перед учителем и выслушивать, как он вас отчитывает! Сейчас это испытание держал Саша.
- Ты, Коновалов, должен прежде всего помнить, что ты есть секретарь комсомольской организации школы, - говорила Алевтина Илларионовна. - Во-вторых, ты знаешь, что пользуешься большим влиянием на ребят, следовательно, ты должен подавать им только хорошие примеры. - Алевтина Илларионовна с удовольствием прислушивалась к своей гладкой речи. - А ты что делаешь? - Мысли ее перенеслись в недалекое прошлое. - Ты на днях почти всю бригаду увел с поля… А теперь попал футбольным мячом куда? Прямо в учительскую!
- Учиться хуже стал, - вставила чертежница Вера Павловна, круглолицая, румяная девушка, и взяла в руки журнал, чтобы подкрепить свое замечание оценками.
Но в это время звонок возвестил о начале уроков. Он запел сначала на верхнем этаже, затем внизу и наконец захохотал весело и отрывисто на улице, а потом точно захлебнулся, кашлянул и затих.
- Иди! - строго сказала Алевтина Илларионовна. - И чтоб я тебя больше не видела в таком… виде.
«Вероятно, она хотела сказать: в таком жалком виде, - думал Саша, пробираясь в толпе ребят в свой класс. - Действительно, в этой виноватой позе, в этом молчании есть что-то жалкое, унизительное. Удивляюсь, как Миша или Пипин Короткий, которые ежедневно «отвечают» за свои проступки, не чувствуют такого стыда. Нужно не уважать себя, чтобы допускать такое!»
В класс он вошел последним и видел, как сзади него неторопливо идет Александр Александрович. Саше показалось, что учитель нарочно медлил, чтобы дать ему возможность вовремя войти в класс.
Ребята кинулись было с вопросами: «Влетело? Здорово? Отдала мяч или не отдала?» Но тут вошел учитель, и все молчаливо встали.
Только что в учительской Александр Александрович снова поспорил с Алевтиной Илларионовной. Он сказал, что Саше Коновалову не было смысла читать нотацию. Парень он по-настоящему хороший, и проступок его - чистая случайность. Он, наверное, и сам пришел бы извиниться за этот неожиданный бросок в окно.
- У вас все хороши, Александр Александрович! - сердито замахала руками Алевтина Илларионовна. - В десятом классе хулиганы собрались отборные. Сладу нет с ними. Учителя от них плачут! Вы многого не знаете и не слышите в силу своего недуга…
Александр Александрович не принял вызова. Надо было идти на урок. Он ничего не ответил и медленно, раздумывая, пошел в класс. Как же в самом деле: преувеличивает он положительные качества своих ребят или Алевтина Илларионовна их преуменьшает? Может быть, он нашел путь к душам своих учеников, а она не нашла? Класс в самом деле трудный. Но ребята интересные, разные. Среди них один, пожалуй, Коля Ласкин, по прозвищу Пипин Короткий, - неумный и легкомысленный человек. И действительно, Александр Александрович не знает, как проникнуть в его душу. А может, в самом деле он многого не замечает из-за своей глухоты?
Александр Александрович положил на стол журнал, кивком головы разрешил ученикам сесть.
На первой парте подняла руку Зина Зайцева. Александр Александрович подошел к ученице и, приставив к уху свою руку, склонился к ее парте.
- Александр Александрович, - громким, пронзительным голосом сказала Зина, - правда ли, что к нам в Погорюй приезжает Шолохов?
- Правда, - ответил Александр Александрович. - Подробности после урока.
Саша повернулся и уничтожающе поглядел на парту, где рядом с Пипином Коротким сидел смущенный Миша. Его черные глаза виновато бегали по классу, избегая взгляда Саши и Александра Александровича.
- Ну, теперь обо всем забыть. Все мысли долой, освободить голову для величайшей в мире науки - математики, - сказал Александр Александрович.
Он закатал рукава белой вышитой косоворотки, точно собирался ринуться в бой, и окинул класс внимательным взглядом.
Тридцать пар глаз - карих, голубых, серых - смотрели на него серьезно и доброжелательно.
- Хорошо! - удовлетворенно сказал Александр Александрович. - В прошлый раз мы условились, что сегодня будем говорить о перестановках. Размещения из т элементов, взятые по т, различающиеся только порядком элементов, называются перестановками. Например…
Александр Александрович подошел к доске, взял мел и повернулся к классу. Взгляд его встретился с углубленными в себя, тревожными глазами Саши.
Брови Александра Александровича страдальчески изогнулись:
- Коновалов, перестань думать о постороннем. Математика - абсолютная монархия. Она царит одна и ни с кем делить своей власти не может. Ведь ты не повторишь того, что я сейчас сказал?
- Не повторю, - вставая и краснея, сказал Саша.
- Потом спрошу тебя, о чем думал… Итак, перестановка из двух элементов: а и в, - он написал на доске а и в, - будут размещения из двух по два, то есть… - он написал ав и ва. - Теперь выпишем все перестановки из трех элементов. - Он со скрипом написал на доске: авс, асв, вас, вса, сав, сва. - Понятно?
- Понятно, - ответил класс одним дыханием.
Но Саша Коновалов по-прежнему сидел с отсутствующим взглядом.
Брови Александра Александровича снова страдальчески изогнулись:
- Коновалов, ты можешь повторить?
Саша встал и даже побледнел:
- Нет.
- Тогда выйди из класса. Ты мне мешаешь.
Саша беспрекословно пошел к дверям.
Теперь покраснела Стеша и с большим трудом заставила себя слушать урок.
Александр Александрович некоторое время стоял молча спиной к классу и с раздражением думал о Коновалове и о себе: «Зря погорячился!» Затем он повернулся и стал объяснять формулы числа перестановок.
После уроков учитель и ученик сидели в классе, на первой парте, друг подле друга. В дверь, будто бы невзначай, то и дело заглядывали одноклассники.
- Учиться стал хуже. На уроках думаешь о чем-то постороннем, - вполголоса говорил Александр Александрович. - Случилось что-нибудь? Может, советом помочь? А на меня не сердись. Вертись, переговаривайся, но слушай. А у тебя было совершенно отрешенное выражение лица. Мешал ты мне. Вот я и погорячился.
Саша всегда тянулся к Александру Александровичу. Ему захотелось рассказать учителю и о себе, и о Стеше, и о той неприятности, которую он переживал. Но как можно было говорить о самом сокровенном, когда у стен и у окон были длинные ученические уши?
- Я принесу вам свой дневник, - краснея, сказал Саша.
- Лучше не весь, а лишь то, что относится к нашему разговору.
Но Саша принес Александру Александровичу весь свой дневник, который вел с седьмого класса.
БЕСПОЛЕЗНЫЙ РАЗГОВОР
Через несколько дней после этого разговора с Сашей, вечером, в те часы, когда ученики были заняты неотложными общественными делами, Александр Александрович пришел к Листковым. Он громко постучал в дверь и, не слыша ответа, открыл ее.
Людмила Николаевна приветливо встретила классного руководителя Стеши. Она пригласила учителя в комнату. У дверей он споткнулся о скатанный половик. Дальше путь преградил открытый чемодан, из которого в беспорядке свешивались на пол старые, видимо, давно не ношенные платья, какие-то дырявые занавески, облезлые меховые воротники, чулки. Александр Александрович обошел чемодан, приблизился к столу. На столе, засыпанном землей, лежали черепки цветочного горшка. На стульях висели платья.
«Должно быть, генеральная уборка. Не вовремя пришел», - подумал Александр Александрович.
Людмила Николаевна проворно сдернула платья, бросила их на подоконник, ладонью стерла пыль с сиденья и придвинула стул гостю. Сама она тоже села у стола.
- Насчет Стэвы? - с тревогой спросила она громким голосом.
- Да, - сказал Александр Александрович и осторожно положил на край стола белую фуражку.
- Вы уж извините, - указала хозяйка на стол. - Горшок от цветка разбила. - Другого беспорядка в комнате она, казалось, не замечала. - Так в чем же Стеша провинилась?
- Провинилась? - удивился Александр Александрович. - Ни в чем. Девушка серьезная, учится неплохо. Не за тем я к вам пришел. Разговор длинный. От дела не оторву?
- Нет, нет!
Людмила Николаевна поправила халат, волосы и, сложив на коленях маленькие, полные ручки, приготовилась слушать. Она любила поговорить с образованными людьми.
- Так вот, Людмила Николаевна, разговор будет о любви.
- О любви? - изумилась она, вспыхнула и хотела было прикрыть окно, выходящее на улицу.
Но Александр Александрович, усмехнувшись, пояснил ей:
- Разговор безобидный. Не бойтесь.
Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями, и начал с главного:
- У Стеши с Сашей Коноваловым дружба с девятилетнего возраста.
- Не говорите! - с возмущением отрезала Людмила Николаевна. - И я ничего не могу поделать!
- Стаж большой, - не отвечая на ее слова или, может быть, не слыша их, продолжал Александр Александрович. - Вероятно, чувства серьезные.
- Пустяки! Легкомыслие одно! - пренебрежительно махнула ручкой Людмила Николаевна. - Я запретила Саше бывать у нас, и все пройдет.
- Вот по поводу этого запрещения я и хочу поговорить. Как педагогу, мне приходилось не раз наблюдать чувство дружбы у моих учеников. У некоторых это было действительно пустяком и легкомыслием. Но у некоторых чувство было серьезное, возвышенное. Такую дружбу я, признаться, не пытался останавливать. В дружбе Саши и Стеши нет ничего плохого, поверьте мне, Людмила Николаевна. Я достаточно знаю их отношения. Чувства эти искренние, чистые. Это очень красивое чувство, которое, может быть,