Как Вы знаете, несчастный полагал, что однажды получил записку от того, кого называл Полем; я говорю полагал, потому что в реальности он написал ее сам, не сознавая что делает. Ведь это и есть то самое автоматическое письмо? В остальном Вы знаете больше моего о сути этой странной, скверной истории… и т. д.
Темница Жюльена Грина(Алексей Воинов)
Жюльен Грин (1900–1998) — крупнейший франкоязычный писатель XX в., автор романов, новелл, пьес и многотомного дневника — настоящей энциклопедии культурной жизни столетия; первый член Французской академии, имевший иностранное подданство; виртуозный мастер психологической прозы, тяготеющий к глубокой рефлексии и классическому повествованию; один из редких авторов, собрание сочинений которого еще при жизни публиковалось в знаменитой академической серии Pléiade издательства Gallimard. Однако для русскоязычного читателя Жюльен Грин остается практически неизвестен. В 1927 г. издательство Время опубликовало перевод одного из самых известных его романов — Адриенна Мезюра. Примечательно, что книга вышла в тот же год, что и во Франции. Следующая книга — роман Обломки — вышла на русском уже спустя много десятилетий, в 1975 г. в издательстве Художественная литература. И еще одна — Полночь — в 1995 г. в издательстве Радуга.
Жюльен Грин, — настоящее имя — Джулиан Картридж Грин, — родился в Париже 6 сентября 1900 г. Его родители, пережив финансовый кризис, уехали из Америки в 1893 г., сначала обосновавшись в Гавре, а после — в Париже. Грин всю жизнь оставался американским подданным. Учился он во Франции и несколько лет в США. В 1916 г. вслед за отцом отрекся от протестантства и стал католиком. Был на военной службе в Италии, вернувшись в Париж, собирался уйти в монахи, но в последний момент передумал, пережив своего рода откровение, когда на выходе из церкви перед ним словно предстала вся прекрасная вольная жизнь в миру. Он занимался одновременно живописью и сочинительством. Будучи билингвом, первый рассказ написал на английском. Успехи в литературной деятельности определили дальнейший выбор.
Над Земным странником Грин начал работать в ноябре 1924 г. и закончил в феврале 1925. К тому моменту он сочинил всего несколько коротких текстов и только планировал написать роман; можно сказать, Странник — первое значительное произведение Грина, вышедшее в свет довольно скоро, в 1926 г., и сразу же завоевавшее симпатии публики. Несмотря на то, что это были лишь первые шаги в литературе, Грину удалось создать текст, поражавший самых маститых знатоков литературы минувшего столетия.
Земной странник — произведение невероятно многозначное, одновременно реалистичное, мистическое и герметичное. В основе своей текст не менялся, только дописывался и дополнялся. В первоначальном варианте не было предисловия, сцен с описанием сна и встречи со священником, а также последней фразы в завершающем новеллу письме. Фраза эта была добавлена, потом вычеркнута, однако для исследователей творчества Грина она имеет принципиальное значение. В этой фразе заключался совет обратиться к трудам «доктора Майерса». Речь о Фредерике Уильяме Майерсе (1843–1901) — поэте, критике, авторе философских учений, приверженце спиритуализма и основателе Общества психических исследований, а также о его книге Человеческая личность и ее жизнь после смерти тела, которую Грин изучал в 1919 г. Иначе говоря, Грин старался сделать текст многогранным, представив читателю реалистическое обоснование, добавив возможные объяснения мистическому рассказу и отделив вымышленную историю от реального хода событий. Он вспоминал: «Я долгое время не ведал, что Поль был двойником Дэниела».
Труд Майерса помогал объяснить, что Дэниел страдал психическим расстройством; при таком раскладе повествование переставало быть сказкой и вписывалось в ряд вещей самых обычных, становилось понятно, как появилась записка Поля, обосновывалась теория автоматического письма, привлекшая, кстати, не только Грина, но, например, Бретона, Супо. Подобные разгадки настойчиво приводятся исследователями творчества Грина, в частности Жаком Пети, однако книга Майерса никак не служит панацеей, а психическое заболевание героя — далеко не однозначное обоснование многочисленных тайн и намеков. Об этом свидетельствует и сам Грин.
Приступив к новелле и составляя текст от лица героя, он «чувствовал, что кто-то стоит за спиной», ощущение было настолько сильным, что Грин выбегал из комнаты. Труд Майерса служил, конечно, некоторым подспорьем, Грин и в более поздних вещах возвращался к теме раздвоения личности и тайного общения человека с самим собой, однако первоначальным импульсом писателю служили собственные навязчивые сны, описания которых встречаются в дневнике и порой почти повторяют миражи Дэниела: «Минувшей ночью видел себя на вершине огромной черной скалы; склонившись, я увидел пропасть, заполненную белым огнем. „Огонь предвечный“, — шепнул мне кто-то».
В новелле множество деталей, почерпнутых из личного опыта: страх лестниц, боязнь пожаров, описания комнат, городка Фэрфакс, который в первом варианте рукописи назывался Шарлоттсвиллем, где Грин несколько лет учился, а также Саванны, куда Грин приезжал на каникулы к родственникам, «испытывая странное счастье» и совершая «печальные прогулки». В Автобиографии он признавался: «Там, на бесконечных проспектах ждал меня демон… Я ничего об этом не знал, ничего не подозревал, но яд уже просачивался мне в сердце, не знаю каким путем…» И в Далеких землях он пишет: «Религия служила единственным пристанищем, где я мог укрыться от самого себя». Таких цитат и отсылок, как в художественных произведениях, так и в дневниках Грина очень много; нам важно лишь подчеркнуть, что однозначной трактовки этой новеллы не существует. Разве что она сокрыта в заключительном письма мисс Дж.: все зависит от того, с какой позиции посмотреть — с позиции земной или же провиденческой.
С позиции земной — это история о раздвоении личности и трагедии. С позиции провиденческой — мистический опыт встречи с самим собой и рассказ о духовном освобождении. Однако и эта попытка что-то объяснить заводит в тупик. Если это история о раздвоении личности и Поль — это Дэниел, к чему упоминание комнаты с призраком, почему первая таинственная встреча происходит в столь значимом месте, почему никак не объясняется пропажа всех сбережений, и зачем так много намеков на потустороннее вмешательство, от надписей и цитат до речей за столом? Значит, такое объяснение не во всем верно? Со второй же, провиденческой трактовкой, дела обстоят еще хуже. Предположим, Дэниел действительно раздваивается, он выходит из тела и странствует к источнику вечных вод, который сравнивается Жаком Пети с библейским источником жизни, но — какие же скорбные стоны могут исходить из такого источника? И предположим, Дэниелу является некий дух, сопровождающий его на пути отказа от всего материального, он ведет к вере и «кому-то более могущественному», — текст, действительно, от начала и до конца изобилует отсылками к Библии, которую Грин хорошо знал, — но почему этот кто-то могущественный никак не назван? Не служит ли это каким-то перевертышем, подменой? Ни один благой посланец не может смотреться столь жутко, ни один не понукает героя расстаться с жизнью. С другой стороны, может не все выглядит столь красиво, как в древних преданиях, и дорога в духовный мир в реальности грязна и страшна? Подобным образом в тексте можно ходить по кругу. В одной трактовке будет сокрыта другая, и вся конструкция в итоге напомнит нам строение вскользь упомянутых Темниц Пиранези, где обитает гениальность. Гениальность, которую мы найдем и в более поздних произведениях Грина, как нашел ее Борхес, сказав что «никакая другая эпоха не может похвастаться такими удивительными текстами, как Поворот винта Джеймса, Процесс Кафки и Земной странник Грина».