Город этот был возведен в глубине долины и представал взору внезапно, после череды холмов, скрывавших его, словно занавес. Кварталы пересекала глубокая речка. Мостовые из розоватого кирпича были обрамлены деревьями, дома прятались в глубине небольших садов, заросших самшитом. Город казался строгим и тихим, во всем отличающимся от того, где я вырос. По вечерам никто не устраивался возле дверей, чтобы отдохнуть, обмахиваясь на жарком воздухе. Местные жители словно никогда и не выходили, и широкие улицы были всегда пустынны.
От вокзала к университету курсировал экипаж. Он проехал весь город и остановился возле большого парка, обсаженного деревьями. Над воротами я прочитал надпись железными буквами: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»[12]. Я взял чемодан и вышел.
Кучер кнутом указал на здание, чей свод виднелся среди деревьев в глубине парка. «От ворот прямо, — сказал он, — но ежели приехали учиться, времени у вас полно. Занятия начнутся лишь через две недели».
Я почувствовал, что краснею. Не стоило так торопиться, чтобы приехать на две недели раньше всех остальных. Чем я займусь в эти две недели? Вероятно, на лице у меня было написано замешательство, поскольку кучер — юноша, одетый почти по-крестьянски, — прокричал мне под грохот тронувшегося экипажа: «Не хотел вас обидеть!»
Я повернулся к нему спиной и, миновав ворота, пошел по аллее. Навстречу метнулись белки, они прыгали совсем близко, бесстрашно глядя в ожидании лакомств, которые, как я догадался, обычно им тут кидали. В ветвях над головой шумел сильный ветер. Я шел быстро. Казалось, за мной наблюдают из окон домов на окраине парка, с другой стороны от дороги. Наконец я добрался до здания, на которое указал кучер.
За несколько минут прогулки я успел рассмотреть все университетские постройки. Справа и слева высились два здания старинного стиля, меж ними простиралась большая прямоугольная лужайка с газоном. Напротив стояли два ряда небольших домиков, от лужайки их отделяла крытая галерея. Тут и там росли могучие деревья.
Я обошел лужайку и вернулся к самому большому зданию, которое заметил еще от входа. Это была копия римского Пантеона, возведенная из кирпича, за исключением колонн белого мрамора. Вокруг располагалась широкая терраса, с одной стороны которой виднелся меж деревьями город, с другой открывался вид на обширное пространство долин и зарослей, разделенное дорогой, скрывавшейся средь холмов. Я устроился на балюстраде, откуда можно было смотреть на город, и погрузился в раздумья. Мне предстояло прожить две недели в городе, где я никого не знал. Что же требовалось для этого предпринять? Прежде всего, отыскать комнату. Сама идея, что придется стучать в дверь незнакомого дома, мне страшно не нравилась, тем не менее, я понимал, что сделать это придется. Желание отсрочить неприятный момент навело на мысль, показавшуюся мне превосходной. Я проведу ночь в гостинице, которую видел возле вокзала, о комнате можно будет до завтра не думать. Далее расспрошу местных жителей о пансионах. Я собирался уже подняться, когда увидел, что в мою сторону направляется незнакомец. Я положил руку на чемодан и замер.
Незнакомец приветствовал меня, поклонившись. Он был высок, одет в темно-синий костюм, скроенный по старинной моде. Лицо суровое и волевое. Казалось, он старше меня, вначале я даже подумал, что знаю его, но никак не мог вспомнить, где же мы виделись.
Я удивился, что не слышал, как он подошел. Я чувствовал себя обеспокоенным и счастливым одновременно. Несмотря на солнце, ярко освещавшее всю террасу, в тишине этой уединенной местности чувствовалось нечто таинственное. Порой меня посещают видения самого странного рода. На миг представилось, будто это греза и рядом никого нет.
Тем не менее я тоже склонил голову. Подойдя ближе, юноша остановился и молвил: «Сдается мне, вы приехали раньше на две недели и лишь недавно о том узнали. Я прав?»
Я кивнул. «Мне легко было догадаться, — снова заговорил он, — я и сам оказался в такой ситуации. Но, вижу, вы даже не нашли комнаты, — он глянул на чемодан. — Я тоже. Хотите, поищем жилье вместе?»
Я не ответил, и он продолжил: «Мы явились сюда столь рано, что должны отыскать лучшее во всем городе. Я бы советовал снять комнату поближе к университету».
Мгновение я колебался. Мне вдруг подумалось, что очень многое зависит от моего ответа, но чужестранец казался человеком добропорядочным, и я решился. К тому же я был счастлив, что он настолько предупредителен, ведь я никого здесь не знал. Я поблагодарил его и, согласившись, взялся за чемодан.
Я в тайне надеялся, что он сам договорится с хозяевами, ведь я их побаивался. Я спросил, хорошо ли он знает город и есть ли у него дом на примете. Он ответил, что нет.
Мы спустились к воротам, где он громким голосом прочитал надпись, добавив: «Истина же дается не так легко, как вам кажется. И приходит порой не оттуда, откуда вы ожидаете». Я промолчал, опасаясь, как бы он не пустился витийствовать в неподобающей манере, поскольку фраза на воротах мне нравилась. Но он больше ничего не сказал, и в тишине мы поднялись по широкой улице вдоль серых домишек, видневшихся за садами. У многих на столбиках крыльца висели таблички «Сдаются комнаты».
Недолго посовещавшись со спутником, я толкнул одну из калиток. Речи о том, чтобы выбрать комнату безотлагательно, не было; дома вдоль улицы стояли все одинаковые. Я упомянул об этом подчеркнуто громко, дабы выиграть немного времени. После же попытался сделать так, чтобы мой новый знакомец пошел впереди, но оказалось, он разгадал уловку и высказался довольно резко: «Говорить будете сами, ведь это ваша комната. Что до меня, я подыщу другую». Эти слова меня ранили. Я понял, что он прознал о слабости моего характера и решил не обращать на нее никакого внимания.
Я позвонил. Прошло порядочно времени, прежде чем нам открыла пожилая женщина, высокая, державшаяся очень прямо и одетая во все черное, в чепце с длинными лентами. Вид у нее был настолько строгий, что я оробел и говорил очень тихо. Она выслушала не перебивая, потом ответила с теплотой в голосе: «Правильно ли я поняла, что вы студент и ищете комнату?» Я покраснел и вымолвил: «Да». Что подумал мой спутник о такой неуверенности? Я не осмеливался на него взглянуть, он же не проронил ни слова.
Пожилая дама отвела нас на второй этаж и вошла в просторную комнату, где распахнула ставни. Деревья за окном отбрасывали глубокую тень, неясный свет слабо мерцал на почерневшем гладком паркете. В углу виднелась кровать со стойками, напротив был обычный письменный стол и стул с плетеным сиденьем. Все казалось вычищенным и аккуратным, но даже если бы комната содержалась в непотребном состоянии, я все равно бы остался. Мне хотелось поскорее с этим покончить. «Прекрасно», — сказал я вполголоса. «Здесь есть все, что потребуется», — ответила пожилая дама, стоя посреди комнаты, сложив руки. «Мне тут очень понравилось», — сказал я после паузы. Она чуть склонила голову: «За комнату причитается десять долларов, за питание — еще пятнадцать». Кивнув, я поставил чемодан на стул. «Ужинаем в шесть часов, — продолжила дама, — завтрак в восемь, обед в два. Утром разбудим вас в семь». Она вышла, не дожидаясь ответа, осторожно прикрыв дверь.
«Ну что, — спросил мой провожатый, молчавший во время этой короткой сцены, когда я не продемонстрировал почти никакой решимости, — вы удовлетворены?»
Я был очень рад, и в то же время меня удивляло, что все случилось столь быстро и, несмотря на мои колебания, столь просто. Оставалось добавить, что с тех пор, как я покинул дом дяди, я не встретил ни единой помехи, способной нарушить мои намерения. Хотя я готовился к многочисленным сложностям, ибо это казалось вполне естественным. Я по-прежнему был изумлен, что потребовалось так мало усилий, дабы полностью переменить уклад моей жизни и стать независимым. Ведь теперь у меня была собственная комната.
Мы оставались в комнате вплоть до ужина. Я разбирал чемодан, а мой спутник наблюдал, сидя на стуле. Время от времени он расспрашивал о том, что мне нравится и чем именно я занимаюсь, однако делал он это столь тихо и вольно, что отвечать порой не было настроения. Иногда он задавал вопросы о вещах совершенно ничтожных, и мне хотелось смеяться над тем, что я принимал за немыслимую наивность. Он расспрашивал обо всех предметах, лежавших в моем чемодане, по мере того, как я вынимал их оттуда, ему хотелось узнать, как давно они мне принадлежат, насколько дороги, какие нравятся больше. Эта манера нисколько не задевала. Я был удивлен и польщен, что кто-то мною интересуется, и развлекался, рассказывая обо всем гораздо подробнее, нежели меня спрашивали.
Когда все было разложено по местам (я инстинктивно спрятал свернутые купюры в карман жакета), оказалось, что уже смеркается и в комнате почти ничего не видно. Я хотел зажечь стоявшую на столе лампу, однако она оказалась пустой, и я отыскал лишь свечу в оловянном подсвечнике. Мой спутник ничего больше не говорил, но я знал, что он наблюдает, от этого мной владело некоторое стеснение и я почувствовал себя лучше только тогда, когда свет, пусть и слабый, озарил окружавшее нас пространство. Наконец он встал и сказал: «Вы забыли спросить, как же меня зовут. Поскольку видеться мы будем часто и вам придется меня как-то именовать, зовите меня Полем». После этого он пожал мою руку и скрылся. Я смотрел, как он уходит, без сожаления, мне хотелось побыть в одиночестве, и я принялся расставлять на каминной полке привезенные книги. Среди них были «Франкенштейн» Мэри Шелли, «Вампир» Байрона, романы Готорна и переводы нескольких французских книг, последние принадлежали дяде и я рассчитывал когда-нибудь их вернуть. Эти тома были мне очень дороги. Я читал их множество раз и некоторые уже истрепались, но такими я любил их еще сильнее. Случалось, я брал одну из книг на прогулку. В конце концов, я думал об этих пятнадцати или двадцати томах, износившихся от долгого пользования,