Тетушка Мох плакала. Девочка протянула руку и коснулась ее.
— Ты совсем холодная, — сказала она.
— А ты горишь, как огонь, детка, твоя рука прямо жжется. Ох, не смотри на меня! Он сделал так, что плоть моя гниет, тело мое съеживается, но умереть он мне не дает — говорит, что я сперва должна привести к нему тебя. Я пробовала умереть, несколько раз пробовала, но он держит мою жизнь в своих руках, оставляет меня в живых против моей воли, не позволяет мне умереть! Ах, позвольте мне умереть!
— Ты вовсе не должна умирать, — сказала девочка, нахмурившись.
— Детка, — прошептала старуха, — милая моя… назови ты меня… назови меня моим подлинным Именем.
— Хатха, — сказала девочка.
— Ах! Я знала… Отпусти меня на волю, милая!
— Нужно подождать, — сказала девочка. — Пока они не придут.
Ведьма лежала, немного успокоившись, и дышала уже не так трудно.
— Кто это «они», кто это «они», милая? — прошептала она.
— Мой народ.
Длинные холодные пальцы тетушки Мох лежали, словно связка палочек, в руке девочки. Она крепко сжимала их. Теперь за стенами домика стало так же темно, как и внутри его. Хатха, которую остальные звали «тетушка Мох», уснула; и вскоре девочка, сидевшая на полу возле ее лежанки, и устроившаяся у нее под боком несушка уснули тоже.
Мужчины вошли к ней вместе со светом. ОН сказал:
— А ну-ка, вставай!
Она встала на четвереньки. ОН засмеялся, приговаривая:
— Вставай! Вставай! Ты — сука умная, можешь и на задних лапах ходить, правда? Вот так. Человеком притворяешься? А теперь нам нужно кое-куда пойти. А ну-ка, пошли!
Ошейник с поводком все еще был у нее на шее, и ОН дернул за поводок. Она пошла за ним следом.
— Эй, а ну-ка, веди ее сам! — сказал ОН, и теперь рядом оказался другой, тот, которого она любила, но больше не помнила, как его имя, и он вел ее за поводок.
Все вместе они вышли из темного дома. Камни дверей разверзлись и выпустили их, а потом снова сомкнулись у них за спиной.
ОН все время шел за ней по пятам, как и тот, что вел ее за поводок. Остальные чуть отстали — еще трое или четверо мужчин.
Поля были серыми от росы. Темный силуэт горы вырисовывался на фоне бледного неба. В садах и на зеленых изгородях начинали петь птицы. Все громче и громче.
Они подошли, казалось, к самому краю этого мира и пошли вдоль края, пока не достигли такого места, где земля превратилась в один лишь камень, а краешек, по которому они шли, стал очень узким. На скале была проведена черта, и она посмотрела на эту черту.
— Пусть столкнет ее, — сказал ОН, — а потом и сам пусть летит, если сможет, ястреб этот.
ОН отстегнул поводок.
— Иди и встань на краю, — велел ОН.
Она пошла к той черте. Внизу было море, и больше ничего. Над морем — только небо, только воздух.
— Ну а теперь Ястребок ее подтолкнет, — проговорил ОН. — Но сперва спросим: может, она захочет что-нибудь сказать? У нее ведь так много важных мыслей. У всех женщин их много. Разве вы ничего не хотите нам сказать, леди Тенар?
Говорить она не могла, но указала в небо над морем.
— Подумаешь, альбатрос, — сказал ОН.
Она громко рассмеялась.
И тут в потоках света из небесных врат вылетел огромный дракон — кольца дыма, языки пламени, броня чешуи! Тенар наконец заговорила.
— Калессин! — крикнула она и, схватив Геда за руку, быстро оттолкнула его назад, к скале, за скалу, потому что ревущее пламя пронеслось прямо у них над головой, раздался металлический шелест чешуи, зашипел ветер в распростертых крыльях, чудовищные когти клацнули по камням, словно лезвия кос…
С моря дул ветер. Крохотный пушистый кустик чертополоха, росший в расщелине между камнями возле руки Тенар, все кивал и кивал ей под порывами ветра.
Гед был с ней рядом. Они распластались на камнях, прижавшись друг к другу, за их спинами внизу плескалось море, а перед ними был дракон.
Дракон смотрел на них чуть искоса одним своим длинным желтым глазом.
Гед вдруг заговорил хриплым дрожащим голосом на том языке, на каком говорят все драконы, и Тенар понимала его: «Мы благодарны тебе, о Старейший».
Глядя на Тенар, Калессин заговорил — загудел, словно по огромной металлической тарелке ударили молотом:
— Аро Техану?
— Девочка моя, — сказала Тенар, — Терру! — и вскочила, чтобы бежать, чтобы искать свою бедную малышку. И увидела, как та спешит по самому краешку обрыва прямо к дракону.
— Не беги, Терру! Осторожней! — крикнула она, но девочка уже увидела ее и, конечно же, бросилась бежать — и угодила в объятия Тенар. Они крепко прижались друг к другу.
Дракон повернул свою немыслимо огромную, словно покрытую темной ржавчиной голову, чтобы видеть их обеих как следует. Ямы его ноздрей, огромные, точно котлы, были полны яркого жаркого пламени; время от времени оттуда вырывались клубы дыма. Жар, исходивший от тела дракона, делал почти неощутимым даже ледяной ветер, дувший с моря.
— Техану, — сказал дракон.
Девочка повернулась и посмотрела на него.
— Калессин, — сказала она.
Тогда Гед, до сих пор стоявший пред драконом на коленях, поднялся в полный рост, дрожа и пошатываясь. Чтобы удержаться на ногах, он ухватился за руку Тенар и засмеялся.
— Теперь я знаю, кто позвал тебя, о Старейший! — сказал он.
— Я позвала, — сказала девочка. — Я же не знала, как еще вам помочь, Сегой.
Она не сводила с дракона глаз и говорила на Языке Созидания, легко произнося каждое слово.
— Ты хорошо поступила, дитя мое, — сказал ей дракон. — Я долго искал тебя.
— А сейчас мы полетим туда? — спросила девочка. — Туда, где все остальные? Туда, где дуют другие ветры?
— А тебе хочется все это покинуть?
— Нет, — сказала девочка. — А разве они не могут полететь с нами?
— Нет, не могут. Их жизнь — здесь.
— Я останусь с ними, — сказала она, чуть вздохнув.
Калессин отвернулся, чтобы выдохнуть из своей чудовищной топки то ли огненный вздох удовлетворения, то ли смех, то ли гнев — «Ха!» Потом, снова посмотрев на девочку, сказал:
— Это хорошо. У тебя здесь много работы.
— Я знаю, — ответила она.
— Я прилечу за тобой, — сказал ей Калессин. — Со временем. — И обернулся к Геду и Тенар: — Я отдаю вам свое дитя, как вы отдадите мне свое.
— Со временем, — сказала Тенар.
Огромная голова Калессина едва заметно склонилась — это он кивнул — и огромная пасть раздвинулась в улыбке, обнажив немыслимые зубы величиной с меч; уголки губ чуть приподнялись.
Гед и Тенар вместе с Терру отошли как можно дальше, пока дракон разворачивался на краю утеса, волоча свои чешуйчатые доспехи по скалам и аккуратно умащивая когтистые лапы; потом он напружинил черные ляжки, словно кошка перед прыжком, и как бы сорвался с обрыва. Перепончатые крылья сверкнули алым в свете юной зари, шипастый хвост со свистом стегнул по камням, дракон взлетел и исчез — словно чайка над морем, словно ласточка в небе, словно мысль.
Там, где он только что был, лежали лишь обгорелые лохмотья, куски кожи, что-то еще…
— Пошли отсюда, — сказал Гед.
Но женщина и девочка все никак не могли оторвать глаз от страшного пятна на камнях.
— Это все каменные люди, — сказала Терру. Отвернулась первая и двинулась прочь. Она шла по узкой тропе впереди мужчины и женщины.
— Это ее родной язык, — сказал Гед. — Язык ее матери.
— Техану, — сказала Тенар. — Ее имя Техану.
— Оно было дано ей великим Ономатетом.
— Она всегда была Техану, с самого начала! Всегда, всегда она была Техану!
— Пошли скорей, — сказала им девочка, оглядываясь. — Тетушка Мох больна.
Они успели вытащить тетушку Мох на воздух, на солнышко, промыть ее болячки и пролежни, сжечь прогнившие простыни, пока Терру бегала за чистыми простынями в дом Огиона. Заодно она привела с собой и пастушку Вереск. С помощью пастушки они удобно устроили старуху в постели, в окружении любимых цыплят и кур; Вереск тут же ушла, пообещав принести им что-нибудь поесть.
— Кому-то нужно сходить вниз, в Порт Гонт, — сказал Гед, — за тамошним волшебником. Чтобы он позаботился о тетушке Мох; ее не так уж трудно исцелить. И еще нужно сходить в поместье Лорда. Теперь старый Лорд умрет. А его внук, напротив, будет жить, и жить нормально. Если в доме хоть немного прибрать… — Он сидел на пороге домика тетушки Мох, прислонившись виском к дверному косяку, и грелся на солнце, закрыв глаза. — Почему, ну почему мы совершаем все наши поступки? — спросил он.
Тенар долго мыла руки, лицо, плечи в тазу с чистой водой, которую только что набрала в колодце. Вымывшись, она огляделась. Совершенно выбившись из сил, Гед так и заснул на крылечке, повернув лицо навстречу солнечным лучам. Она села с ним рядом и положила голову ему на плечо. «Неужели нас помиловали? — подумала она. — Как это так получилось, что нас оставили в живых?»
Она посмотрела вниз: рука Геда, расслабленная и повернутая ладонью вверх, лежала на земляной ступеньке. Она вспомнила о крохотном пушистом кустике чертополоха, что трепетал на ветру, и о когтистой лапе золотисто-красного дракона. Она почти задремала, когда рядом с ней присела девочка.
— Техану, — прошептала Тенар.
— А мое маленькое деревце погибло, — сообщила ей девочка.
Несколько мгновений потребовалось усталому и сонному мозгу Тенар, чтобы осознать, что случилось, и она наконец достаточно проснулась, чтобы спросить девочку:
— А на старом дереве персики есть?
Они разговаривали очень тихо, чтобы не разбудить спящего Геда.
— Только очень маленькие, зеленые.
— Они созреют — после Долгого Танца. Теперь уже скоро.
— Можно нам тогда посадить еще одну косточку?
— Столько, сколько захочешь. А в доме все в порядке?
— Там очень пусто.
— Ну что, останемся тут жить? — Тенар чуть приподнялась и, обняв девочку, прижала ее к себе. — У меня есть деньги, — сказала она. — Хватит, чтобы купить стадо коз и зимнее пастбище у Турби, если он его еще продает. Гед знает, как и где нужно пасти коз в горах летом… Интересно, та шерсть, которую мы тогда собирали, сохранилась? — И она вдруг подумала: «Мы же забыли Книги! Книги Огиона! На каминной полке. Мы оставили их Искорке на Дубовой Ферме — ах, бедный парень, он не сможет в них прочесть ни слова!»