Решив, что более удобной минуты для решения вопроса о ЗИС-3 не подобрать, Грабин попытался заговорить о дивизионке.
— Нашу Ф-двадцать два УСВ, товарищ маршал, сняли с производства. Правильно ли это?
— Правильно, — отрезал Кулик. — Дивизионных пушек в войсках много, лишние нам не нужны. И вам нечего о них думать. Сейчас все внимание уделите танковому орудию.
Грабин поднялся. Говорить о ЗИС-3 было опасно.
Так и не побывав на заводе, маршал Кулик заторопился в Москву. Выходило, что он приезжал только за тем, чтобы заручиться согласием Грабина работать над пушкой для тяжелого танка. Но ведь для этого хватило бы телефонного звонка. Значит, готовится какое-то важное решение? Будет ли оно касаться только танкового вооружения, или речь идет о всей артиллерии? Повлияет ли оно на судьбу дивизионки?
Елян, с нетерпением ожидавший возвращения Грабина, был не меньше его удивлен необычным приездом Кулика.
— О заводских делах не расспрашивал? — первым делом поинтересовался он.
— Нет.
— А о дивизионке?
— Сказал, что дивизионных пушек в армии хватает.
Директор тряхнул густой шевелюрой и развел руками:
— Ничего не понимаю. Во всяком случае, приезжал он неспроста. Чувствую, что придется нам переключаться на танковое вооружение.
Грабина подмывало заговорить о перестройке взаимоотношений конструкторского бюро с заводом. Но он сдержал себя. Появилась надежда, что новые, более сложные задачи помогут ускорить внедрение более прогрессивных методов создания и производства артиллерийского вооружения. Успокаивало и то, что сама жизнь подталкивает к этому. Не в кабинетных переговорах, а в цехах и отделах шла постепенная перестройка сложного процесса создания новых систем вооружения.
Слухи о скоростном проектировании и производстве артиллерийских орудий распространились довольно быстро. На завод зачастили представители из академий и научных учреждений, нередко приезжали за опытом представители других конструкторских бюро. Грабин не делал секрета из своих новшеств, охотно рассказывал о том, что достигнуто, что не удалось, о чем он мечтает.
По просьбе директора Ленинградского института усовершенствования инженерно-технических работников Василий Гаврилович Грабин подготовил доклад о новых методах проектирования и производства в машиностроении.
В Ленинград он выехал вскоре после разговора с Куликом, успев только в общих чертах обсудить с конструкторами проблемы создания новой танковой пушки.
Доклад заинтересовал слушателей. Грабин, время от времени оглядывая зал, видел, что многие делают записи, никто не занят, как это порой бывает, посторонним делом. И когда к нему на носках торопливо подошел незнакомый мужчина, он посмотрел на него с раздражением.
— Вас к телефону, — шепнул незнакомец и, не оглядываясь, пошел к выходу.
Василий Гаврилович продолжал доклад, стараясь понять странную ситуацию, в которую был поставлен. «Остановиться? Извиниться, сказать, что его просят к телефону? Кто просит? Что за срочность? А вдруг это обычный, не имеющий особой важности, звонок?» Но тот же мужчина снова появился в зале и, подойдя к трибуне, более требовательно повторил просьбу. Прервав доклад, Грабин последовал за ним, шепнув председательствующему, чтобы объявил перерыв.
— Где телефон? — спросил Грабин у незнакомца, который так и не представился ему.
— Телефон в Смольном. Звонят из Москвы. Машина ждет у подъезда, — по-военному ответил тот.
— Скажите, что буду не скоро, — попросил Василий Гаврилович дежурного, выходя из здания.
Ехали молча. Сопровождающий был неразговорчив, а Грабин терялся в догадках: о чем предстоит разговор? В одном он не сомневался, что случилось что-то очень важное. Иначе бы его не стали искать, не вызвали бы в Смольный.
В кабинете секретаря обкома партии Грабина ждали. Не успел он поздороваться, как один из работников уже протянул ему телефонную трубку. Василий Гаврилович по голосу узнал Поскребышева, ему приходилось ранее разговаривать с ним. Тот справился о самочувствии, извинился, что вынужден был вызвать с лекции, и предупредил:
— С вами будет говорить товарищ Сталин.
В аппарате щелкнуло, наступила необычная для телефонной связи тишина, а потом отчетливо и ясно, будто собеседник находился рядом, послышался хрипловатый голос:
— Здравствуйте, товарищ Грабин. Я хочу с вами посоветоваться. Есть мнение, что тяжелый танк вооружен маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка. В настоящее время рассматривается вопрос о перевооружении его: вместо семидесятишестимиллиметровой пушки предлагается поставить мощную стосемимиллиметровую. Хотелось бы знать вашу точку зрения по этому вопросу. Возможно, вам трудно будет оценить это предложение, так как тяжелый танк вооружен орудием вашей конструкции.
Грабину сразу же вспомнилась недавняя встреча с маршалом Куликом, многозначительное выражение его лица.
«Так вот в чем дело! Вооружением КВ заинтересовался Сталин!» — подумал он.
Ответив Сталину, что готов высказать свое мнение, Василий Гаврилович подробно изложил то, что было много раз обдумано и взвешено. Танковая пушка должна обладать мощностью, необходимой для того, чтобы с расстояния в один километр снаряд мог пробивать броню, равную броне того танка, на который она поставлена. Сталин слушал внимательно, не перебивая. А когда Грабин закончил, сказал:
— Ответьте, пожалуйста, можно ли на тяжелый танк поставить стосемимиллиметровую пушку?
— Можно, товарищ Сталин.
Наступила пауза, а потом, не меняя интонации, Сталин повторил свой вопрос. Василий Гаврилович с той же уверенностью ответил, что он глубоко убежден и в необходимости, и в возможности вооружить КВ мощной пушкой 107-мм калибра. Опять наступила пауза, после чего Сталин как бы подвел итог разговора:
— Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор, пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует международная обстановка. Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве? Вы нам здесь очень нужны.
— Хорошо, товарищ Сталин. Завтра я буду в Москве.
На этом разговор закончился. Грабин вышел из кабинета и опять пошел за тем же сопровождающим. В голове все спуталось. Завтра нужно быть в Москве. В институте надо закончить доклад. Нужен билет на поезд.
— Куда едем? — поинтересовался шофер.
— Сначала в институт, — распорядился Грабин и обратился к своему молчаливому спутнику: — Не могли бы вы купить мне билет до Москвы, а я за это время закончу доклад?
— Все будет сделано, — ответил тот.
Необычность темы и новизна решения многих вопросов по-разному были восприняты слушателями. Было ясно, что далеко не все согласны с Грабиным. В записках, поступивших к нему, выражалось недоумение. Один спрашивал, не приведет ли ускорение процесса к снижению качества конструирования? Другой был против унификации деталей. Третьему не нравилось объединение отделов главного конструктора и главного технолога.
Обсуждение грозило затянуться, а Грабин должен был успеть на поезд. Решили, что сразу же после доклада он уедет, а текст выступлений будет выслан ему для ознакомления и ответа.
Прибыв в Москву, Грабин успел побывать в артиллерийском и бронетанковом управлениях, а затем его вызвали на совещание к секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову. Речь шла о создании танковой пушки. Жданов кратко обрисовал положение. Напомнил, что за рубежом, особенно в Германии, конструкторы заняты созданием танков с более толстой броней. Поэтому партия и правительство поставили задачу перевооружить наш танк. Какого калибра нужна пушка? Когда она будет готова? Что необходимо для ускорения работы?
Эти вопросы должны были обсудить участники совещания для подготовки постановления ЦК и СНК.
— Когда будет готов танк? — обратился Жданов к конструктору танков Ж. Я. Котину.
— Как только Грабин даст пушку, — ответил Жозеф Яковлевич.
— Товарищ Грабин, когда вы сможете дать пушку?
— Через сорок пять дней, — ответил Василий Гаврилович.
Жданов нахмурился, удивленно-вопросительно глянул на Грабина, сказал жестко:
— Мы собрались здесь, чтобы серьезно решать вопрос, а вы шутите… Пойдите и посоветуйтесь еще раз.
Спустя некоторое время Жданов снова принял участников совещания:
— Ну как, товарищ Грабин, определили сроки?
— Да.
— Наверное, не сорок пять дней?
— Сорок пять, товарищ Жданов.
— И все-таки с вами я не согласен. Думаю, что этого времени вам будет недостаточно. Мы не знаем ни одного случая, чтобы новую танковую пушку создавали не только за сорок пять, но и за девяносто дней, — сказал Жданов.
— Согласен, такого не было. Теперь будет. Прошу вас, товарищ Жданов, утвердить срок изготовления опытного образца, предложенный мною.
…Называя секретарю ЦК срок, который всем участникам совещания показался нереальным, Грабин учитывал все, что было сделано у них в КБ и на заводе по внедрению ускоренных методов создания артиллерийских систем. Он учил коллектив работать в условиях военного времени, когда сроки исчисляются не годами и месяцами, а днями и часами. Поэтому полученное задание не испугало его, а даже обрадовало. Он не хотел никаких скидок, ему надо было проверить на деле возможности КБ и всего завода, увидеть на практике, чего он сумел добиться, а что ему пока не удалось.
Домой вернулся собранным, твердо видящим цель, готовым к борьбе с трудностями. Он был в таком настроении, в каком хороший солдат поднимается в атаку. Не теряя времени, поставил подчиненным задачи и определил сроки их выполнения. С этого часа стремления, мысли и дела его коллектива были подчинены заботам о новой танковой пушке. Индекс ей присвоили ЗИС-6.
Вся история создания орудия умещается на нескольких страницах из ученической тетради. 6 апреля 1941 года проект решения ЦК и СНК был утвержден. 7 апреля состоялось расширенное совещание технического совета завода, где был разработан подробный график проектирования и изготовления опытного образца ЗИС-6.